Небесный король: Эфирный оборотень - Живой Алексей Я. - Страница 44

• Предыдущая
• 44/133
• Следующая

Рихтгофен взглянул на часы и отметил опоздание на пять минут. Поэтому, доехав до развилки, он свернул в лес и поехал кратчайшей дорогой. Дорогой лимузин мягко подрагивал на ухабах лесной дороги, причудливо извивавшейся между высоких сосен. Манфред любил здесь ездить, когда возникала такая возможность. Иногда на эту дорогу неожиданно выходили звери, которые не очень боялись людей, несмотря на относительно близкое соседство Пенемюнде и Майнера. Видимо это происходило потому, что местные жители больше всего в своей жизни интересовались покоем и собственным благополучием, любили пиво и охотничьи сосиски, а саму охоту на диких зверей считали занятием для дикарей. Себя же они полагали образованной и просвещенной частью человечества, с чем, съев порцию охотничьих сосисок и запив ее баварским пивом, и отходили ежедневно ко сну, абсолютно не причиняя вреда окружающей природе. Манфред их отношения к охоте не разделял, однако несколько раз на его памяти на лесную дорогу выходили абсолютно непуганные красавцы-олени с ветвистыми рогами, убить которых даже у такого заядлого охотника как он не поднялась бы рука. Сегодня, правда, оленей не наблюдалось, лишь пара испуганных зайцев выскочила из кустов на дорогу и стремглав пронеслась под колесами лимузина.

Спустя пятнадцать минут он снова выехал на шоссе, ведущее в Пенемюнде и проходившее через предместье Майнер, где ждала его белокурая фроляйн Ангелика. Рихтгофен увеличил скорость и погнал, выжимая из лимузина последние силы. Надежный немецкий мотор бодро шумел не давая никаких признаков перегрева. Для хорошей машины, всегда считал Манфред, как и для породистой лошади, никогда не повредит хорошая прогулка на большой скорости. И машина и лошадь получают от этого только удовольствие, не говоря уже о самом водителе или ездоке. Скоро справа замелькали небольшие уютные особняки, раскрашенные в цвета умеренных оттенков. Проехав четыре из них, Манфред остановился у пятого – невысокого зеленого домика с балконом и широкой террасой. На террасе уже расположились вокруг белого столика три дамы и два кавалера. Одна дама, самая красивая из трех, и была фроляйн Агеликой, которой сегодня исполнялось тридцать лет. В этот знаменательный день Манфред был приглашен на тихий домашний праздник, где соберутся только друзья. Две другие дамы были подругами Ангелики, знавшими ее еще с детства. Звали их Регина и Тельма. Кавалеры, так же как и Манфред, служили в действующей армии, с той только разницей, что Рихтгофен был летчиком-истребителем, а они были призваны в артиллерию и квартировали неподалеку. Ангелика ждала только его, это Манфред понял по выражению лица, на котором, как ни старалась хозяйка скрыть свои чувства, при виде бравого летчика возникло выражение неописуемой радости. Ангелика после смерти мужа, также военного летчика, долгое время находилась в трауре и глубокой депрессии. Она уже ни в чем не находила утешения и не видела смысла в жизни. То и дело ее стали посещать черные мысли покончить с этим бесконечным тягостным состоянием. Однако, в душе она по-прежнему питала слабость к военным и, встретив Манфреда, заехавшего в Майнер по случаю, увлеклась им с новой силой. Манфред был на пять лет моложе ее и олицетворял собой начало новой жизни, поэтому Ангелика словно восстала из пепла. На прошлой жизни и образе мыслей был поставлен жирный крест. Ее лицо заметно похорошело, в глазах появился веселый блеск, а в жизни новый смысл. Рихтгофену тоже нравилась эта мудрая, много пережившая, но сохранившая красоту, женщина. Она не болтала попусту, как многие берлинские пустозвонки, а была глубока, как море. Именно такую женщину барон Рихтгофен искал уже много лет, но нигде не смог отыскать. И теперь ему казалось, что он ее наконец-то нашел. Случайно, как это всегда бывает, и совсем не там, где предполагал.

