Ангел тьмы - Эндрюс Вирджиния - Страница 60
- Предыдущая
- 60/83
- Следующая
Сначала я собиралась остаться на том же месте, которое сразу же заняла, — возле входа, но вскоре из-за того, что дверь то и дело открывалась и закрывалась, впуская горячий воздух с улицы, мне стало там настолько жарко, что я потихоньку перебралась в середину третьего ряда. Не обращая ни малейшего внимания на прикованные ко мне негодующие взгляды, я невозмутимо достала из кармашка на спинке стула передо мной книгу гимнов, машинально раскрыла ее на 216-й странице и начала петь, громким, чистым и высоким голосом, потому что все Кастилы хорошо поют и любят петь, даже когда петь им не о чем.
Вот когда я наконец привлекла к себе всеобщее внимание! Все оторопело уставились на меня, раскрыв рты и вытаращив глаза, ошеломленные и перепуганные тем, что я, кастиловское отродье, позволила себе такую дерзость! Однако меня не смущали их разъяренные взоры: не пряча глаз, я спокойно продолжала петь знакомый мне гимн, который так обожала Наша Джейн.
Я чувствовала, что думают в этот момент обо мне окружающие: «Как осмелилась эта подлая выскочка из мерзкого семейства Кастилов посягнуть на почетное место в святилище благородных людей!»— читала я во враждебных взглядах, ощупывающих мое лицо, мою одежду и золотые украшения, которые я нарочно надела, чтобы показать всем, что теперь я ни в чем не нуждаюсь.
По рядам прокатился возмущенный ропот, но и тогда я даже бровью не повела: пусть все вдоволь поглазеют на мои бриллианты и дорогой костюм!
Но напрасно я надеялась поразить своим внешним видом своих непробиваемых земляков, в их глазах не было заметно ни зависти, ни изумления: никакими нарядами и драгоценностями я не могла завоевать их уважение.
И так же резко, как обернули они свои головы на меня, когда я дерзнула пойти на место для уважаемых членов церкви, прихожане разом отвернулись от меня, а стоявшие рядом даже несколько отодвинулись, образуя вокруг меня пустое пространство. Я расправила плечи, села и стала ждать, как будут разворачиваться события дальше. Добропорядочный и богобоязненный мистер Вайс готовился обратиться к своим братьям и сестрам по вере с проповедью, и я надеялась, что она подскажет мне, как лучше действовать, чтобы осуществить задуманное. В церкви повисла зловещая тишина. Застыв в напряженной позе на неудобном деревянном стуле с высокой спинкой, я искоса, не поворачивая головы, посматривала по сторонам, надеясь увидеть родителей Логана, а может быть, и его самого.
Неожиданно все головы вновь обернулись — на сей раз на какого-то старика, медленно ковыляющего на негнущихся ногах по центральному проходу прямо ко мне. Боковым зрением я разглядела, что это не кто иной, как мой родной дедушка!
Но как он очутился здесь, если всего лишь два дня назад я виделась с ним во Флориде и имела неосторожность сунуть ему в карман пачку стодолларовых банкнот, надеясь, что он передаст их Тому. И вот дедушка здесь и несмело улыбается мне своим беззубым ртом, шепча:
— Рад видеть тебя снова, моя милая Хевен!
— Дедушка, — шепотом спросила его я, — как ты здесь оказался? — Обняв его за талию, я помогла ему усесться поудобнее. — Ты передал Тому деньги, которые я тебе оставила?
— Терпеть не могу равнинной местности, — пряча увлажнившиеся глаза, пробормотал он в качестве объяснения.
— Так что же все-таки с деньгами?
— Том не хочет брать их.
Я нахмурилась, не зная, как вдолбить что-либо в голову старику, не способному отличить реальную действительность от своих фантазий.
— Тебя прогнал отец?
— Люк славный парень, он на такое не способен.
Рядом с дедушкой я почувствовала себя уверенней. Он не предал меня, как Кейт и Наша Джейн. Вероятно, это Том сказал ему, что я направляюсь в Уиннерроу, и старик решил морально поддержать меня. А деньги, скорее всего, взял себе папаша.
Все собравшиеся в церкви обернулись и смотрели на нас, кто-то делая большие возмущенные глаза, а кто-то приложив к губам палец, так что дедушка от смущения согнулся в три погибели, готовый провалиться сквозь землю.
