Факелоносцы - Сатклифф Розмэри - Страница 33

• Предыдущая
• 33/60
• Следующая

— А это не может сделать кто-нибудь из мужчин? — спросил он.

— Ты разве не слышал? Раянид, моя сестра, ведь сказала тебе, что наш отец вместе со всеми на охоте.

— И что же, с ним все мужчины деревни?

— Да, все, кто не занят по какой-либо причине. Но может, позвать тебе Килвина? Он у себя, тачает башмаки. Или же сходить за Враном — он сидит в своей хижине с больной ногой?

— Нэсс, как ты можешь? — упрекнула ее вконец расстроенная старшая сестра, но Нэсс даже ухом не повела.

— Я сам отведу ее и все сделаю, если ты скажешь мне, где найти конюшню, — сказал Аквила.

— А потом все будут говорить, что в доме моего отца гость сам должен ставить свою лошадь в конюшню после долгой дороги? Нет уж! Пусть у нас тут бедное глухое место и пусть мы должны зарезать свинью, чтобы накормить правителя Британии, хотя свиней, смею думать, для него закалывали и до нас, зато никто не упрекнет нас, что гостю здесь приходится самому ухаживать за своей лошадью.

Аквила понял: девушка злится на него из-за того, что он смеялся над ее сестрой, вернее, даже из-за того, как он смеялся, — и, странное дело, именно за это она ему понравилась. Рука его лежала на оголовке уздечки рядом с ее рукой, и ему ничего не оставалось, как убрать ее.

— Кажется, единственное, что я могу сделать, — это поблагодарить тебя и уступить твоему желанию, — сказал он сухо.

Какое-то мгновение он стоял и смотрел, как она уводит лошадь, а потом повернулся к Раянид. Щеки девушки все еще рдели, словно маков цвет, и он подумал, что она попытается извиниться за сестру. Но она этого не сделала, а только сказала с тихим достоинством:

— Войди в дом и отдохни, а мы пока приготовим все для Амбросия.

«Что ж, сестры, очевидно, очень преданы друг другу», — решил Аквила.

Когда коров ставили на ночь в коровники, прибыли Амбросий и охотники. В этот вечер в доме Крадока было устроено пиршество, а наутро все отправились на волчью охоту. Крадок был горд тем, что в его владениях всегда хорошая охота. Вот и сейчас они привезли домой три серые туши, их сначала показали женщинам, а затем вывесили в качестве трофеев в большой комнате, перед тем как освежевать и отдать мясо собакам.

А ночью, лишь окончился пир и пришло время сна, Амбросий послал за Аквилой, чтобы он прислуживал ему вместо оруженосца, который, будучи молодым и невоздержанным, без меры возгордился тем, что участвовал в охоте на волков и по этому случаю выпил слишком много жидкого верескового меда, а теперь спал сном младенца тут же в зале под скамейкой.

Комната для гостей напомнила Аквиле каморку в доме брата Нинния, где он спал с кровавой ссадиной от обруча на шее, причинявшей ему боль при каждом движении. Только здесь, у Крадока, на постели лежали тонкой выделки оленьи шкуры и набитые перьями подушки из синей и лиловой ткани. Кто-то поставил на низком стульчике возле ложа вазу с яблоками. И запах золотистых плодов с нежными коралловыми крапинками и жилками мешался с ароматом благовонных трав, сжигаемых на белой восковой свече.

Амбросий, сидящий на постели, взял из вазы яблоко и повертел его в пальцах, разглядывая прозрачную кожицу.

— Какое чудо, это яблоко! И как редко мы это замечаем… — Он вдруг внимательно посмотрел на Аквилу. Тот, прислонившись к столбу посреди комнаты, полировал бронзовый шишак плетеного охотничьего щита, с которым его повелитель весь день не расставался.

— Послушай, Дельфин, тебе эта жизнь в горах не кажется странной? — спросил Амбросий.

— Кажется, но меньше, чем год назад.

— А для меня она привычная. Ведь с девяти лет другой я не знаю. — Он снова начал разглядывать яблоко, то и дело поворачивая его в руке. — Но сначала она мне тоже казалась странной. Я был приучен носить римскую тунику и учился читать под руководством наставника-грека. Я помню бани в Венте и квадратные комнаты с высокими потолками, помню и фракийскую конницу: как они скакали по улице с таким видом, будто весь окружающий мир — дурно пахнущая свалка. Знаешь, Дельфин, это необычное ощущение — жить одновременно в двух мирах.

