Дневники - Гиппиус Зинаида Николаевна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/71
• Следующая

Слухи о готовящихся выступлениях так разрослись перед 14-м, что думцы-блокисты стали пускать контр-слухи, будто выступления предполагаются провокаторские.

Тогда я позвонила к одному из "нереальных" политиков, т.е. к одному из левых интеллигентов. Правда, лично он, звезд не хватает и в политике его, всяческой, я весьма сомневаюсь, - даже в правильной информации сомневаюсь, однако насчет "провокации" может знать.

Он ее отверг и был очень утвердителен насчет скорых возможностей: "движение в прекрасных руках".

Между тем 14-го, как я предрекала, ровно ничего не случилось.

Вернее - случилось большое "Ничего". Протопопов делал вид, что беспокоится, наставил за воротами пулеметов (особенно около Думы, на путях к ней; мы, например, кругом в пулеметах), собрал преображенцев...

Но и в Думе было - Ничего. Министров ни малейших. Охота им туда ездить, только время тратить! Блокистам дан был, для точения зубов, один продовольственный Риттих, но он мудро завел шарманку на два часа, а потом блокисты скисли. "Он сорвал настроение Думы", писали газеты.

Милюков попытался, но не смог. Повторение всем надоело. Кончил: "хоть с этим Правительством Россия не может победить, но мы должны вести ее к полной победе, и она победит" (?).

С тех пор, вот неделя, так и ползет: ни шатко, ни валко. Голицын в Думу вовсе носа не показал, и ни малейшей "декларацией" никого не удостоил.

Протопопов предпочитает ездить в Царское, говорить о божественном.

Белые места в газетах запрещены (нововведение) и речи думцев поэтому столь высоко обессмысленны, что даже Пуришкевич застонал: "не печатайте меня вовсе!"

Говорил дельное Керенский, но такое дельное, что Пр-во затребовало его стенограмму. Дума прикрыла, не дала.

С хлебом, да и со всем остальным, у нас плохо.

А в общем - опять штиль. Даже слухи, после четырнадцатого, как-то внезапно и странно сгасли. Я слышала, однако, вскользь (не желая настаивать), будто все осталось, а 14-го, будто, ничего не было, ибо "не желали связывать с Думой". Ага! Это похоже на правду. Если даже все остальное вздор, то вот это психологически верно.

Но констатирую полный внешний штиль всей недели. Опять притайно. Дышет ли тайной?

Может быть - да, может быть - нет. Мы так привыкли к вечному "нет", что не верим даже тому, что наверно знаем.

И раз делать ничего не можем - то боимся одинаково и "да" и "нет"...

Я, ведь, знаю, что... будет. - Но нет смелости желать, ибо... Впрочем, об этом слишком много сказано. Молчание.

Театры полны. На лекциях биток. У нас в Рел.-Фил. Oб-ве Андрей Белый читал дважды. Публичная лекция была ничего, а закрытое заседание довольно позорное: почти не могу видеть эту праздную толпу, жаждующую "антропософии". И лица с особенным выражением - я замечала его на лекциях-проповедях Штейнера: выражение удовлетворяемой похоти.

Особенно же противен был, в программе неожиданно прочтенный патриото-русопятский "псалом" Клюева. Клюев - поэт в армяке (не без таланта), давно путавшийся с Блоком, потом валандавшийся даже в кабаре "Бродячей Собаки" (там он ходил в пиджачной паре), но с войны особенно вверзившийся в "пейзанизм".

Жирная, лоснящаяся физиономия. Рот круглый, трубкой. Хлыст. За ним ходит "архангел" (Есенин LDN) в валенках.

Бедная Россия. Да опомнись же!

23 Февраля. Четверг.

Сегодня беспорядки. Никто, конечно, в точности ничего не знает. Общая версия, что началось на Выборгской, из-за хлеба. Кое-где остановили трамваи (и разбили). Будто бы убили пристава. Будто бы пошли на Шпалерную, высадили ворота (сняли с петель) и остановили завод. А потом пошли покорно, куда надо, под конвоем городовых, - все "будто бы".

Опять кадетская версия о провокации, - что все вызвано "провокационно", что нарочно, мол, спрятали хлеб (ведь остановили железнодорожное движение?), чтобы "голодные бунты" оправдали желанный правительству сепаратный мир.

Вот глупые и слепые выверты. Надо же такое придумать!