Ангелика пригласила его за стол, где уже сидели артиллеристы в компании Регины и Тельмы. Поздравив Ангелику с днем рожденья и подарив ей золотой перстень с алмазом средней величины, от которого она пришла в восторг, Манфред присел за стол. Офицеры поздоровались, и разговор как-то сам собой зашел о войне, что было не удивительно, поскольку половина гостей служила в действующей армии. Артиллеристы поведали Манфреду о том, что сегодня утром их зенитной батарее, расположенной на западной оконечности Пенемюнде, пришлось ожесточенно отстреливаться от массированного налета французской авиации, уничтожившего ангар с боеприпасами. Эти чертовы французы, обычно мазавшие, на этот раз бомбили чрезвычайно метко и долго, и в итоге нанесли большой урон. Помимо боеприпасов они разбомбили железнодорожный узел под городом и мост через реку, по которому шло снабжение расквартированных вокруг Пенемюнде воинских частей. Рассказ Манфреда о сбитых им час назад трех английских летчиках привел артиллеристов в неописуемый восторг. Они тут же предложили поднять тост за подданных Кайзера, так смело воюющих в воздухе против поганых французов и англичан. Манфред поблагодарил, но предложил прежде всего выпить за хозяйку дома, сиявшую как только что взошедшее солнце. Сейчас она была влюблена и горда одновременно. Вечеринка длилась недолго. Вскоре артиллеристы покинули собравшихся по необходимости быть на службе, а подруги Ангелики отговорились делами и также ушли. Сама Ангелика ничего не имела против того, чтобы остаться с Манфредом наедине. К счастью Рихтгофен находился в увольнении до следующего утра. Кроме того, он сообщил ординарцу где его искать в случае крайней необходимости. Как только гости покинули дом, Ангелика бросилась в объятья Манфреда и наградила его за победу долгим поцелуем. Не имея больше сил разговаривать о чем бы то ни было, они сразу отправились в спальню, большее пространство которой занимала огромная и мягкая кровать. Каждый раз, когда он оказывался здесь, Манфред чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Он обнял Ангелику, привлек к себе и, мгновенно сняв с нее легкое полупрозрачное платье, с легким шорохом соскользнувшее на пол, больше уже не вспоминал о том кто он и что он в этом мире. До утра его для мира не существовало. Единственное, что напоминало ему о существовании других людей, были доносившиеся иногда издалека гулкие разрывы, но Манфреда они не беспокоили. Он покрывал красивое тело Ангелики жаркими поцелуями и стонал от удовольствия, когда, обвив его своими нежными руками, она отвечала ему тем же. Они ласкали друг друга и многократно сливались в буйной пляске тел так, что к утру Манфред был измучен, но счастлив, а Ангелика была просто счастлива.

Оставив разнеженную Ангелику в теплой постели, Рихтгофен поспешил в полк, все же слегка обеспокоившись услышанной ночью канонадой. Очень уж близко от его аэродрома слышались разрывы авиабомб. И опасения его оказались не напрасны. Ночью французские бомбардировщики совершили второй налет на Пенемюнде, на сей раз целью был выбран аэродром истребительной авиации, на котором базировался «красный малыш» Рихтгофена – его любимый биплан. После ночной бомбардировки французов биплан был сильно поврежден. Придирчиво осмотрев искалеченную машину, Манфред понял, что сегодня вылетов не будет, и уехал в офицерский клуб Пенемюнде. Там он весело провел день в хорошей компании за бутылкой вина с рейнских берегов и игрой в карты. К своему удивлению в клубе он повстречал младшего брата Лотара, которого совсем недавно перевели из Клейнбурга под Пенемюнде. Лотар недавно был в отпуске в родовом поместье Рихтгофенов в Южной Баварии, видел отца и мать. К величайшей радости Манфреда они находились в добром здравии и гордились успехами сыновей, слухи о подвигах которых долетали даже туда. Проговорив с братом до позднего вечера, Манфред отправился в полк, решив, что день был не так уж плох, если не считать поврежденного биплана. Вернувшись на место, он обнаружил, что механики полка, несмотря на долгую работу, не сумели спасти его «красный малыша». Поэтому Манфреду пришлось пересесть на только что полученный с завода триплан «Фоккер». Эта машина, по словам конструкторов, имела самую высокую маневренность из всех современных истребителей благодаря трем плоскостям и могла вертеться в воздушном бою как юла. Граф Фольк и лейтенант Цеймер уже пересели на новые «Фоккеры» и отзывались о них весьма хорошо. Рихтгофен же питал слабость к своему биплану марки «Альбатрос», на котором он совершил столько побед. Но делать было нечего, «Красный малыш» летать уже не мог – приговор механиков был суров. Французская бомба повредила фюзеляж, превратив жесткую конструкцию истребителя в металлолом. Но в память о боевом друге Рихтгофен тут же решил назвать свой новый триплан «Красным малышом».

• Предыдущая
• 44/133
• Следующая