Между Западом и Югом - Кузмичев Иван Иванович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/67
- Следующая
— Ваше Величество к вам на аудиенцию прибыл патриарх Московский и Всея Руси, — в дверях кабинета Ольги стояла молодая фрейлина, исполняющая обязанности камергера.
Став царицей, боярыня Погожева "разбавила" двор молодыми родами. Она, как и государь старалась оценивать молодых фрейлин с точки зрения помощниц, в крайнем случае, исполнительниц поручений, коих с каждым днем становится все больше и больше. Старой аристократии подобный подход не нравился, ведь издревле не было заведено, что двор цариц состоит из знатнейших боярынь и княжон. Однако выражать неодобрение, а тем более перечить велению царицы никто из них не решался.
Хватило случая с боярыней Отяевой.
Неглупая, но очевидно слишком многое возомнившая о своих достоинствах Елена попыталась перечить царице, но все бы ничего, если бы она промолчала на едкое замечание Ольги. Но словно бес тронул боярыню за язык и заставил наговорить многого ненужного в лицо прелестной, добродушной царицы. Да, тогда еще монарший двор не знал, какой может быть избранница государя. Когда боярыня отговорилась – Оля спокойным тихим голосом посоветовала ей отъехать из столицы в течение дня и никогда не появляться даже рядом с великоросскими губерниями. Род Отяевых в первый раз за свою двух вековую историю угодил в опалу. А после этого случая самые одиозные фрейлины стали тихим сапом собирать вещи и уезжать в провинцию, думать над будущим. Мало кто знал, что обычно у них на столе ранним утром или вечером оказывалось краткое послание от царицы.
Получив от Алексея разрешение на переформирование, Оля подыскивала смышленых девушек незнатных родов, которым не было и трех поколений. Подобный подход позволял заручиться их преданностью, ведь каждая фрейлина честолюбива. А как еще пробиться в жизни и найти достойную пару в короткий срок, если не при помощи царицы? Молодость девушек при дворе скоротечна как полет мотылька к открытому пламени костра в безлунную ночь.
— Настя, оставь нас с его высокопреосвященством наедине.
Царица склонилась перед патриархом, целуя сухую жилистую ладонь с небольшим золотым перстнем, посередине которого блестел яркой зеленью весеннего луга чистейший изумруд. Травница, склонилась в поклоне, получила благословление и тут же выпорхнула из комнаты, оставив власть имущих наедине.
Патриарх степенно прошел к креслу, подол золоченых одежд тяжелым грузом тянул вниз, но Иерофан будто их вовсе не замечал. Немолодое тело опустилось на мягкую кожаную подушку кресла. За время восстановления патриаршего престола, чуть больше двух с половиной лет, бывший Московский епископ успел многого достичь, но в тоже время ему приходилось закрывать глаза на некоторые шаги государя.
Перечить царю, он мог, даже частенько этим занимался, но раз за разом выполнял пожелания царя: как пастух заблудших овец он разделял стремления молодого государя Российского к общему протекторату православия без разделения на староверов и никоновцев. Но как духовный Владыка Руси ему было противно думать об этом – как можно допустить уравнения их в правах? Однако царь непреклонно настаивал именно на последнем, причем, без исключений. Разве что староверам запрещалось проводить проповеди, в остальном Церковь отошла чуть в сторону, дабы наблюдать за тысячами заблудших и потерянных овец…
— Как ваше здоровье, Ваше Величество? — начал разговор издалека патриарх.
— Спасибо, никаких недугов нет, — улыбнулась Оля.
— Ноша твоя непосильным грузом легка на плечи…
— Тяжела, — легко согласилась с Иерофаном царица, с затаенным интересом разглядывая сухие ладони владыки.
— Так почему помощников не возьмешь, раз государь постоянно в делах и заботах, все же проще будет. Тому поручить реляцию, этому вовсе приказ отписать, а потом только поспрашивать прислужников и все, — тут же оживился глава церкви. — Давай для сего благородного дела служек пришлю, из семинарии, иль из Академии. Они благодаря, государю учиться начали пуще прежнего, того и гляди ветхие книги до дыр зачитают.
