Фан-клуб - Уоллес Ирвин - Страница 65

• Предыдущая
• 65/145
• Следующая

— Ну, теперь посмотрим, — донеслись до нее его слова, — без бюстгальтера, а? Думаю, ты хотела, чтобы их видел весь мир. Вы только посмотрите. Таких больших и круглых я уже сто лет не видел. — Его грубые руки сомкнулись на каждой груди, разминая и растирая. Внезапно руки исчезли. — Давай не будем тратить время на предварительные разговоры.

Он быстро встал на колени на кровати рядом с ней.

Его ухмылка стала плотоядной и злобной.

— Ладно, детка, ты на меня посмотрела — как у носорога, а? Ну, а теперь моя очередь. Давай взглянем на самую известную дырку в мире.

Намереваясь сопротивляться ему до смерти, она начала поднимать ноги, чтобы сбросить его, но он схватил лапами ее поднимающиеся ноги и раздвинул их. Опустившись на нее, он прижал бедром ее левую ногу, в то время как рукой схватил ее вторую ногу и со зверской силой остановил ее.

Свободной рукой он пропустил пуговицы ее короткой кожаной юбки сквозь петли и откинул в сторону одну половину юбки, а затем и другую.

В это ужасное мгновение она попыталась припомнить, что она надела вниз сегодня утром, и вздрогнула. На ней были чертовы женские трусики, из прозрачного черного шелка, когда ленточка дюйма в два шириной идет вверх и соединяется с тонким поясом, низко располагающимся на бедрах. Это были ее самые тонкие трусики, которые едва прикрывали волосы и вульву, — лучший способ оставаться совершенно голой, чтобы ваши юбки и платья обладали ненарушенной гладкой линией. Но здесь, сейчас они были наилучшим возбудителем, она это знала.

Она мгновенно поняла, что была права.

Увидев, как загорелись его узкие глазки, когда он уставился ей между ног, она почувствовала, как его огромная штука напряглась у нее на бедре.

— Бог ты мой, — бормотал он, протягивая руку и отсоединяя сначала одну застежку, затем другую и откидывая вниз тонкую полоску шелка. Он смотрел все пристальнее, издавая восклицания, осматривая широкую подстриженную полосу волос и розовые губы влагалища. — Бог ты мой, — повторял он, — ну и красота, ну и красота, какой шикарный изысканный кусочек. Этого у тебя не отнимешь, как и у моей гаубицы.

С этими словами он быстрым движением освободил ее ноги и встал на колени прямо над ней. Освободившись, она мгновенно высоко подняла колени, надеясь оттолкнуть его ногами. Но в то время как ее ноги пошли вверх, его руки схватили ее за лодыжки. Затем, напрягшись, он широко раздвинул ее ноги, подняв их вверх к себе и раскрыв ее половые губы.

Застонав, она стала дергать удерживающие запястья веревки, глядя на его обнаженную фигуру между ногами. Он был чудовищен, ужасен. Господи, молилась она, позволь мне умереть.

— Ладно, детка, хорошо, — пел он. — Вот мы и идем.

Резко опустив ее левую ногу, он прижал ее под собой, и схватив свой твердый пенис, направил его к раскрытым губам ее вагины.

От страха она вздыхала, как пойманная крольчиха. Крепко зажмурившись, она молила про себя, чтобы произошло какое-нибудь чудо, пришло спасение или спаситель — но, нет, ответа не было, она оставалась беспомощной.

Она ощутила его между ног, он старался найти и войти в ее плоть, но, несмотря на то что давление было все сильнее, проникновения не было.

Он тихо, диким голосом ругался.

— Самая большая гильза в мире — и сухая и зажатая, как… ты, стерва, я тебе покажу.

Он убрал свой конец, но теперь в нее входило что-то другое, туда и сюда, его палец старался увлажнить ее — о, черт, черт, черт.

Внезапно палец был убран. Открыв глаза, она мельком его увидела — и внезапно он погрузился в нее, проталкивая все дальше и дальше, заполняя ее, обжигая, почти раздирая ее на части, пробиваясь все дальше.

Взорвавшись ужасом и яростью, она брыкалась и крутилась, стараясь изрыгнуть его из себя, крича пересохшим горлом. Ослепнув от слез, она стремилась отцепиться от него.

