Факелоносцы - Сатклифф Розмэри - Страница 44

• Предыдущая
• 44/60
• Следующая

Аквила молчал, глядя на облако пыли, поднятое двигающимся впереди обозом. Нет, не совсем так, подумал он. Рана затянулась. Беспросветная горечь, связанная с Флавией, ушла — Нэсс положила ей конец, когда решила остаться с ним. Но что-то он все-таки утратил, утратил безвозвратно, не сознавая этого сам. И, лишь встретив брата Нинния, он остро ощутил эту утрату. Он понимал, что стал другим человеком, непохожим на того, каким он мог бы быть, если бы Флавия… если бы только Флавия…

— Нет, рана в общем-то зажила. Разве только шрам иногда побаливает, особенно перед дождем, — сказал он беспечно, и его легкомысленный тон удержал его спутника от дальнейших расспросов.

Они шли молча, пока впереди не показалась развилка, где от главной дороги отделялась вьючная тропа, убегающая вверх через лесистые перекаты. Они сильно отстали от остальных, и, когда увидели тропу, большая часть скота ее уже миновала, и теперь стадо двигалось по главной дороге. До Аквилы вдруг дошло, что они расстанутся, как только дойдут до развилки, — он пойдет в одну сторону, а Нинний в другую.

— Мне надо вон туда, — сказал он, нарушив молчание. — Мой летний лагерь внизу под деревней. Пойдем со мной, и ты будешь проповедовать Слово Христа нам, армии Британии.

Брат Нинний отрицательно покачал головой:

— Нет, я больше пользы принесу бедному бездомному люду, чем вам.

— И как далеко ты намереваешься идти? Ты уже выбрал какое-нибудь определенное место?

— Нет, я не знаю, как далеко заведет меня мой путь, и в мыслях у меня нет никакого точного места. Может быть, я остановлюсь, когда остановятся Кунефа и его люди, а может быть, и раньше, или же пойду дальше. Бог укажет мне, когда я дойду до нужного места.

— Но я-то не буду знать, где это место, — сказал Аквила, вдруг погрустнев от ощущения быстротечности, с которой все проходит: события, люди.

— Для тебя это так важно знать?

— Да, — чистосердечно признался Аквила.

Они дошли до развилки и остановились. Кукушка все еще куковала в дали, синей, как дымок от костра, а на болотистой почве, возле самой дороги, на густом зеленом ковре листьев ириса кое-где виднелись желтые цветы — прямые и горделивые, они стояли как светильники среди прохладных стрельчатых листьев. Брат Нинний нагнулся и дотронулся до цветка, но не сорвал его.

— Смотри, у ириса три лепестка. Это мудрый цветок, его венчает знак Троицы — Отец, Сын и Святой Дух; мужчина, женщина и ребенок; вчера, сегодня, завтра. Три — число совершенства, три лепестка — знак совершенства. Знаешь, друг мой, у меня сильнейшее предчувствие, что для достижения совершенства нас ждет третья встреча. Но как и когда она произойдет, мы не можем знать, это в руках Божьих. — Он перекинул через плечо свой узел. — А до той поры… да хранит тебя Бог, Аквила. — Он повернулся и торопливо зашагал вслед за остальными, чтобы догнать повозку, где стоял его улей.

Аквила, перебросив поводья через руку, провожал его взглядом, пока брат Нинний окончательно не скрылся за поворотом дороги. Тогда он сел на лошадь и двинулся легким галопом по тропе через лес. Но спустя немного времени он ослабил уздечку и пустил Инганиад свободным шагом для того, чтобы юный Арт успел проверить, все ли лошади накормлены и поставлены в свои стойла.

Весть о смерти Вортигерна достигла Венты весною, а вместе с ней пришло известие о том, что Гвитолин, главный смутьян, стал вождем кельтов. Это были дурные вести для британской стороны. Вортигерн хлебнул позора и был человеком сломленным, тогда как Гвитолин, напротив, был молод и горяч, да к тому же фанатик, способный разжечь кельтские костры. У Амбросия в ближайшие годы хватило бы забот и с саксами, а тут еще предстояло жить с оглядкой, опасаясь, как бы тебе не всадили в спину кельтский нож. Банды Хенгеста снова пришли в движение, но на этот раз не было неожиданных быстрых набегов, теперь они накатывались медленной приливной волной — одни устремлялись к верховьям Тамезы из топей древней территории иценов и дареных земель на юго-востоке, а другие из земель, получивших название Норфолк и Суффолк (как и народы — северный и южный), шли на запад с тем, чтобы отрезать Кимру и север от остальной Британии.

