Фан-клуб - Уоллес Ирвин - Страница 97
- Предыдущая
- 97/145
- Следующая
— Около двух часов.
— Тогда ты не сможешь посмотреть ее целиком. Я справлюсь за час и не хочу болтаться здесь. Заедешь за мной, ну скажем, в два часа.
— Полфильма с Шэрон лучше, чем ничего, — пожал плечами Мэлон.
Йост указал место напротив стоянки.
— Вон там, у аптеки на Магнолии. Заберешь меня в два. Я буду ждать там с покупками…
И вот Адам Мэлон сидел в кинотеатре, впившись взглядом в экран, на котором огненно-красными буквами горело имя Шэрон Филдс, сменившееся затем названием «Клиенты доктора Бельомма» на красно-сине-белом фоне. Вдруг фон исчез с экрана, открывая уличный указатель: «Рю де Шаронн». Затем камера показала панораму модной парижской улицы восемнадцатого века и задержалась на воротах в высокой стене, частично скрывавшей расположенный в глубине роскошный отель. Камера переместилась на табличку, прикрепленную к воротам. Табличка гласила: «Частная клиника для душевнобольных. Директор д-р Бельомм».
Картина началась.
Ознакомительный кадр французской столицы с надписью наверху: Париж, 1793, в разгар французской революции и царства террора. Кадр быстро сменился серией, иллюстрирующей Париж во времена террора, и застыл на гильотине на Пляс Луи XVI, где палач, известный под именем «месье де Пари», демонстрировал головы обезглавленных аристократов, называемых им «клиентами», беснующейся вокруг эшафота толпе.
Сосредоточившись на происходящем на экране, Адам Мэлон пытался оживить в памяти содержание этого раннего фильма Шэрон Филдс. Он вспомнил, что начало картины лишь готовит зрителя к встрече с главной героиней, Жизель де Бринвильер, в исполнении Шэрон Филдс, приемной дочерью доброго графа де Бринвильера, либерального французского дворянина, попавшего в опалу к революционным фанатикам.
Мэлон углубился в воспоминания. Они плохо сохранились в памяти. Кажется, суть заключалась в том, что Шэрон в роли Жизель пыталась прятать приемного отца, пока тому не представится случай бежать из Франции. Мэлон уловил основной замысел сюжета, основанный на подлинном историческом эпизоде. Жизель временно пряталась вместе с приемным отцом в дорогой лечебнице для душевнобольных в сердце Парижа, которой владел доктор Бельомм. Добряк-доктор перевел тридцать семь своих настоящих больных в другую лечебницу, а в этой поместил аристократов, приговоренных к смерти и желающих отдать целые состояния, дабы сохранить свои головы в этом невероятном убежище. Мэлон припомнил, что напряженность сюжета заключалась в том, что Жизель прятала разыскиваемого революционерами приемного отца в клинике доктора Бельомма, одновременно пытаясь уведомить о своем положении некоего человека, собирающегося уплыть из Франции в Соединенные Штаты. Мэлон пытался вспомнить, удался ли этот план Жизель, но память подвела его.
Но история все равно замечательная, думал Мэлон, сопереживая героям разворачивающейся перед ним саги.
Больше всего он предвкушал первое появление на экране Шэрон Филдс в роли храброй и соблазнительной Жизели де Бринвильер.
И вот, наконец-то, она появилась, заполняя собой весь экран. Вот она томно моется, сидя в ванной в форме лебедя на верхнем этаже фамильного замка в предместье бурлящего Парижа. Адам Мэлон мигом забыл обо всем на свете.
Она была неземным созданием, но в то же время женщиной с обманчиво-ангельской внешностью, излучающей сексуальность. Ее белокурые волосы взбиты в высокой прическе, классический профиль еще не тронут будущими переживаниями, а роскошные груди, все в мыльной пене, чуть виднеются над краем ванны.
Кадр расплывается. Она во влажной, облегающей простыне — сушится, дразня безупречными женственными формами юных аристократических поклонников. Она, воплощенное веселье, откидывает назад голову и смеется. Она средоточие желания, с ее полузакрытыми зелеными глазами, страстным голосом и подчеркнуто женственной походкой. Она — символ свободной души; ее корсаж едва сдерживает рвущиеся на свободу юные груди, когда она беззаботно бежит через парк на свидание, не зная, что террор уже смыкается вокруг нее и ее семьи.