— Но может, именно в этом спасение Британии, — сказал Аквила. Дохнув на бронзовый шишак щита, он принялся тереть его с удвоенной силой, чтобы избавиться от пятна волчьей крови. — Вождю, будь он чистокровный британец или же чистокровный римлянин, пришлось бы туго. Ему не управиться с такой разношерстной командой, как мы, когда дело дойдет до битвы.

— «Когда дело дойдет до битвы…» — задумчиво повторил Амбросий. — Ждать до весны уже недолго.

Он замолчал. Аквила поднял голову и поглядел на него.

Бледность и выражение озабоченности на лице Амбросия не на шутку встревожили его. И все это после пения под арфу и бесшабашного веселья в чертоге Крадока!.. От волнения Аквила даже перестал тереть щит.

— Следующей весной? — переспросил он.

— Да. Раз уж саксы зажужжали, как растревоженный улей, мы не посмеем дольше тянуть с наступлением.

Аквила почувствовал, как у него вдруг сильнее забилось сердце. Наконец, наконец грядет то, чего они так долго ждали.

Однако что-то в словах Амбросия озадачило его, и он нахмурился:

— Не посмеем? А почему ты хочешь тянуть еще?

— Тебе, вероятно, моя речь кажется слишком осторожной, будто речь старика. — Амбросий снова взглянул на него. — Дельфин, я жажду добраться до глотки саксов не меньше, чем самые отчаянные головорезы среди нас. Но я должен быть уверен в успехе. И если бы Этий прислал нам из Галлии хотя бы один легион, мы бы справились. Видишь ли, когда Рим нас подвел, я понял — пройдут годы, прежде чем мы окрепнем настолько, чтобы сражаться в одиночку… Да, я должен быть уверен в успехе. Я не могу позволить себе проиграть, ибо у меня нет ничего в запасе, ничего, что помогло бы мне обратить поражение в победу.

— А Молодые Лисы? Разве не улучшилось наше положение с их приходом? — спросил Аквила после короткой паузы.

— Да, конечно, если бы только я мог на них положиться. В самих-то Лисах, в их преданности, пожалуй, я уверен. Что же касается остальных — не знаю. Я редко доверяю даже моим соплеменникам. Мы слишком много грезили, и грезы разъединяют нас. Вот почему мы должны завязать более тесные связи с нашими новыми друзьями.

— Какого рода связи?

Амбросий положил яблоко обратно в вазу с видом человека, который решился на важный шаг.

— Дельфин, — сказал он, — возьми в жены одну из дочерей Крадока.

Сперва Аквила решил, что Амбросий шутит, но потом понял, что тот говорит серьезно. Во время пира Аквиле, как и всем остальным из свиты Амбросия, прислуживали дочери Крадока, он даже перекинулся с ними несколькими словами… но это было все.

— Я вообще не думал брать женщину от отцовского очага, — сухо сказал он.

— А ты подумай.

Наступило продолжительное молчание. При свете свечи двое спокойно смотрели друг другу в глаза.

— Почему Крадок согласится отдать дочь от своего очага? — прервав наконец молчание, спросил Аквила. — У меня нет земли, нет имущества, только лошадь и меч, что дал мне ты.

— Крадок отдаст тебе дочь, если попросишь, потому что ты из моего окружения и потому что он погиб бы в Абере, не отведи ты удар, предназначенный ему.

«Что ж, если Амбросию кажутся полезными такие вот связи между его народом и народом Вортимера, то самое правильное — ему самому взять в жены дочь какого-нибудь местного князя, но, конечно, познатнее Крадока», — мелькнуло в голове у Аквилы.

Амбросий медленно поднял голову, и Аквиле почудилось, что глаза его видят что-то важное в недоступной другим дали.

— Управлять Британией — достаточно тяжкая ноша, — проговорил Амбросий. — Она потребует от человека всех его сил и отказа от всех других привязанностей.

Аквила молчал. Из-за Флавии он не хотел иметь дело с женщинами ни сейчас, ни потом. Они таили в себе опасность и могли сильно ранить. Но он знал: попроси его сейчас Амбросий отправиться из этой освещенной комнаты прямо на смерть, сказав, что она каким-то образом может сплотить Британию и загнать варваров в море, он пошел бы не колеблясь. Так имеет ли он право отказать ему в менее значительной просьбе?

• Предыдущая
• 33/60
• Следующая