Наемники - Коршунов Евгений Анатольевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/67
• Следующая

— С полгода, как и я. Парень зарабатывает большие деньги.

— Теоретик?

— Профессионал. Вьетнам, Камбоджа, Южная Америка. Воевал везде, где есть джунгли…

По каким-то одному ему известным приметам Жак вывел Петра сквозь зеленую чащу на другую поляну, где занималась группа сержанта Брауна. Уже подходя, они услышали взрывы восторженного хохота. Прятаться на этот раз Жак не стал, и они сразу же вышли на молодую вырубку, в центре которой стоял толстобрюхий и краснолицый инструктор, окруженный не сводящими с него восторженных глаз солдатами.

В вытянутой короткой руке он крепко держал бьющуюся белую курицу.

— О'кэй, джентльмены, — сказал он и свернул курице шею. — Самое главное — твердая хватка. Видите? Вот так!

И он показал левой рукой на правую, которой продолжал изо всех сил сдавливать уже мертвую птицу.

— О'кэй! А теперь важен крепкий, хороший укус! Вот так! И он мгновенно отгрыз курице голову, отгрыз и бросил ее на траву.

— А теперь, джентльмены, важно, чтобы вы держали открытое горло курицы кверху, ведь вы же намерены пить кровь. Кровь, джентльмены, очень нужна вам. В ней содержится соль и другие вещества, нужные вам для того, чтобы вам выжить при нашей работе. О'кэй!

И, закинув голову, он поднес шею курицы к своим пухлым губам.

Затем протянул курицу ближайшему солдату:

— А теперь, джентльмены, дайте немножко крови вашим боевым товарищам. О'кэй? Пусть курица будет у нас круглой чашей, как заздравный бокал! Ха-ха-ха! Только не пролейте, ведь ценна каждая капля этого полезного напитка, о'кэй?

Солдаты пустили курицу по кругу. Наконец птица вернулась к сержанту.

— Хорошо, джентльмены! Но ведь у курицы, как у всякой божьей твари, есть кое-что и внутри! — С этими словами сержант вытащил нож. — Посмотрим, что внутри, джентльмены, посмотрим! Итак, ножом в подбрюшную часть, вот здесь. Вытаскиваем кишки, но будем осторожны с желчным пузырем, о'кэй? Сердце, джентльмены, мы съедаем сырым, о'кэй? Печень, тоже, о'кэй?

И Браун, отправив сердце и печень себе в рот, принялся медленно и старательно их пережевывать.

Вся эта отвратительная сцена разыгрывалась на глазах у Петра. Он почувствовал, что к горлу подступает тошнота:

— Пойдем отсюда.

— Ладно, не будем мешать, — согласился Жак. Они снова вошли в кусты.

— А вообще-то, в первый раз его послушать любопытно, — кивнул он в сторону поляны, с которой опять доносился восторженный хохот. — Послушать его, кузнечики — деликатес, а муравьи заменяют специи. Любая рыба, у которой пасть открывается книзу, съедобна, и в принципе можно есть всех животных, покрытых шерстью. Зато почти все красные плоды, растущие в джунглях, ядовиты, как и внешне аппетитные плоды, растущие на песке: эти вызывают понос, от которого умираешь, даже если рядом есть врач…

— А теперь куда? — раздраженно перебил его Петр. Жак посмотрел на часы:

— Теперь? Теперь, пожалуй, к Жан-Люку. У него сейчас должна выходить из буша выпускная группа.

Через полчаса ходьбы по кустарнику Жак вывел его прямо к тому месту, где они оставили «джип», когда прибыли в расположение Кодо-2. И на этот раз часовые появились перед ними невесть откуда, будто по мановению волшебной палочки кусты превратились в человеческие фигуры, облаченные в маскировочные костюмы.

Жак приказал подать машину, и через несколько минут из-за кустов выполз все тот же «джип», с тем же шофером и теми же телохранителями на заднем сиденье.

— Придется проехать километра три, — объяснил Жак, усаживаясь за руль, шофер с переднего сиденья привычно перебрался на заднее. — Жан-Люк любит менять места выхода групп из буша. На этот раз финишная черта у брода через реку Кросс.

И плавно тронул «джип» с места. Чем дальше, тем лес становился светлее, под колесами зазеленела трава, дышать стало легче. Наконец они выехали к полосе ярко-зеленых кустарников, извилистой лентой рассекающей лес.

— О-о-ох! — вдруг откуда-то из-за кустов раздался громоподобный не то вздох, не то стон и затем громкий плеск воды, словно в нее погрузилось что-то очень тяжелое.