Кадр расплывается. Драматическое открытие грозящей опасности.
Кадр расплывается. Побег в ночи с графом и другими в лечебницу доктора Бельомма.
Адам Мэлон сидел, погруженный в мир старых фантазий. Она была образцом совершенства, эта богиня, безмерно женственная, но не прикосновенная на экране и не досягаемая для простых смертных в жизни.
Когда на экране появились вожди Террора, Адам Мэлон очнулся, вспомнил о том, где был, и скосил глаза на часы. Он находился в кинотеатре уже пятьдесят пять минут и знал, что должен немедленно покинуть его, чтобы вернуться в не столь симпатичный реальный мир.
Выход на свет божий почти травмировал его; надев черные очки, он стоял на главном перекрестке местечка под названием Арлингтон, в Калифорнии.
Превозмогая возникшее вдруг душевное смятение, он нашел путь к стоянке, на которой пеклась на солнце приземистая «багги».
Садясь в машину, он пытался сравнить далекую экранную богиню с молодой женщиной, которой он обладал две ночи назад и обладал вновь, уже с большим успехом, прошлой ночью.
Сгорбясь над баранкой руля, он все еще не мог прийти в себя. Жизель из фильма, увиденного в понедельник днем, и Шэрон во плоти в загородном доме, давшая ему физическую любовь в субботу и воскресенье ночью — разные люди. Они были в чем-то несопоставимы, не могли слиться воедино. Жизель ни за что не позволила бы плебею вроде него войти в свое тело. Но Шэрон позволила ему это, даже поощряла и наслаждалась памятным совокуплением в равной с ним мере.
Это казалось немыслимым.
Он вдруг ощутил глубокую боль, сродни потери, и испытал приступ печали.
В эти минуты он пожалел о том, что пошел в кино. Он не должен был позволять себе временного забвения в фантастическом мире. В реальности у него было то, чему мог позавидовать любой мужчина, и этого должно было быть достаточно.
Мэлон со вздохом завел машину, развернулся и направился на то место, где обещал захватить Говарда Йоста.
Заметив фасад аптеки, он подъехал к тротуару в ту минуту, как раскрасневшийся и запыхавшийся Говард Йост вперевалку выкатился из аптеки с большой сумкой, наполненной пакетами разных форм и размеров.
— Транжира из транжир, — пробормотал Йост, бросая сумку на поднятое заднее сиденье «багги». — Погоди минутку, у меня еще одна ноша.
Он исчез внутри аптеки и затем появился с еще более внушительной сумкой, по-видимому забитой продуктами. С помощью Мэлона он расчистил еще одно место на заднем сиденье.
— Порядок, — заметил он. — Пора трогать.
Йост уже садился на переднее сиденье рядом с Мэлоном, когда из аптеки хромая выскочил сгорбленный пузатый старик с лысой головой и морщинистым лицом над скошенным подбородком и в белом пиджаке.
— Сэр, одну секунду, сэр! — крикнул он Йосту.
Йост удивленно повернулся и пояснил Мэлону:
— Это старый чудак, хозяин аптеки. Что ему нужно?
Владелец аптеки, запыхавшись, подошел к машине.
Он держал в руке счет и немного мелочи.
— Вы забыли свою сдачу, — сказал он. — Нельзя же было отпускать вас без вашей сдачи, сэр.
Весело кивнув, Йост принял мелочь.
— Честный человек, — заметил он. — Жаль, что таких маловато. Спасибо.
— Никогда не держу у себя ничего, не принадлежащего мне по праву, — благочестиво пробормотал старик. — Рад был услужить вам, сэр. И я постараюсь добыть пару вещиц, которых у меня не было в запасе.
— Буду вам признателен, — отсалютовал ему Йост.
Он влез в машину, а владелец аптеки шагнул назад и громко восхитился машиной:
— Вот так тачка, — сказал старик. — У меня была такая же для ранчо. Но для города она не слишком-то подходит. Шины не держатся на цементе улиц. Вы поосторожнее, не то помчитесь на ободах.
— Теперь их делают по-другому, папаша, — заверил его Йост. — Эти особые, универсальные шины хороши и для земли, и для асфальта.
Владелец уставился на шины и оценивающе покачал головой:
- Предыдущая
- 97/145
- Следующая