Вторжение - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/58
- Следующая
– Он тоже не похож на тебя. – Литвин посмотрел на охранника.
– Это результат целенаправленного отбора. Но, кажется, у вас иначе… такой богатый генофонд… – Кафф замигал, и через несколько секунд женщина произнесла: – Айве доволен. Ценная информация.
– Если так, ответь: почему не возвращают Эби? Слишком долго она спит!
Он не успел опомниться, как случилось небывалое: кафф погас, Йо подставила узкую ладошку, шарик бесшумно упал в нее и скрылся в рукаве. Она придвинулась ближе, вытянула руку, коснулась щеки Литвина, заросшей темной колючей щетиной. Ее пальцы были прохладными и нежными.
– Не спрашивай меня об этом. Ты никогда ее не увидишь… Забудь, если не хочешь, чтобы жизнь твою прервали. Знание опасно!
– Так мы не договаривались… – начал Литвин, но женщина резко поднялась и шагнула к мембране. Ее обтягивающее зеленоватое одеяние не скрывало ничего, и он с внезапным волнением увидел, как высоки и полны ее груди, как гибок стан, как колышутся стройные бедра. Щека еще хранила память о ее прикосновении.
Йо исчезла, а вслед за ней и равнодушный страж. Некоторое время Литвин сидел в ошеломлении, не пытаясь привести в порядок чувства. Мысль его кружила, будто птица над гнездом; он думал о словах Йо, о спящей где-то Эби и собственной судьбе. Ему удалось столь многое узнать! Конечно, не в деталях, но все же, все же… Может быть, кроме людей и фаата в Галактике есть и другие разумные расы? Эти даскины, которых упомянула Йо… и что-то еще, что-то важное, но не связанное с ее намеком на опасность знания…
Он успокоился и сразу вспомнил. «Жаворонок»! Точно, «Жаворонок»! Йо сказала: на вашем корабле многие были такими же… Значит, крейсер не брошен в пространстве, он здесь! Хранится в каком-нибудь трюме этой межзвездной посудины, разбитый, изувеченный, полный мертвых тел… Зачем его бросать? Погибший крейсер в смысле информации – ценная добыча!
Найти бы его, подумал Литвин. Может, что-то сохранилось, «гриф», таракан или хотя бы боевой скафандр… А лучше – реактор! Если дестабилизировать магнитные ловушки, лихо рванет! Отличный способ уравнять шансы в переговорах с Айве и его компанией!
Нахмурившись, он повернулся к мембране и мрачно осмотрел ее. Пустые мечты… Из клетки не выбраться, крейсер не отыскать… Как его найдешь в этом огромном лабиринте, где сотни палуб и тысячи отсеков? Где коридоры перекрыты, транспортных линий до черта, а компьютер, эта квазиразумная тварь, наверняка контролирует перемещения…
Что-то давило в голень сквозь ткань комбинезона. Не поднимаясь, Литвин пошарил под коленом, нащупал что-то маленькое, гладкое, вытащил, поднес к глазам. На его ладони лежал шарик диаметром сантиметра полтора, крохотный сфероид, похожий на идеально круглую жемчужину. Секунды три или четыре он смотрел на это чудо, потом стиснул его в кулаке, словно желая скрыть от всевидящего ока компьютера. Голова у него кружилась, и запах, сладкий запах Йо щекотал ноздри.
Кафф! Ключ, интерфейс! Ее подарок! Хочет помочь? Или это лишь хитрая уловка? Кто-то желает покопаться у него в мозгах?
Лицо Коркорана возникло перед Литвиным: глаза блуждают, уголок рта подергивается, струйка слюны течет по подбородку. Жуткое зрелище! Лучше уж попасть под собственные свомы, как бедняга Родригес! Он вспомнил молитву Рихарда и, хоть не верил ни в бога, ни в дьявола, неумело перекрестился.
– Господи, спаси и пронеси! Вернусь в Смоленск, свечку поставлю в соборе. Клянусь реактором!
