Врата рая - Эндрюс Вирджиния - Страница 32
- Предыдущая
- 32/94
- Следующая
— Но, Тони, некоторые вещи, должно быть, вышли уже из моды и их теперь не носят.
— Я заметил, что многие старые фасоны вновь стали модными. Во всяком случае, мы не должны бросать все это на ветер.
Миссис Бродфилд вышла из ванной комнаты и откинула одеяло на кровати.
— Я собирался поставить здесь больничную кровать, — пояснил Тони, — но потом подумал, что эта будет более приятной и удобной. У нас есть специальный столик и подушка с подлокотниками на тот случай, если ты захочешь посидеть и почитать.
— Я не хочу сразу ложиться в кровать! — заупрямилась я. — Отвезите меня к окну, чтобы я могла взглянуть на вид отсюда. Пожалуйста, Тони.
— Ей нужно немного отдохнуть, — обратилась к нему миссис Бродфилд. — Она не осознает, насколько это утомительно — покинуть больницу и сразу совершить такую поездку.
— Еще несколько минут, — попросила я, — пожалуйста.
— Позвольте мне только показать ей вид из окна.
Миссис Бродфилд скрестила руки под своей тяжелой грудью и отступила назад в ожидании. Тони подкатил меня к окну и широко раздвинул занавеси, давая мне возможность посмотреть на окрестность. С левой стороны отсюда я могла видеть по крайней мере половину лабиринта. Даже при солнечном свете позднего утра дорожки и каналы выглядели мрачными, таинственными и опасными. Когда я взглянула направо, то заметила вдали подъездную дорогу в Фартинггейл. Я разглядела в стороне то место, которое должно было быть семейным кладбищем, а также то, что наверняка являлось надгробным памятником моих родителей.
Я долго не могла произнести ни слова. Боль и тоска овладели всем моим существом. Я чувствовала себя потерянной, беспомощной, парализованной от горя. Затем, отогнав печальные воспоминания и глубоко вздохнув, я прильнула к окну, чтобы получше рассмотреть окрестности. Тони понял, что особенно привлекло мое внимание.
— Через день или два я отвезу тебя туда, — прошептал он.
— Я хотела бы быть там прямо сейчас.
— Мы должны думать о твоем эмоциональном состоянии. Это распоряжение доктора, — напомнил он. — Но я обещаю свозить тебя туда очень скоро. — Он покровительственно похлопал меня по руке и выпрямился.
— Кажется, я действительно устала, — призналась я, откинувшись на спинку коляски, закрыв глаза и глубоко вздохнув. Две слезинки выскользнули из-под век и упали, как теплые дождевые капли, на щеки, а затем зигзагами пробрались к уголкам моего рта. Тони вытащил аккуратно сложенный носовой платок и осторожно смахнул их. Я поблагодарила его, и он, повернув коляску, подвез меня к кровати. Потом помог миссис Бродфилд уложить меня.
— Я переодену ее в ночную рубашку, мистер Таттертон.
— Хорошо. Я вернусь через несколько часов, чтобы убедиться, все ли в порядке. Хорошего тебе сна, Энни. — Он поцеловал меня в щеку и вышел, тихо затворив за собой двери в спальню.
Перед его уходом я мельком взглянула на Тони. Он выглядел счастливым, его глаза блестели и горели, как язычки голубого пламени в газовой горелке. Неужели хлопоты обо мне настолько наполняют смыслом его жизнь? Какая ирония судьбы, чтобы несчастье одного человека давало другому возможность вновь стать счастливым.
Но я не могла презирать его за это. Ведь не по его же умыслу я попала сюда, и за что, собственно говоря, я должна была винить его — за то, что он предоставляет мне самое лучшее лечение? За то, что он предложил мне свой дом и своих слуг, чтобы я могла здесь поправиться? За то, что он делает все, что может, дабы облегчить мои боль и страдания?
Скорее, я должна жалеть его. Передо мной одинокий, сломленный человек, замкнуто живущий в особняке, наполненном воспоминаниями, и единственное, что могло снова вернуть его к жизни, были мои собственные горе и страдания. Если бы не случилось этой трагедии с нашей семьей, я не была бы здесь и Тони не смог бы проявить своего участия. Несомненно, наступит такой день, когда он все поймет и это сделает его снова несчастным.
