Агентство «Аргентина» - Сербжинская Ирина - Страница 12
- Предыдущая
- 12/97
- Следующая
— Не, я монарха целовать не согласен, — отказался Ньялсага, отпихивая собаку.
Ява потыкал вилкой в мясо, плавающее в чем-то зеленом.
— И почему мне Орден отравителей на ум приходит? — поинтересовался он, предусмотрительно дождавшись, когда хозяйка покинет комнату. — Какую карьеру Алина бы там сделала!
— Туда женщин не принимали, — напомнил Ньялсага, заворачивая в салфетку кусок мяса. — А зря: только они умеют качественно и с выдумкой отравлять жизнь!
— Нет уж, жизнь Алина пусть кому-нибудь другому отравляет, — решительно заявил Ява и, прихватив тарелку, направился к балкону.
— Не помнишь, что под окном? Клумба или тротуар?
Он щелкнул шпингалетом, вышел на балкон и поставил тарелку на перила. Вечер медленно переходил в ночь, запах моря усилился, и уже сияла над заливом первая звезда.
Ветер дальних странствий реял над городом, навевал мысли о неведомых странах, о далеких путешествиях, будоражил воображение, шептал о сказочном и, казалось, что вот-вот, окутанный сиреневыми сумерками, войдет в гавань сам «Летучий голландец» с истлевшими парусами на мачтах и мертвым экипажем на борту.
В такие моменты душа требовала чего-то особенного, каких-то исключительных, незаурядных поступков и Ява эти поступки совершил. Серебряной вилкой подцепил он кусок Алининого кушанья и швырнул вниз.
— Прощай, мясо «Дофин»!
Перегнувшись через перила, он проследил траекторию полета.
— Ява! — тревожно окликнул из комнаты Ньялсага.
— Все нормально. Жертв и разрушений нет… пока. Неси свою порцию!
— Ява!!!
Проводив взглядом последний кусок, исчезнувший в кустах, он довольно улыбнулся, повернулся, и нос к носу столкнулся с Алиной.
За ее плечом маячил Ньялсага, делая отчаянные знаки.
— Где мясо «Дофин»? — железным голосом осведомилась она.
— А я… знаешь ли… э… хотел поесть на балконе, закатом полюбоваться, поставил вот сюда тарелку и потом… нечаянно…
— Видишь, Алиночка, какое неуважение к твоему искусству, какая непочтительность к французской кухне, — заторопился Ньялсага, до глубины души поражая приятеля лицемерием. — А вот я честно все съел! До последней крошки!
Алина посмотрела на одного, на другого и рявкнула:
— Вон отсюда!
… Во дворе изгнанные из дома друзья остановились. Ньялсага посмотрел на плывущую в вечернем небе кривобокую луну, посвистел любимую песенку «Три почтенные старушки».
— Что, поймали тебя с поличным? Теперь Алине на глаза и не попадайся!
Он полез в карман, достал сверток с мясом.
— Отстань, Лукерья, это не для тебя! Сиди здесь и жди, я сейчас…
Он подошел к подвалу, посвистел. Никто не отозвался.
— А вот мясо «Дофин»! — громко объявил Ньялсага, разворачивая салфетку с Алининой стряпней. — Есть желающие попробовать?
Из темноты подвала потянулись разномастные собачонки. Это были городские дворняжки, пугливые и жалкие, как маленькое, побитое неприятелем войско. Они чуяли запах, но подходить близко опасались: умудренные жизнью в большом городе, собачонки хорошо знали цену людям, и цена эта была невысока.
Ньялсага положил угощение на землю и махнул рукой.
— Налетай, ребята! Только Алине не говорите, а то она меня проклянет.
Собачонки выждали, пока он отойдет подальше, а потом дружно налетели. Ява брезгливо посторонился, когда одна из них прошмыгнула рядом.
— А ты свою порцию выбросил, — попенял ему Ньялсага. — Лучше б народ покормил!
Ява поморщился:
— Еще чего. Я собак терпеть не могу.
— Вот это ты зря, — не согласился Ньялсага.
— Разносчики заразы, санитары помоек… и, кстати, Лукерья твоя линяет все время, так что скажи ей, чтоб она ко мне и близко не подходила!
— Я-то скажу, да только она меня не послушает…
Еще одна тень выскользнула из кустов и, крадучись, двинулась к пирующим дворняжкам: на запах мяса спешила тощая серая кошка.
