На веки вечные - Андерсон Кэтрин - Страница 22

• Предыдущая
• 22/82
• Следующая

Мастерс подошел к водопроводной трубе. Стараясь не думать о ржавчине, которую придется проглотить, открыл кран, наклонился и подставил ладони под струю. Напившись вволю, нагнулся еще ниже и подставил голову. От ледяной воды заломило затылок. Хит выпрямился, и холодные капли сбежали по спине и промочили рубашку.

Из укрытия в густой листве Сэмми во все глаза смотрела на него, будто раньше никогда не встречала мужчины. Хит потрогал волосы — они стояли дыбом и торчали в разные стороны. Он попробовал пригладить их — бесполезно.

— Спорим, ты никогда не видела такой головомойки?

Никакой реакции — девочка шутки не поняла. Черт! Разговаривать с четырехлеткой оказалось совершенно непостижимой задачей. Хит взлохматил волосы.

— Смешно?

Сэмми не улыбнулась. Ладно. Надо возвращаться к работе.

— Не хочешь попить? Вода холодная и очень вкусная.

Хит заметил, как Сэмми на животе заползла еще глубже в кусты. Вот и ответ.

Он пригладил пятерней волосы, обогнул дом и снова взялся за дело. Натянул перчатки, зачерпнул полную пригоршню гвоздей, а несколько штук, зажав зубами шляпки, сунул в рот. Замахнувшись молотком, оглянулся на розовое пятно в кустах — Сэмми снова смотрела на него.

Хит начал было размышлять, о чем думала девочка, но понял, что ему не хочется этого знать: ни о чем хорошем она думать не могла.

Вот если бы выманить ее из кустов, может быть, Сэмми и убедилась бы, что он не такой уж страшный. Правильно говорят: яблоко от яблони недалеко падает. Но даже если бы каким-то чудом удалось выудить ее из кустов — что дальше? Он не представлял, как обращаться с маленькими девочками. В лучшем случае мог вспомнить, что сам любил в ее возрасте: возиться с игрушечными грузовичками и ловить лягушек.

А Сэмми, наверное, любит играть с куклами, рассказывать стихи, учиться считать и читать.

Хит уже хотел ударить по гвоздю, как его внезапно осенило. В четыре года или в восемьдесят — женщина не устоит перед соблазном поправить мужчину. Он выплюнул гвозди, сложил их на крыльце и громко пропел стишок об алфавите, нарочно путая буквы.

Никакой реакции. Тогда он решил попробовать другое.

— У старого Макинтайра на ферме крик: коровы — квак-квак, лошади — пик-пик.

Голова Сэмми показалась из кустов.

— У старого Макинтайра на ферме крик: кошка — гав-гав, баран — мяу-мяу. — Он повернулся и, гримасничая, изображал животных, но при этом делал вид, что безумно занят работой. — Собака — кря-кря…

От песни Хит перешел к детским частушкам, от частушек — снова к песне. Выбор был невелик. Конечно, он помнил не все детские стишки и скорее всего не те, какие знала Сэмми. Мальчишкой его больше занимало, как бы научиться ругаться, а не девчачья чепуха о матушке Гусыне.

Он продолжал делать ошибку за ошибкой, а сам украдкой поглядывал на Сэмми. Если бы в этот момент кто-нибудь прошел мимо, то точно решил бы, что шериф свихнулся, и вызвал бы фургон с крепкими ребятами в белых халатах и со смирительной рубашкой.

Но что бы кто ни подумал, а план начинал работать. Сэмми высунулась из кустов до плеч, и на ее личике появилось обиженное выражение. Особенно когда этот здоровяк заставил собачку крякать. Как всякая женщина, она ревностно относилась к тому, чтобы все было правильно.

Хит снова начал про алфавит. С каждой ошибкой девочка подползала все ближе и ближе, а затем осторожно встала и медленно пошла к крыльцу. Каждый шаг давался ей с огромным трудом. Хит видел это, и от жалости его сердце разрывалось. В который раз шериф представлял, как бы он разделался с негодяем, который обидел ребенка.

Ну же, малышка, решайся! В какой-то момент, наблюдая за девочкой, Хит так увлекся, что перечислил буквы правильно. Но Сэмми, кажется, не заметила этого.

Она села на почтительном расстоянии от соседа и принялась болтать ногами в розовых матерчатых тапочках. В такт ее движениям на платье запрыгали белые кружева.

— Б-Г-Д-Е! — провопил Хит и, набрав в грудь воздуху, грянул: — В-Ж!

