Бойцы Данвейта - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 56

• Предыдущая
• 56/62
• Следующая

– Ты говорил, что на твоем острове есть большое жилище, – промолвила Занту. – Взгляни, не это ли?

– Нет. Это семейное гнездо Джиаматти, наших соседей. Мы немного восточнее… вот так, правильно… Видишь островок с сосной? Такое дерево с пучками зеленых иголок вместо листьев… Спустись туда… ниже… еще ниже…

Сердце его замерло: он снова очутился дома. Струйка воды из опреснителя стекала в небольшой бассейн, трепетали на ветру листья пальм, поднималась, за кустами юкки и гибискуса, стена веранды с распахнутыми окнами, и он видел, как суетятся мать и сестры, прибирая со стола остатки завтрака. Они о чем-то говорили, но волшебный телескоп Занту звуков не передавал, ни журчанья воды, ни шелеста листвы, ни голосов. Впрочем, не составляло труда понять, что вспоминают его – и мать, и сестры поглядывали в небо и улыбались сквозь слезы.

Щеки Занту порозовели:

– Это твои женщины, Сергей Вальдес?

– Да. Та, что выглядит старше, – моя тальде, а две молодые – мои… – Он не знал, как назвать сестер, и пояснил: – Молодые – женщины моей крови. Тальде родила их после меня.

– Твои рини, – сказала Занту, и он запомнил новое слово. – У меня нет рини. Моя семейная группа не хочет иметь других потомков.

– Почему?

– Им не советовали. Могут проявиться генетические нарушения, такие же, как у меня. – Она теснее прижалась к Вальдесу и шепнула: – Ты никого не оставил на своем острове или каком-нибудь другом? Не тальде, не рини, а женщину, которая…

– Нет. Все мои женщины в космосе, как ты. Всех их я встретил в пустоте или на чужих планетах.

Вид изменился – они словно скользнули от поляны и дома сквозь бамбуковые заросли, очутившись на океанском берегу, где Вальдес знал и помнил каждый камень. Что там камень! Каждую ветвь на их единственной сосне, каждую трещинку коры, каждую пальму и побег бамбука… Он видел причал и рыболовный глайдер, к которому неторопливо направлялись пятеро мужчин, видел выпрыгивающих из воды дельфинов и старую купальню на краю понтона, обнесенную прочной сеткой от акул. Там резвились малыши, гоняли яркий мяч, иногда перебрасывая его через бортик загородки. Мяч тут же летел обратно, подброшенный в воздух дельфинами.

– Мужчины твоей семейной группы? – спросила Занту. – Я знаю, у вас нет таких, как Птайон… Твой трла среди них?

– Да. Он идет впереди.

– А остальные?

– Двоих родила моя тальде. Еще двоих привели на остров рини. У меня ведь красивые рини, правда? А те малыши, что играют с мячом, – их потомство. Мои маленькие родичи.

– Малыши, – произнесла Занту, – маленькие люди, потомки… Их можно держать на руках, гладить их нежную кожу, смотреть в их глаза и думать, что жизнь твоя не развеется прахом, а будет продолжена в вечности. Малыши…

Глайдер отчалил от пристани, всплыл над водой и ринулся в море, сопровождаемый дельфинами. Но Занту уже не обращала внимания на рыболовов и их кораблик; ее взгляд был прикован к детям. Она смотрела на смуглые тела ребятишек, на брызги, поднятые их возней, и тихо, умиротворенно улыбалась. Вальдес ощущал ментальные флюиды, струившиеся от нее, но тоски в них не было. Ни тоски, ни горя, ни печали, ни сожалений о собственной судьбе… Наоборот, он чувствовал, что от нее исходит странный покой, словно она добилась своей цели или, возможно, смирилась с предначертанным раз и навсегда.

Перегнувшись через парапет, Занту вытянула руку, будто хотела коснуться узкой ладошкой детских головок, мелькавших в воде. Потом сказала:

– У меня тоже будет малыш. Будет, теперь я в этом уверена! Через сорок восьмидневок.

Сердце Вальдеса стукнуло сильней.

– Ты нарушила запреты и побывала в астроиде? – спросил он. – И тебе удалось?..

Синие глаза сверкнули, потом она сделала жест отрицания:

– Нет, мой любимый, нет. Дорога в астроид для меня закрыта, и я ничего не нарушала, ни запретов, ни воли тех, кто наложил на меня кару. Но здесь зреет плод. – Она коснулась ладонью живота с такой нежностью, что у Вальдеса сдавило горло. – Зреет дар, о котором я мечтала… твой дар, Сергей Вальдес с Земли.

– Я ей верю. – Вальдес уставился в угол каюты невидящим взглядом. – Верю, Кро! Я только не понимаю, как это случилось. Моя роль в этом приятном событии под большим вопросом. Видишь ли, мы… – он сглотнул и откашлялся, прочищая горло, – мы не занимались сексом.

– А что вы делали? – спросил Вождь, посматривая на снимок-голограмму, прилепившийся к стене. Вид у Кро был такой, словно он интересовался обеденным меню.

– За руки держались! – рявкнул Вальдес. – Еще я пару раз ее поцеловал… ну, может, не пару, а чуть больше… Но дети тут при чем? Дети – следствие определенных… гмм… усилий и манипуляций, а для них нужны такие органы, каких у лоона эо просто нет!

– Это мнение землянина, – сказал Светлая Вода. – Не забывай, она не человек и даже не гуманоид. Моя собственная раса отлично обходится без этих… гмм… усилий и манипуляций.

– Я на ваших женщин не посягаю, – огрызнулся Вальдес.

– Трудновато пришлось бы, – заметил Кро с непроницаемым лицом. – У нас нет разделения по половому признаку.

Таймер над дверью каюты вспыхнул зеленым – до прыжка было немногим меньше двух часов. Огромный транспорт и конвойные суда уже достигли орбиты Плутона и набирали скорость, чтобы погрузиться в Лимб. Из этой дали Земля выглядела чуть заметной искоркой, Юпитер – искоркой побольше, а Солнце – золотистым пятаком. Край обитаемого мира, рубеж человеческой Ойкумены! Сейчас Вальдесу полагалось бы думать об этом, вспоминать покинутую родину и тосковать о близких, но в голове его бродили другие мысли. Совсем другие! Он отсидел в рубке нужное время, пока «Ахирос» стартовал с Луны и под управлением Водителя пробирался среди конструкций, круживших у земного спутника; он проследил, чтобы «Шива» и «Есицунэ», конвойные корабли, шли параллельными курсами, не удаляясь от транспорта; он закончил вахту, выпил кофе и выслушал Птурса, посетившего за две недели все тверские кабаки и даже разгромившего один из них. Описание этого подвига было представлено в лицах и оказалось очень живописным, но не отвлекло Вальдеса от раздумий. Мысли его затрагивали тонкие материи, которые он прежде с Кро не обсуждал и даже не думал, что это личное, глубокое и тайное потребует когда-то обсуждения. Но, как говорили латиняне, omnia mutanmr – все меняется.

• Предыдущая
• 56/62
• Следующая