Навсегда - Гулд Джудит - Страница 42

• Предыдущая
• 42/118
• Следующая

Сидя на балконе на проржавевших стульях, какие можно часто увидеть в уличных бистро, они смотрели на Дунай, потягивая вино. Толстая, черная, пушистая кошка с сонными глазами-щелками тихонько урчала на коленях у мадам: вторая кошка, усевшись у ее ног, занималась собственным туалетом.

— Кошки, — говорила мадам Балац, — это такие удивительные создания! Такие изящные, преданные, и в то же время такие независимые, гордые. Вот, например, Аида. — Мадам явно отдавала предпочтение кошке, расположившейся у нее на коленях. — Она похожа на принцессу, правда? Неудивительно, что египтяне поклонялись кошкам. — Мадам внимательно разглядывала Стефани. — Считается, что у них девять жизней и что их убивает любопытство. Но любопытство может погубить кого угодно, вы так не считаете?

«Уж не скрытое ли это предупреждение мне, — подумала Стефани, — намек на мои занятия?» Но откуда мадам могла знать о том, чем занималась Стефани? Стефани решила, что это просто часть репертуара мадам — так сказать, легкая разминка перед основным выступлением. Мадам вот уже три часа рассказывала Стефани различные истории, засыпав ее подробностями, деталями, мелкими случаями. Сейчас шел рассказ о том, как она ужинала в одиночестве в ресторане и какой-то совершенно незнакомый человек, встав из-за соседнего столика, вдруг укусил ее в шею.

Он был маленького роста, противный, по глазам видно, что помешанный. Можете себе представить? Этот коротышка вдруг вскакивает, бросается ко мне, кусает меня в шею и убегает!

— Может быть, он воображал себя вампиром? — предположила Стефани.

Обдумав это объяснение, старушка задумчиво кивнула головой.

— Возможно, вы правы. Трансильвания не так уж далеко отсюда, вы знаете.

Стефани не совсем понимала, при чем здесь Трансильвания, но благоразумно решила промолчать.

— Ладно, — сказала старушка, поглаживая пушистый урчащий клубок на коленях, — вернемся к основной теме нашего разговора. Вас интересует Лили.

Стефани улыбнулась.

— Только не говорите мне, что она была вампиром.

Но мадам не улыбнулась в ответ на эту шутку.

— Вы знаете, Лили завораживали истории о вампирах.

— Правда? Почему?

Мадам Балац вздохнула.

— Ее сводила с ума одна только мысль о старении и смерти. Видите ли, мисс Смит, это была ее мечта — вечная жизнь.

— Правда? — голос Стефани внезапно стал хриплым. — Она что же, искала источник вечной молодости?

Мадам, выпрямившись, откинулась на спинку стула.

— А разве каждый из нас не мечтает об этом?

Стефани покачала головой.

— У Лили было больше причин, чем у кого-либо, стремиться к вечной жизни. Вы только подумайте, как трагично складывались обстоятельства ее молодости. Ее окружали смерть и старение.

— Я знаю, — кивнула Стефани. — Сначала, когда она была еще маленькой, умер ее отец, потом ее сестра Лизелотт, страдавшая героморфизмом.

— Это была трагедия! Кровь стынет в жилах. Я была знакома с бедняжкой Лизелотт. Нельзя было поверить, что это родная сестра Лили и Луизетт. Ее можно было принять за их бабушку! А ведь она была совсем молоденькая! — Мадам передернулась при этом воспоминании, как от внезапного озноба. Лежавшая на ее коленях кошка открыла глаза и жалобно мяукнула. — Тихо, тихо, моя милая, — успокоила ее старушка.

— Видимо, то, что сестра дряхлела у нее на глазах, сильно повлияло на Лили, — задумчиво сказала Стефани.

— Разумеется, — старушка сочувственно качала головой. — И за этой трагедией последовала еще большая!

— Вы имеете в виду крушение поезда?

— Это случилось к северу отсюда, на изгибе Дуная. — Мадам, кивнув, поцокала языком. — Это доказывает, что не следует недооценивать цыганское проклятие.

— Что? — Стефани вперилась в свою собеседницу. — Разве на семье Билфелдов лежало проклятие?

— Кто знает? Но незадолго до смерти Лизелотт Лили водила ее к цыганке, про которую говорили, что она лечит руками. Ну вы понимаете, это было уже после того, как от Лизелотт отказались все врачи. Они попросили меня пойти вместе с ними, и я согласилась. Луизетт оставалась дома. Она всегда была немного суеверна и боялась цыганок. Кроме того, Луизетт была не из тех, кто любит заглядывать в будущее. Еще немного вина?

