Невеста принца - Миллер Линда Лаел - Страница 20

• Предыдущая
• 20/67
• Следующая

— Вы…

Чандлер нахмурился, словно увидел перед собой самого дьявола, который явился к своему избраннику.

Рафаэль кивнул. Его странно позабавила реакция Чандлера, но в то же время ему от всей души захотелось побить старого друга за то, что он посмел прикоснуться к Анни Треваррен.

Чандлер выпрямился, поправил рукава, ибо всегда был на редкость аккуратным, и встал лицом к лицу с Рафаэлем.

— Вы должны отослать отсюда дочь Треварренов, — сказал он. — Немедленно.

Еще никогда Рафаэль не чувствовал себя таким подлецом, как в эту минуту.

— Да? — переспросил он, не повышая голоса. — А почему вы об этом просите? Неужели мадемуазель так соблазнительна?

Чандлер побагровел и стиснул зубы, стараясь сдержать охватившую его ярость. Он сжал руки в кулаки, а его глаза метали стрелы справедливого негодования, чего не мог не признать Рафаэль.

— «Соблазнительна»? О чем вы, Рафаэль? Неужели вы думаете, что я посмею предать вашу сестру в ее же доме? Или вас, моего брата и давнего друга?

Рафаэль не мог вымолвить ни слова. Ему хотелось подраться с этим чистюлей и в то же время он понимал, что правда не на его стороне. Он попытался заговорить, но из этого ничего не вышло.

Чандлер немного успокоился и положил руку Рафаэлю на плечо.

— Рафаэль, сейчас не время спорить, — сказал ой. — Вы должны знать, что я человек слова, даже если вам хочется думать обо мне иначе.

Теперь Рафаэль прислонился к стене, стараясь взять себя в руки.

— Что вы говорили Анни? — спросил он, с трудом двигая губами. — Зачем трогали ее?

Чандлер рассмеялся, но смех у него был невеселый.

— Так вот в чем вы меня подозреваете! Вы видели меня с Анни!

Рафаэль кивнул. К нему вернулось прежнее напряжение, и он едва удерживался, чтобы не схватить Чандлера за горло и не выдавить из него признание.

— Анни сказала мне, что любит вас, — безжалостно парировал Чандлер.

— Нет.

Рафаэлю было бы гораздо легче, если бы Чандлер ударил его мечом или дубинкой, которой выколачивают пыль.

— Боже Милостивый, нет. Анни же совсем девочка. Только что закончила школу. Она лишь думает, будто…

Чандлер покачал головой.

— Нет, Рафаэль, — совершенно серьезно проговорил он. — Вы неправы. Анни Треваррен отлично знает, что чувствует, я в этом убежден. Более того, если слухи, которые бродят тут со вчерашнего дня, справедливы, то вы дали юной даме повод думать, будь вы прокляты, что тоже питаете к ней нечто.

— Черт побери, Рафаэль, — продолжал он, — вы должны или отпустить это прелестное создание домой, или вести себя достойно. Подумайте о ее репутации и о ее жизни!

Рафаэль не ответил, видит Бог, он был не в силах. Чандлер говорил все правильно, даже очень правильно, каждым словом раня его в самое сердце.

Рафаэль должен был сам знать, что Анни думает и чувствует, особенно после того, как она отдавалась ему накануне, подчиняясь его рукам, его губам, его уговорам.

Он должен был знать… И он не знал. Джорджиана любила его всем своим сердцем, его бесценная, покинувшая его Джорджиана, и ни один мужчина не может быть дважды благословлен такой любовью. Тем более он, Рафаэль Сент-Джеймс, сын цыганки, узурпатор.

—  Отошлите ее отсюда, — требовал Чандлер.

Рафаэль не видел и не слышал своего друга, весь поглощенный воспоминаниями о нежном ненасытном теле, которому он дарил наслаждение в уединенном доме. Что он наделал? Господи, что он наделал?

Поздно ночью Анни отыскала Рафаэля в часовне. Он лежал ничком, как мертвый, на первой скамейке и был бы похож на кающегося святого, если бы от него не несло виски.

Анни беспокойно посмотрела на алтарь.

— Ему было очень тяжело, — прошептала она Тому, Кто мог бы ее услышать. — Пожалуйста, если Тебе не очень трудно, помоги ему немножко.

Принц дернулся, потом застонал. Анни ужасно боялась, как бы его не вырвало прямо в часовне, потому что он был пьян сверх всякой меры. У Рафаэля и так хватает бед, не надо бы ему еще обижать Господа.