— Надо говорить А-Б-В-Г, — возмущенно поправила девочка.

Хит притворился, что не слышит.

— Д-М-Л!

— Ты не так говоришь! — закричала она.

Стараясь не улыбаться, Хит изобразил неимоверное удивление:

— Сэмми, ты откуда взялась? Напугала до полусмерти!

— Ты неправильно называешь буквы! Разве мама не научила тебя алфавиту?

— Моя мама умерла, когда я был совсем еще маленьким. — Он не солгал: мать скончалась, когда Хиту исполнилось одиннадцать лет. — Наверное, я кое-что забыл из того, чему она меня учила. Освежи-ка мою память.

В глазах у Сэмми появилось настороженное выражение, и Хит понял, что поторопился. Он сделал вид, что поглощен работой, и снова начал подражать животным.

Сэмми наморщила нос.

— Кошки не говорят «гав-гав»!

— Разве?

Девочка покачала головой:

— Гавкают собаки, а кошки мяукают.

— Неужели? — Хит нахмурился, что, по его мнению, выражало крайнее удивление.

Сэмми посмотрела на него так, будто он свалился с луны:

— Ты когда-нибудь слышал, чтобы Голиаф мяукал?

Он притворился, что задумался.

— Пожалуй, что нет.

Сэмми важно кивнула:

— Ты делаешь много шибок, дядя шериф.

Потребовалась пара секунд, прежде чем Хит сообразил, что девочка хотела сказать «ошибок». Он горестно вздохнул и взялся за молоток.

— У старого Макинтайра…

— И вовсе не у Макинтайра, — прервала его Сэмми. — Ферма была у Макдональда!

— Ты уверена? — пожал он плечами. — Ну и пусть! Я пою для себя, а не для кого-нибудь еще. Если тебе не нравится, иди играй в другое место!

— Но ты делаешь шибки. Мама говорит, если за что-то берешься, надо, чтобы все было правильно.

Очень похоже на Мередит.

Хит снова сделал вид, что забыл о Сэмми, и принялся вопить на разные лады, только теперь коровы у него закричали осликами, а кошки запищали цыплятами. А когда для разнообразия он перешел к диким зверям, Сэмми наконец наградила его сдержанным хихиканьем. Хотя и приглушенное ладошкой, оно достигло его слуха и согрело, как солнечный свет.

Шериф поднял глаза. Их взгляды неожиданно встретились, и девочка замерла, сообразив, насколько близко подошла к огромному соседу. С минуту он боялся дышать, его единственным желанием было приободрить маленького человечка. Но Хит знал, что делать этого нельзя. Единственный шанс удержать малышку — притвориться, будто ему все равно, уйдет она или останется. Иначе Сэмми сорвется с места, словно капризная собачонка.

Хит снова запел. Неуверенно, тихо, чтобы не слишком ее ошарашивать. Про ферму старого Макинтайра. Лошади захрюкали, как свиньи, свиньи закукарекали, как петухи. Он не помнил, какие произносил слова и какие выкрикивал звуки, знал только, что через некоторое время Сэмми засмеялась, на этот раз громко и без оглядки.

Хит увлекся, отложил молоток и начал изображать орангутанга — чесал себя под мышками, прыгал по двору и при этом блеял, как овца. Сэмми смеялась так, что чуть не упала с балки. Обезьяну сменило нечто среднее между уткой и козлом.

Боже, какая она замечательная! А ее с таким трудом завоеванный смех — лучшее, что он слышал в жизни!

— Утки так не делают! — Сияющие глаза неотрывно смотрели на него.

— Не делают? — Хит изучал тонкие черты ее лица.

Вылитая мама, если бы не цвет волос. Точеный профиль, слегка вздернутый носик, совершенный изгиб губ. Она даже волновалась, как мать. — А как делают утки, мисс Умница-в-штанишках?

Сэмми соскочила с балки и закружилась по двору, хотя и продолжала держаться на безопасном расстоянии. Сунув кулачки под мышки, она забила локтями, как крыльями.

— Утки кричат «кря-кря-кря»! — объявила Сэмми, не переставая пританцовывать, согнувшись в поясе, выставив вверх попку и время от времени встряхивая перьями воображаемого хвоста. — А теперь ты!

Согнувшись в три погибели и наклонившись вперед, Хит поскакал вслед за ней, изо всех сил стараясь воспроизвести утиное кряканье, но замычал, как корова. Содрогаясь от хохота, Сэмми упала на траву.

• Предыдущая
• 22/82
• Следующая