Миссис Бродфилд начала раздевать меня.
— Я могу сама, — запротестовала я.
— Очень хорошо. Делайте, что вы сможете сами, а я помогу вам в остальном. — Она отошла в сторону и достала одну из моих ночных сорочек.
— Я хочу голубую, — сказала я, специально отклоняя то, что выбрала она.
Не говоря ни слова, она положила назад зеленую и достала голубую. Я понимала, что поступаю нехорошо, капризно, но ничего не могла с собой поделать. Я была зла на свое состояние.
Расстегнув платье, я попыталась снять его через голову, но из этого ничего не вышло. Когда меня укладывали в кровать, я села на подол своего платья. Чтобы вытянуть подол, нужно было лечь на бок. Я тихо ворчала и прилагала все свои силы, понимая при этом, что выгляжу довольно жалко. Миссис Бродфилд спокойно стояла в стороне и следила за мной, ожидая, когда я позову ее на помощь. Но, будучи упрямой и настойчивой, я изгибалась и поворачивалась, как только могла, пока не сумела подтянуть платье до талии, затем до груди. Однако почувствовала, что не в состоянии стянуть его через голову — все силы были полностью израсходованы. Мне требовалось время, чтобы восстановить свое дыхание, к тому же сильно болели руки. Я оказалась гораздо слабее, чем предполагала.
Наконец я почувствовала, что миссис Бродфилд ухватилась за платье и закончила незавершенное мною дело. Я ей ничего не сказала. Затем сестра, просунув руки и голову в прорези, натянула на меня ночную сорочку.
— У вас есть нужда в ванной комнате? — спросила она.
Я отрицательно помотала головой. Затем она помогла мне положить голову на подушку, покрыла одеялом и заправила его края под матрац.
— После того как вы немного поспите, я принесу вам ленч.
— Где вы спите, миссис Бродфилд?
— Мистер Таттертон отвел мне комнату по другую сторону зала, но большую часть времени я буду находиться в вашей гостиной, оставив двери в вашу спальню открытыми.
— Это, должно быть, очень скучная работа, — предположила я, надеясь, что мои слова дадут ей повод рассказать что-либо о себе, о своих чувствах. Я была с ней практически все это время, в течение более двух недель, но я не знала о ее жизни ничего.
— Это дело всей моей жизни. — Произнеся эти слова, она даже не улыбнулась, как сделали бы большинство людей на ее месте. Она сказала это как будто само собой разумеющееся для меня с самого начала.
— Я понимаю, но все же…
— Конечно, не каждый день мне приходится смотреть за больным в такой богатой обстановке, — добавила она. — Это очень интересный дом с очень интересной территорией. Я уверена, что не буду скучать. Не беспокойтесь об этом. Думайте о том, что нужно делать, чтобы с вами опять было все в порядке.
— Вы никогда не были здесь раньше?
— Нет. Мистер Таттертон нанял меня через агентство.
— Но территория… здание…
— Что?
— Не думаете ли вы, что все это разрушается?
— Это меня не касается, — резко ответила сестра.
— И вы не удивлены? — На самом деле я хотела сказать «разочарованы», но побоялась, что миссис Бродфилд сочтет меня испорченным и неблагодарным человеком.
— Я представляю себе, насколько дорого поддерживать порядок в таком месте, Энни. Кроме того, как я вам уже сказала, это не моя забота. Ваше здоровье и ваше выздоровление — вот что для меня главное. И вы должны сосредоточить практически все свое внимание на том же и не беспокоиться, как содержится эта территория. А теперь, не собираетесь ли вы немного отдохнуть?
— Да, — ответила я тихо.
Она, безусловно, была хорошей и квалифицированной сестрой, вероятно, даже экспертом в делах ухода за такими больными, как я. Однако мне не хватало теплого и дружеского ко мне отношения. Мне очень недоставало матери, возможности прийти к ней с любым своим горем, даже просто с плохим настроением. Мне нужны были тепло ее глаз, нежность ее голоса, мне нужна была та, которая любила меня больше своей собственной жизни. Но особенно мне не хватало маминой мудрости, которая, как я знала, пришла к ней после многих лет трудностей и испытаний.
- Предыдущая
- 32/94
- Следующая