Ньялсага торопливо посторонился.
— Все еще шарахаешься от них? — вздохнул Ява. — Хватит уже… здесь души погибших магов не вселяются в серых кошек. Тут и магов-то кроме тебя нет!
— Привычка… — пробормотал Ньялсага, опасливо наблюдая за кошкой.
А та, схватив кусок мяса, шмыгнула в темный подвал и только ее и видели.
Громко хлопнула дверь подъезда, две девушки, весело переговариваясь, прошли мимо, за ними тянулся шлейф тонкого аромата духов.
Ява проводил девушек взглядом и заторопился.
— Ладно, мне пора. Ты можешь тут хоть всю ночь торчать, а я домой поехал!
— Как же, домой ты поехал, — проворчал Ньялсага.
Он подождал, пока собачонки прикончат ужин, кликнул Лукерью, бродившую в зарослях сирени и направился к «Зеленому дракону», насвистывая песенку о почтенных старушках.
…По утрам в кофейне «Последний белый слон» народу было — не протолкнуться. Зато часам к одиннадцати, когда на парковку кофейни, лязгая и громыхая, приползал «Зеленый дракон», обстановка становилась самой приятной: тихо, пахло кофе, свежими газетами, и посетителей — всего ничего.
Ньялсага устроился у окна и приготовился немного поработать: разложил карандаши, ручки, вынул синий ежедневник, а Лукерье велел лежать под столом тихо и никому не мешать.
Из-за стойки появилась белокурая красавица с подносом в руках — та самая, что разговаривала с ним накануне — а на подносе у нее стояла большая белая чашка с кофе и блюдечко сухариков для Лукерьи.
Ньялсага взял чашку, да так неловко, что на мгновение коснулся пальцев девушки. Она, впрочем, прикосновения и не заметила — поставила блюдечко и отошла.
Он смотрел ей вслед.
В момент, когда их пальцы соприкоснулись, открылось ему нечто невидимое человеческому глазу: аура, загадочный мерцающий ореол, невидимым пламенем окутывавший девушку с головы до ног. Цвет ауры переливался всеми оттенками фиолетового и означать это могло только одно.
— Прорицатель, — пораженно пробормотал Ньялсага, уставившись на девушку. — Самый настоящий прорицатель, Лукерья! Подумать только!
Он покачал головой, отхлебнул кофе и раскрыл ежедневник.
— Гм…. гм… первый раз встречаю здесь человека со способностями к магии! А ведь она о них даже не подозревает. Гм… нам бы ее способности пригодились, правда?
Ньялсага посмотрел на собаку.
— Но, Лукерья, людей мы в наши проблемы не впутываем: ничем хорошим для смертных это не кончится. Так что…
Он пододвинул к себе ежедневник.
— Давай-ка займемся делом…
…На самом деле, ежедневник в синей парусиновой обложке был не чем иным, как книгой заклинаний. Ньялсага называл ее «походной», потому что она всегда находилась во внутреннем кармане его кожаной куртки. Существовала, конечно, и основная книга — но она хранилась в укромном месте, надежно защищенном магией от пожаров, воров и прочих неприятностей и никогда этого самого укромного места не покидала.
Так поступали все маги-заклинатели, так поступал и Ньялсага. У каждого из них имелось две-три «походных» книги: туда записывались заклинания, которыми приходилось пользоваться чаще всего. Разумеется, большинство магических формул чародеи зубрили наизусть, но ведь всего упомнить невозможно!
К тому же, каждый уважающий себя заклинатель постоянно работал над заклятьями, корректируя их и подгоняя под постоянно изменяющиеся обстоятельства: мир менялся, и магия должна была меняться вместе с ним. В основной книге имелись тексты, написанные на языке столь древнем, что помнили их только те, кто видел рождение солнца, но что толку было в тех заклятьях? Древняя магия больше не отражала сути. С помощью старых заклинаний можно было разве что вызвать какого-нибудь допотопного демона или древнее божество, которое вряд ли обрадовались бы такому беспокойству. Потому-то Ньялсага и корпел над заклинаниями, изменял их, составлял новые формулы и размышлял над текстами — думалось в кофейне «Последний белый слон» куда как хорошо. То, что в синий ежедневник мог заглянуть кто-нибудь любопытный, его совершенно не волновало: для человека, далекого от магии, слова заклинаний оставались всего лишь ничего не значащей тарабарщиной.
- Предыдущая
- 12/97
- Следующая