— Сиди прямо! — прошипела я, толкнув его локтем в бок. — Не унижайся и ничего не бойся! — Но дедушка остался в той же неудобной позе, прикрывшись, как щитом, соломенной шляпой.
Преподобный Вайс строго взирал на меня с подиума. Нас разделяло расстояние примерно в двадцать шагов, но все же мне показалось, что в его взгляде я заметила предостережение.
Ровным, задушевным голосом, проникнутым удивительной внутренней притягательной силой, он наконец произнес:
— Прошла зима. На смену ей пришла и быстро ушла весна. И вот опять для нас наступило лето, а вскоре и осень раскрасит своими яркими красками деревья, а потом снова повалит снег. И я спрашиваю: каковы же наши достижения? Добились ли мы успехов или остались в убытке? Известно, что человек обречен на страдания и грехи со дня своего рождения, тем не менее Господь был к нам настолько милостив, что пока сохранил нам жизнь. И потому мы продолжаем смеяться и плакать, болеть и выздоравливать. Некоторые из нас продлили свой род, другие потеряли близких и любимых, но такова воля Божья: давать и отбирать, чередовать утраты с приобретениями, восстанавливать и разрушать по прихоти природы. Но как бы ни был труден наш жизненный путь, в какую бы стремнину испытаний и страданий ни ввергала нас судьба, поток Его бесконечной любви к нам всегда нас вновь выносит в ровное и спокойное течение реки жизни, чтобы мы имели возможность возрадоваться и воздать Ему нашу хвалу, собравшись, как сегодня, в молельном доме, невзирая на таящиеся вокруг нас смерть и предстоящие нам завтра новые перипетии, от которых не дано уклониться. На все воля Господня, он благословляет и карает нас одному Ему ведомыми путями. Нет страшнее греха, чем убийство, но не менее тяжкий грех — копить в сердце своем злобу и ненависть и судить о чужих делах, не зная всех обстоятельств. И хотя тайные замыслы наши и не ведомы другим смертным, нет никаких тайн от Всевышнего!
Он излагал свои мысли, подобно Библии, иносказательно, и истолковать их можно было как угодно. Голос Вайса звучал монотонно и завораживающе, взгляд был устремлен прямо на меня, и я вынуждена была опустить глаза, чтобы не поддаться его гипнотической силе, парализующей волю.
Я ощущала на себе множество скрытых взглядов, но один из них резал меня, словно бритвой, и, оглядевшись вокруг исподлобья, я наконец поняла, откуда он исходит: пряча свои зеленые глаза под полями шляпки из зеленой соломки, на меня презрительно глядела Рива Сеттертон, мать Китти Деннисон!
По спине у меня пробежал холодок. Как же я могла явиться в Уиннерроу, совершенно позабыв о родственниках Китти? Еще слава Богу, что здесь, вроде бы, не было родителей Логана или его самого! Я потерла ладонью лоб, горячий и разламывающийся от боли. От избытка непривычных ощущений у меня все плыло перед глазами, голова кружилась, и я плохо соображала.
Дедушка внезапно распрямился, с трудом поднялся на ноги и протянул мне руку, пробормотав озабоченно:
— Ты скверно выглядишь, Хевен. Нам лучше уйти отсюда.
С неожиданной силой он вцепился в мою руку и увлек меня по проходу за собой. Я была слишком слаба, чтобы возражать ему или сопротивляться. Дойдя до задней скамьи, мы остановились и сели, и тотчас же на меня нахлынули детские воспоминания; и снова меня охватил трепет от множества окружающих меня хорошо одетых людей с самодовольными лицами, от самой церкви с ее витражами, и снова я ощутила собственную ничтожность перед Богом, равнодушным к нашим нуждам и благосклонным к тем, кто опускал в церковную копилку долларовые банкноты, а не жалкую мелочь.
Боль в висках становилась нестерпимой. «Что я здесь, собственно говоря, делаю?» — пронзила меня внезапная мысль. Да кто я такая, чтобы осмелиться сражаться с общепризнанным чемпионом гладиаторов этого уиннерроуинского воскресного Колизея? Я робко окинула взглядом переполненную церковь, надеясь увидеть хотя бы пару дружелюбных глаз… Но что же такое особенное сказал преподобный, после чего все присутствующие обратили взоры на меня?
- Предыдущая
- 60/83
- Следующая