Боюсь, что дело гораздо проще. Так как (до сих пор) никакой картины организованного выступления не наблюдается, то очень похоже, что это обыкновенный голодный бунтик, какие случаются и в Германии. Правда, параллелей нельзя проводить, ибо здесь надо учитывать громадный факт саморазложения Правительства. И вполне учесть его нельзя, с полной ясностью.

Как в воде, да еще мутной, мы глядим и не видим, в каком расстоянии мы от краха.

Он неизбежен. Не только избежать, но даже изменить его как-нибудь - мы уже не в состоянии (это-то теперь ясно). Воля спряталась в узкую область просто желаний. И я не хочу высказывать желания. Не нужно. Там борются инстинкты и малодушие, страх и надежда, там тоже нет ничего ясного.

Если завтра все успокоится и опять мы затерпим - по-русски тупо, бездумно и молча, - это ровно ничего не изменит в будущем. Без достоинства бунтовали без достоинства покоримся.

Ну, а если без достоинства - не покоримся? Это лучше? Это хуже?

Какая мука. Молчу. Молчу.

Думаю о войне. Гляжу в ее сторону. Вижу: коллективная усталость от бессмыслия и ужаса овладевает человечеством. Война верно выедает внутренности человека. Она почти гальванизированная плоть, тело, мясо - дерущееся.

Царь уехал на фронт. Лафа теперь в Царском Г-ке "пресекать". Хотя они "пресекать" будут так же бессильно, как мы бессильно будем бунтовать. Какое из двух бессилии победит?

Бедная земля моя. Очнись!

24 Февраля. Пятница.

Беспорядки продолжаются. Но довольно, пока, невинные (?). По Невскому разъезжают молоденькие казаки, (новые, без казачьих традиций) гонят толпу на тротуары, случайно подмяли бабу, военную сборщицу, и сами смутились.

Толпа - мальчишки и барышни.

Впрочем, на самом Невском рабочие останавливают трамваи, отнимая ключи.

Трамваи почти нигде не ходят, особенно на окраинах, откуда попасть к нам совсем нельзя. Разве пешком. А морозно и ветрено. Днем было солнце, и это придавало веселость (зловещую) невским демонстрациям.

Министры целый день сидят и совещаются. Пусть совещаются. Царь уже обратно скачет, но не из-за демонстраций, а потому, что у Алексея сделалась корь.

Анекдотично. Французы ничего не понимают. Да и кто поймет? Только мы одни. Отец и помазанник. Благодать выше законов. На что они при благодати!

Но не смеюсь. Пусть чужие...

Был mr. Petit, рассказывал о конференции. Он "получил телеграмму от Albert Thomas - Soyez interpret aupres de Vr. Doumergue. Понял смысл. Doumergue c ним не расставался и, сразу по приезде, сказал, что хочет видеть крупных политический деятелей. В тот день, в вестибюле Европ. Гостиницы, Палеолог отозвал Petit в сторону и сообщил, что ввиду желания Doumergua видеть Гучкова, Милюкова etc., он их всех приглашает в посольство завтракать. Завтрак состоялся. Был и Поливанов. Беседа была откровенная.

(Я вставляю: совсем как "во всех Европах". И послы и "крупные политические деятели..." Ну, послам и Бог велел не понимать, что они не в Европах, а эти-то! Наши-то! Доморощенные-то слепцы! Туда же не понимают ничего!)

Продолжаю рассказ Petit:

"Во время поездки в Москву, Petit сопровождал Doumergua. Из официальных interpretoa были два офицера генерал, штаба, Муханов и Солдатенков. Doumergue их стеснялся и уверял, что шпионы. В Москве Doumergue беседовал у себя, отдельно, с кн. Львовым и Челноковым. Львов произвел на него сильное впечатление. Любопытно, что во время беседы в номер вошел, не постучавшись, Муханов. Извинился и вышел. Потом и во время беседы Челнокова с Мильераном то же произошло, тоже вошел - не Муханов, а Солдатенков".

Интересен инцидент в Купеческой управе. Было много гостей, между прочим, Шебеко. Булочкин сказал официальную речь. Doumergue (ничего не понял) отвечал. Этим должно было кончиться. Но через толпу пробрался Рябушинский, вынул из кармана записку и хорошо прочел резкую французскую речь. Нация во вражде с правительством, пр-во мешает нации работать и т.д. И что заем не имеет успеха.

• Предыдущая
• 22/71
• Следующая