Солдаты на заднем сиденье тихо засмеялись.

— Хиппо, — сказал один из них. — Папа-Хиппо сердится…

— Гиппопотам, — пояснил Жак, останавливая машину. Петр огляделся. Между лесом и кустами тянулась полоса высокой травы, пробитой широкими, метра по два шириной коридорами, уводящими к кустам и прорезающими зелень окнами, в которых голубела, играя золотистыми бликами, вода.

— Это место называется хиппо-пул, гиппопотамова заводь, — продолжал Жак, поглядывая на часы. — Здесь живет семья гиппопотамов — самец и штук пятнадцать самок и детенышей. Хиппо-папа, как правило, обитает отдельно. Слыхал — это он набирал воздух перед погружением. Услышал машину старик!

Тра-ах! Трах! Та-та-та, та-та, та… Тишина, застывшая над хиппо-пулом, разлетелась на куски, разорванная далекими очередями автоматов и пулеметов, взрывами гранат.

— Группа выходит внизу по реке, милях в трех отсюда, — определил Жак и посмотрел на часы. — Скоро должен появиться и Жан-Люк. Эта часть экзамена называется «переправа под огнем противника».

Пальба внизу по реке разгоралась. В дело вступили минометы и безоткатные орудия.

— Не перебил бы он мне там моих парней, ведь Жан-Люк холостых зарядов не признает, — вздохнул Жак, озабоченно поглядывая на часы. — Стоп! Ровно десять минут!

И стрельба, словно по его команде, мгновенно стихла.

— Минут через двадцать Жан-Люк будет здесь, а потом подойдут те, кто выдержал экзамен. Садись, отдыхай от впечатлений.

Петр сел рядом с ним.

— Ты говоришь — экзамен. В чем же он заключается?

— Это тоже по американской системе, из Форт-Шермана. Две недели специальной подготовки, а потом группа отправляется в чащу — за пятнадцать километров отсюда — без пищи и без воды. Цель — отыскать «вражеский лагерь», атаковать его, разгромить и на следующий день вернуться в полном составе ровно к часу дня.

— И это так трудно?

Жак посмотрел на Петра с иронией.

— Они разбиваются на маленькие группки — по три-четыре человека — и идут. Без троп и дорог, путь прорубают мачете. А на пути — пальмы с длинными черными колючками. Укололся — гнойное воспаление. Болота, змеи, ядовитые насекомые, сине-черные бабочки перед глазами, пауки-гиганты. А ночью? Черт его знает что там хрустнуло — может быть, сук под лапой леопарда. Шорох — это может быть удав. Ночь без сна, а потом опять каждый километр — целая вечность: колючие заросли, жара, духота. Хорошо еще, если поймаешь какое-нибудь животное или найдешь ручей, а то голод и жажда, и это при таком-то напряжении! Слабых, заболевших бросать нельзя, их приходится вытаскивать на себе… Таков закон! А когда выходишь к река, тут тебя уже ждет вместе со своими парнями Жан-Люк. Как это происходит, ты слышал. Конечно, стрелять стараются поверх голов переправляющихся, но… человек двадцать уже пошло на корм крокодилам да столько же не вернулось из буша — то ли погибли, то ли не выдержали и дезертировали. А уж как встречают тех, кто опоздал, не уложился в срок… Впрочем, скоро увидишь все сам. Вот, кажется, и Жан-Люк. Слышишь, моторка?

Снизу по реке действительно нарастал дробный стук лодочного мотора.

— Кто же он… этот Жан-Люк? Учился в Форт-Шермане?

— Бери выше, в училище Сен-Сир во Франции и в Гвело, Родезия. Парню двадцать семь лет, сын генерала. Бросил Сен-Сир — знаешь, там же у нас учится элита, подался в Родезию — воевать против терров, так он называет террористов.

— Бойцов Зимбабве?

— Ну да. А потом разочаровался. Отбыл контракт — и сюда. Думаю, что без ведомства Фоккара и тут не обошлось. Да ты сам его порасспроси.

Где-то метрах в пятидесяти внизу по реке мотор внезапно заглох…

— Не хочет беспокоить хиппо, — усмехнулся Жак. — Причалил ниже… Сейчас появится.

Минуты через три оттуда, где заглох лодочный мотор, действительно появился молодой человек в элегантно сидящей на нем защитной форме и с офицерским стеком под мышкой. Следом за ним шагал рослый чернокожий солдат с пулеметом на плече.

• Предыдущая
• 33/67
• Следующая