Поднял руку и приложил шарик к левому виску. Сфероид будто прилип к коже. Прошла минута, другая, третья, но ничего не происходило. Затем…
Пространство отсека словно раздвинулось, развернулось сразу в сотне измерений. Литвин все еще пребывал в похожем на гантель отсеке и в то же время находился вне его; гигантское тело, объединившееся с ним, простиралось вверх, вниз, во все стороны, и было оно подобно паутине с бесчисленным множеством нитей, тянувшихся к каждой точке Корабля: к каждому датчику, терминалу, эффектору, к двигателям и прозрачной сфере с изображениями звезд, к внешней обшивке, за которой сияли те же звезды, только безмерно далекие. Тысячи нитей вели к тысячам глаз, позволяя одновременно увидеть тысячи разных картин: лифты, проходы, транспортные капсулы, отсеки причудливой формы, просторные трюмы, пустые или забитые странными машинами, залы с повисшими в невесомости людьми и другие помещения, в которых передвигались чужие в ярких обтягивающих одеждах, делали что-то непонятное, парили в воздухе около спиральных и трубчатых, затянутых белым туманом конструкций, связанные с ними сетью проводов. Удивительным образом эти картины не пересекались и не накладывались друг на друга, существуя как бы в отдельных окнах, сложенных в мозаичное панно – не плоское, но объемное, многогранное, словно око стрекозы. Литвин разглядел огромную шахту гиперсветового конвертера, тороидальные двигатели для внутрисистемных полетов и что-то напоминавшее толстые угловатые шипы, выступавшие из корпуса ряд за рядом по всей наружной поверхности. Внутри тоже нашлось много любопытного, такого, чего он не видел прежде на схеме Корабля, – к примеру, два цилиндрических тоннеля, таких же гигантских, как шахта конвертера, и проходивших по обе стороны от него. Возможно, то были резервные энергетические установки; в них виднелись массивные кольца из таких же шипов, как на внешнем корпусе.
Эти видения так зачаровали Литвина, что он не сразу уловил чье-то присутствие. Чувство было непривычным, даже пугающим; он не слышал ни шороха, ни звука, не видел ничего, кроме мозаики пестрых картин, но уже не сомневался, что в этом царстве молчания и тишины он не одинок. Затаив дыхание, он потянулся к этому разуму и вдруг обнаружил, что разумов много: одни перемещались в окнах-картинках или, погруженные в т’хами, дремлющие, присутствовали в них едва заметной тенью; другие, неподвижные, но ощущаемые более явно, гнездились в узлах огромной паутины. Первые, как чудилось ему, принадлежали людям и ускользали от контакта, точно песчинки в бурной воде, но с неподвижными он мог соприкоснуться. Эти разумы были различны: крупные – в точках интенсивного ветвления, с пучками расходящихся короной нитей, те, что поменьше, – в простых пересечениях. Вскоре Литвин сообразил, что перед ним нервная система Корабля, множество центров, соединенных линиями связи. Самый большой из них лежал под сферой с изображениями звезд – вероятно, навигационным прибором, таким же, как земные АНК.
Он потянулся к этому устройству, и нужная ячейка мозаики сразу раздвинулась, открывая полутемный зал с невидимым, но, вероятно, очень высоким сводом. На его периферии маячили ниши с замершими в них человеческими фигурками, то ли облаченными в плащи, то ли завернутыми в слабо мерцавшую пленку. Коммутационные порты, что-то вроде коконов в «грифах», решил Литвин, сосредоточившись на центральном возвышении. Там, над плоским черным диском, висела сфера диаметром метра полтора, и около нее парили в воздухе три человека. Одного он сразу узнал – Йата, клюворотый Столп Порядка; двое других были, видимо, его помощниками. Их руки метались над сферой, и, в такт движениям, в ее глубине проскакивали искры. «Прокладывают курс?..» – подумал Литвин, и эта мысль вдруг отозвалась четкой уверенностью в том, что он не ошибся.
Пришедшее утверждение было таким же ясным, как если бы ему сказали «да». Собственно, оно превратилось в слово, но суть метаморфозы он не уловил – может быть, мысль стала словом под действием извне или его разум, привыкший оперировать словами, выбрал адекватное понятие. Вздрогнув, Литвин стиснул челюсти и, запрокинув голову, всмотрелся в темный потолочный купол.
«Ты слушаешь меня?» – беззвучно молвил он, и в голове отчетливо отозвалось:
«Сслушаю-ccь…»
«Кто ты? Компьютер?»
«Нет. Кваззиживой Коррабль… кваззиживой, кваззиразумный… – И снова, будто бы тише: – Корабль… Корабль…»
Этот голос, бесплотный и звучавший лишь в сознании, был совсем не похож на прежнее хриплое карканье и оттого казался еще ужаснее. Ошеломленный, Литвин скорчился на полу. Потрясение, испытанное им сейчас, было гораздо большим, чем в первую встречу с бино фаата. Конечно, они прилетели со звезд, но данный факт лишь подтверждал их способность мыслить, говорить и действовать, как полагается людям или существам иного, пусть непривычного облика, но безусловно живым, разумным и обладающим индивидуальностью. Их появление не относилось к сфере чудес, тогда как телепатическое общение с предметами (с чайником, столом или компьютером – без разницы) мнилось пугающим волшебством. Тем более если компьютер утверждает, что он нечто большее – квазиживой и квазиразумный Корабль…
- Предыдущая
- 23/58
- Следующая