Амбросий со своей армией мертвой хваткой, словно пес в бычий бок, вцепился в южные фланги, нападая на них, едва только представлялась возможность, и стараясь всячески изводить врага. Но, несмотря на все это, год за годом саксы вбивали свой клин все дальше на запад, раскалывая Британию надвое. Так миновали шесть весен, и наступила седьмая зима.

Аквила теперь стал одним из командиров Амбросия, командиром аэлы — большого крыла кавалерии, которая начала постепенно завоевывать все более прочное место в британской армии. В этом была заслуга молодого Арта, собравшего вокруг себя лучших и самых доблестных молодых воинов, Арта, который вихрем носился на поле боя и был признанным вождем всей конницы. Он вечно восставал против издавна установленного порядка.

— Да, да, я уже тысячу раз слышал, что легионы опирались на пехоту, а не на конницу. Но почему мы должны делать то же самое? — спорил он с Валарием, отражая его возмущенные нападки. — Полчища саксов налетают в бессчетном множестве, как дикие гуси в октябре, их как песчинок в море. Но ведь мы, жители гор, были римской конницей, и мы-то знаем, как использовать лошадей в бою, и именно это, если Бог будет милостив, принесет нам победу.

Итак, седьмая зима подходила к концу, и дел у Аквилы было даже больше, чем раньше. Все свое время он делил между столом Совета и заливными лугами, где тренировалась кавалерия. Но тем не менее он находил свободные мгновения, чтобы внести свою лепту в воспитание Флавиана. Пескарику уже исполнилось девять лет, и он ходил в школу, которую открыл христианский священник во внутреннем дворе одного из больших домов.

Нэсс с раздражением отнеслась к школе. Если он научится говорить правду, владеть мечом и ездить верхом, зачем еще чему-то учиться?

— Помимо всего прочего он должен уметь читать, — доказывал Аквила.

Нэсс на это отвечала смехом, в котором звучали прежние презрительные нотки.

— Читать? Какой толк в чтении? В мире только меч еще что-то значит, для книг в нем больше места нет!

Аквиле больно было это слушать, против этого восставали все уроки Деметрия. Он постарался найти довод, который, как ему казалось, должен был убедить Нэсс:

— Только благодаря тому, что я умел читать, Тормод, мой хозяин, взял меня с собой в лагерь Хенгеста. Не умей я читать, я так бы и умер рабом в Ютландии.

Он не думал, что переубедил ее, но она больше не возражала. И Флавиан стал ходить в школу.

Нельзя сказать, что Флавиан был прилежным учеником, — если только удавалось, он увиливал от занятий, поскольку в книгах тоже не видел особого толка.

Настал день, когда весна еще не вступила в свои права, но все говорило о том, что она вот-вот явится, и заливные луга вокруг Венты превратились в огромный военный лагерь. Аквила со своими конниками трудились целый день, тренируя зеленых новобранцев с кимрийской границы, пытаясь научить их хотя бы слаженно двигаться или по крайней мере различать сигнал трубы и подчиняться ему во время боя. В каком-то смысле это то же, что и конные маневры, которые устраивали в Рутупиях, думал Аквила, уводя Инганиад с учебного поля. Длинные тени ложились на траву, а холмы вокруг были сплошь покрыты какими-то цветами, как бывает, когда цветет черника. Мысленным взором он все еще видел непрерывно меняющиеся краски этого неповторимого по красоте дня: конные отряды и эскадроны проносятся во всех направлениях, послушные голосу трубы; блестящие змеи на остриях пик у командиров эскадронов струятся, как пламя по ветру, — яркие, нарядные, на фоне кустов бледно-желтой, припорошенной пыльцой козьей ивы и лугов, сбрасывающих зимнюю серую одежду. И тут словно она тоже вспомнила этот день, Инганиад тихо заржала. Аквила потрепал ее по теплой влажной холке. Кобыле в этом году будет пятнадцать, и он решил больше не брать ее с собой на поле битвы. Но кому из них двоих это будет тяжелее? На этот вопрос он затруднился бы ответить.

• Предыдущая
• 44/60
• Следующая