Но он забыл о ней, его не трогало ее сопротивление. Теперь он отпустил ее затекшие усталые ноги и находился полностью между ними и над ней, опустив руки ей на плечи и двигаясь как сумасшедший, длинными толчками. Скинуть его было невозможно, ее ягодицы были прижаты к кровати. Она подняла ноги и стала бить его пятками в спину, но полубессознательно поняла, что возбуждает его этим еще больше.

Он ехал на ней все сильнее и сильнее, не меняя темпа, безжалостно — только орудие его садистской злобы и победы врывалось, как кулак, в ее середину. Ее сопротивление слабело, ее бьющим ногам не удавалось вывести его из равновесия, прервать его, это только побуждало его к более глубокой, безжалостной казни.

Это было похоже на шатун, вставленный в ее плоть, движущийся туда-сюда со скоростью сто миль в час, сошедший с ума и раздирающий ее пополам.

О, Господи, без толку. Ее ноги больше не действовали. Ее душили боль и унижение, слепили слезы возмущения и ненависти. И должно же это было случиться из всех женщин именно с ней — после всех бесконечных лет борьбы за свободу, благополучие, за независимость и безопасность оказаться разбитой и разодранной на части бездумным, бессердечным и примитивным животным. О Господи, позволь мне умереть, навсегда.

Внезапно ее горящее тело наполнилось до предела, злокачественная опухоль еще раз разнесла, как на дыбе, ее половинки; она кричала во всю силу легких, но никто не слышал, затем она почувствовала как он напрягся на ней и испустил глубинный вздох, похожий скорее на стон, ощутила его алкогольное дыхание на лице и бесконечную гнилую поллюцию, заполнившую каждый уголок ее существа.

Наконец он завершил. Он опустил на нее весь вес своего костлявого тела, вздыхая и задыхаясь.

Еще полминуты, минута, и он снялся с нее. Еще одно старое доброе изнасилование к коллекции под его поясом.

— И так, это была Шэрон Филдс, — услышала она его слова.

Она лежала как мертвая, едва дыша, как покалеченное животное, неспособная больше к сопротивлению. Ее тело опустилось и поднялось вместе с матрасом, когда он встал с кровати. Она слышала, как он идет в ванную, заметила за закрытыми веками свет, услышала звук спускаемой воды.

Когда она открыла глаза, он стоял у прикроватного столика и натягивал брюки. Затем, затянув кожаный пояс, подошел к кровати и окинул ее взглядом.

— С тобой все в порядке, детка, — добродушно заметил он, — но в следующий раз ты будешь лучше. Когда ты научишься сотрудничеству, ты увидишь, насколько это лучше. Ты доставила мне некоторые неудобства. Заставила меня работать. Ты принудила меня кончить раньше, чем обычно. Но я обещаю тебе, в следующий раз мы сделаем это на всю катушку.

Она лежала, глядя в потолок, погрузившись в свои ощущения, чувствуя грязную влагу внутри и вокруг себя, снова ощущая себя на грани самоубийства.

— Ты должна признать, — говорил он, — что это не причинило тебе вреда, ничего не изменило. Так о чем же было шуметь? Все кончилось, это просто небольшое развлечение, так почему бы тебе с этих пор не расслабляться?

Она крепко закусила свой кляп и глаза ее снова заполнились злыми слезами.

Он оглядывал ее.

— Хочешь, я застегну тебе платье?

Ее глаза безразлично, не реагируя, смотрели мимо него.

Злодей пожал плечами. Он закрыл обе половинки ее юбки, не застегивая.

— Смотри, как бы ты здесь не простудилась, — потянувшись к ее затылку, он стал развязывать платок. — Думаю, ты заработала право дышать получше. — Развязав платок, он вытащил его у нее изо рта и сунул в карман. — Ну вот, детка. Лучше, не так ли?

Язык и горло ее слишком пересохли, чтобы говорить.

Она провела языком по небу и щекам, чтобы смочить, и это ей наконец удалось.

Он был уже у двери из спальни, когда к ней вернулся дар речи.

— Ты, грязный ублюдок! Чертов, мерзкий, грязный подонок! Я доберусь до тебя, я тебя кастрирую, убью тебя, если даже на это потребуется вся жизнь! Я доберусь до тебя!

Отперев дверь, он оглянулся через плечо и ответил ей широкой ухмылкой.

— Но ты уже меня имеешь, детка. Целиком и полностью, как никогда в жизни.

• Предыдущая
• 65/145
• Следующая