— Нет, спасибо, у меня еще есть.

— Вам когда-нибудь предсказывали будущее?

— Я как-то собиралась сходить к гадалке, да так и не пошла.

Мадам прищурилась. Этот прищур напоминал пауков, сцепившихся лапами.

— Может быть, правильно сделали. Избыток знаний может оказаться опасным, впрочем, как и их недостаток. Так вот, об этой цыганке-целительнице. Это была румынская цыганка, все настоящие цыгане — румыны. Очень милая женщина, красивая. Я сразу поняла, что она провидит будущее. «Ты останешься вдвоем с той, которой здесь нет», — сказала она Лили. Она именно так и сказала: «Ты останешься вдвоем…» А потом она обратилась к Лизелотт: «Я не могу тебя вылечить, и никто другой не сможет этого сделать. Но не расстраивайся, дитя мое. Скоро твои страдания кончатся. Ты уйдешь в другой мир, где все прекрасны». — Глаза мадам Балац мрачно блестели. — И она оказалась права, не так ли?

Стефани моргнула.

— Железнодорожная катастрофа! — прошипела мадам. — Разве вы не понимаете? Это произошло на следующей же неделе!

— Ах, да… конечно. Я понимаю. — Стефани охватило непонятное беспокойство. Все эти разговоры о вампирах, героморфах, предсказаниях и проклятиях вдруг перестали быть забавными. Волшебный вид Дуная, удлинившиеся вечерние тени и то обстоятельство, что она находилась в Восточной Европе, в этом краю мифов и легенд… Как будто она увязла в каком-то сне, который уже не волновал ее, а она все никак не могла проснуться.

— А теперь самое удивительное. Вы знаете, кто больше всех привлек внимание цыганки?

— Кто же? — Стефани решила, что было бы невежливо не спросить.

— Вовсе не бедняжка Лизелотт, ради которой мы, собственно, и пришли к цыганке. Нет. Именно Лили притягивала ее внимание. Я помню ее слова, обращенные к Лили: «Я знаю, что ты ищешь вечной жизни». Вы представляете? Она ведь до этого Лили и в глаза не видела! И никого из нас. Это было так страшно. Я хотела убежать, но осталась помимо своей воли, была словно приворожена к месту. А потом я услышала, как она сказала Лили: «Тайна, к которой ты стремишься, существует. И если кому-либо суждено ее найти, то это будешь ты. И тогда долгие годы ты будешь цвести красотой вечной молодости. Но будь осторожна, дитя мое! Будь осторожна! Всему живому суждено обрести вечный покой!» Какие загадочные слова! Я долго не понимала, что они означают. Но много лет спустя я поняла. Видите ли, мои собственные глаза не могли меня обмануть.

— Простите меня, пожалуйста, — перебила ее Стефани, — я немного запуталась.

— Я объясню.

На соседний балкон, громко чирикая, сел воробей.

Аида открыла сонные желтые глаза, но с поистине королевским достоинством продолжала лежать на коленях своей хозяйки.

— О! Вы только послушайте! — Старушка склонила голову набок, прислушиваясь. — Какое чудесное пение! Как радостно это — чувствовать жизнь!

— Да, очень красиво.

— Эта птичка напомнила мне, что мы с Лили занимались у одного и того же педагога, хотя уроки проходили раздельно. Вы знаете об этом?

— Вы говорите о мадам Зекели?

— Правильно. Кроме того, мы вместе учились в Академии Листа. Мне особенно запомнился один день. Мадам Зекели сделала так, что мы с Лили должны были петь вместе. Вы знаете «Россиньоль»? «Соловей» Делиба?

Стефани утвердительно кивнула.

— Жаль, что его сейчас так редко исполняют. Он очень красив, до боли, его почти невозможно петь. Видите ли, там всего три исполнителя: флейта, фортепиано и меццо-сопрано. Все три партии требуют виртуозного мастерства: такова партитура. У нас было только фортепиано: так решила мадам Зекели. Я исполняла вокальную партию, а Лили — партию флейты — без слов, разумеется. Это было потрясающе! Потрясающе!

Мадам пропела несколько тактов. Ее голос был на удивление сильным. Он взлетал, и дрожал, и трепетал. И Стефани вдруг осознала, что голос — это тоже музыкальный инструмент. Мадам Балац замолчала, улыбаясь каким-то своим воспоминаниям.

• Предыдущая
• 42/118
• Следующая