— Спасибо, владыка, но не требуются мне никакие помощники, то, что я делаю, касается исключительно обучения и лекарских дел. Остальными вопросами занимаются поставленные царем- батюшкой верные люди. Хотя если можно, то мне не помешал бы писарь смышленый, а то больно нудно записки в единую книгу вписывать, а так и впрямь времени больше появится.
Ольга нарочно предложила патриарху столь нудную и в то же время почетную для любого служки работу, шутка ли быть приближенным к царице и исполнять ее поручения. Правда есть черта за которую никто не может переступить. Внимание царицы может быть отдано исключительно мужу и никому другому, в противном случае обоих любовников ждала удавка или пожизненное заточение в монастыре для неверной супруги и пеньковый галстук для любовника.
— Конечно, Ваше Величество, завтра же к вам придет писарь, есть у меня на примете умный малец шестнадцати весен отроду, грамоте новой за полгода обучился, хотя некоторые почтенные старцы оную до сих пор освоить не могут, — с легким укором сказал патриарх, крутя на пальце перстень.
— Разрешите поинтересоваться владыка? — тихо спросила Оля, отведя взгляд в сторону.
— Конечно, дщерь, все, что в моих силах… — Иерофан был чутким человеком и мгновенно улавливал изменение настроения и даже мыслей собеседника, а уже исходя из этого, начинал вести себя соответственно обстановке.
Когда-то, еще обучаясь в семинарии один из преподавателей – дьякон Борис мимоходом произнес интересную фразу, навсегда отпечатавшуюся в голове юного священнослужителя: "Тебе отрок многое дано, не трать дарования Божьи на глупость человеческую, гляди не на оболочку людскую, а в саму суть, так как будто его стрелой пронзаешь, но в то же время ласкаешь и успокаиваешь взором своим…."
Тогда столь непонятные слова не вылетели из непутевой головы исключительно благодаря чуду, однако спустя тройку лет, когда обучение в семинарии подошло к концу, мимолетная фраза дьякона заиграла необычайно яркими красками. Молодой Иерофан попал в услужение к писарю Московского епископа Игментия, он выполнял всю черновую работу, но делал ее так, что уже через два года был замечен епископом. А через пять лет стал его поверенным лицом отца Игментия.
Не раз вспоминал благодарными словами дьякона Бориса Иерофан, используя его наставление как подспорье в неосуществленных замыслах. Понемногу, набираясь опыта высокой интриги в кругах Церкви Иерофан становился честолюбивее, властнее, но в то же время не терял здравого смысла понимал кому стоит поклониться в пояс, а от кого держаться подальше. Он понимал это до того как согласился помогать царевичу…
Не было рычагов влияния на молодого царя Алексея, скорее уж наоборот. Что бы не говорили святые отцы о божьим предначертании, они оставались всего лишь людьми, имеющими пороки, правда часть священнослужителей умело их подавляют, а часть пытается от них убежать. И если первых единицы, то вторых десятки тысяч. До того как царь Петр вмешался в церковные дела подобное положение дел всех устраивало: церковники жирели, функции монастырей как светочей во тьме мира толком не выполнялись – Церковь закостенела в догмах, полностью отказавшись служить людям как это было многие века назад.
Были несогласные с этим, они уходили в скиты, пытались жить своим умом, но вот беда – каждому из нас нужен волевой стержень, на который будет нанизаны наши мечты и стремления, ведь без него мы только тлен, прах в веках истории. Но как получить, найти этот стержень? Каждый идет своим путем, но единственный универсальный способ – пойти за светом веры. Жаль только в последние века, еще со времен Ивана Грозного сей свет для людей сияет все слабей.
Преобразовывая управляющий аппарат Церкви, государь дал единому организму Веры толчок к новой борьбе. Царь требовал от православия воспитывать в народе уважения к себе, гордость за предков и желание идти вперед, постигая неведомое.
Изменить вековой менталитет невозможно, если бы не одно "но" – русский дух, неподвластен времени! Каждый из нас может отыскать в себе частицу воинов Святослава или увидеть в глубине души зарождение православия: кровавое и столь необходимое мучимой междоусобицами Руси.
- Предыдущая
- 24/67
- Следующая