Она осторожно коснулась его плеча.

— Прочь!

Анни глубоко вздохнула, набираясь сил.

— Я никуда не пойду без вас, Рафаэль Сент-Джеймс.

Она не только отказывалась покинуть часовню, она отказывалась покинуть замок и Бавию, но не стала сейчас уточнять, потому что Рафаэль все равно был не в состоянии правильно воспринять ее слова.

— Рафаэль, — шепотом звала она. — Вставай. Еще не хватало, чтобы ты богохульствовал.

Он рассмеялся, потом перевернулся на спину, чуть не свалившись на каменный пол.

— А… — криво усмехнулся он. — Ангел. Наверное, я уже умер.

— Ты совершенно живой, — сказала Анни, беря его за плечи и усаживая на скамье. — И это хорошо. Нельзя же являться к Богу в таком состоянии.

— Нельзя, — повторил Рафаэль, откидываясь на спинку скамьи.

Когда Анни плавала на корабле отца, она видела много пьяных, хотя родители всячески старались отгородить ее от них, и она ни за что не спутала бы настоящего пьяницу с любителем. Рафаэль Сент-Джеймс не был настоящим пьяницей.

— Поднимайся, — приказала она, безуспешно стараясь поставить принца на ноги. — Пока тебя не ударило молнией или чем-нибудь еще. Хотя если по правде, ты это заслужил.

— Тебе никто не говорил, что нельзя ругать пьяного? — запинаясь, спросил Рафаэль. — Это глупо. И от этого может быть только хуже.

— Правильно, — согласилась Анни. Она тяжело дышала, не в силах оторвать Рафаэля от скамьи. — Как только ты покинешь часовню, делай что хочешь!

Он откинул назад голову и расхохотался.

— Ты, правда, думаешь, что Господь покарает меня Своей десницей?

Наконец Анни удалось поднять Рафаэля, и она потащила его к двери.

— Покарает, покарает.

Они вышли во двор, освещенный луной и несколькими фонарями на стене.

— Я должен покаяться, — сказал Рафаэль.

— Об этом надо было думать раньше, пока мы были в часовне, — ответила Анни.

Они были возле каменной скамейки рядом с фонтаном, когда Анни поняла, что ее силы истощились. Еще два шага, уговаривала она себя, еще один шаг.

Рафаэль набрал полную грудь воздуха и вдруг икнул.

— Я хочу покаяться, — стоял он на своем.

Они приближались к скамейке, и Анни, сосредоточенная на ней, ничего не сказала.

— Анни, я тебя использовал.

— Знаю, — ответила Анни.

Напрягая последние силы, она толкнула Рафаэля Сент-Джеймса, принца Бавии, в фонтан.

Раздался громкий всплеск, потом он вынырнул, крутя головой и проклиная все на свете. Ярости его не было границ, однако он уже встал на путь протрезвления.

— Ты был прав, — ласково проговорила Анни. — Нечего возиться с пьяным.

Она быстро пошла прочь, но успела сделать всего несколько шагов, как Рафаэль схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

Наверное, кого-нибудь другого Анни испугалась бы, будь он в таком состоянии, но перед ней был Рафаэль, принц душой и принц Бавии.

Он долго всматривался в ее лицо сверкающим взглядом. Его грудь тяжело вздымалась, волосы висели мокрыми прядями, в свинцовом взгляде она читала ярость. Однако, когда он заговорил, то, как ни странно, она услышала не крики, не вопли, а почти отчаянное рыдание.

— Не люби меня, — молил он ее. — Я не тот человек.

Анни коснулась ладошкой его бледной щеки.

— Рафаэль, не в твоей власти разрешать мне это или запрещать, — ответила она. — Поверь, если бы у меня был выбор, я бы ни за что не отдала свое сердце тебе. Ни за что.

Рафаэль взял ее руку, лежавшую на его щеке, и поцеловал ее, прежде чем отпустить.

— А кого бы ты выбрала?

Анни вздернула подбородок.

— Не тебя.

Она вновь отвернулась от него с намерением уйти, но он удержал ее за руку, да еще так дернул, что она прижалась всем телом к его мокрой одежде.

— Кого?

Анни стала быстро соображать.

— Кого-нибудь благородного и храброго, как Чандлер Хэзлетт или Эдмунд Барретт. Если бы кто-то из них соблазнил даму, то знал бы, как себя с ней вести.

• Предыдущая
• 20/67
• Следующая