Маньчжурский кандидат - Кондон Ричард Томас - Страница 31

— У меня вопрос, господин министр.

Министр устремил взгляд на незнакомца, возмущенный тем, что тот не мог раньше задать свой идиотский вопрос.

— Кто вы такой, сэр? — резко спросил он.

Он научился вежливости с прессой после множества недоразумений, по большей части очень неприятных, ставших результатом того, что его слова безбожно перевирали.

— Я сенатор Соединенных Штатов Джон Йеркес Айзелин, сэр! — прозвенел тот же голос. — И мой вопрос настолько серьезен, что от вашего ответа может зависеть судьба безопасности нашего народа.

Джонни постарался выкрикивать эти слова не слишком быстро. В результате, не успел он еще закончить, как все журналисты в зале уже уставились на него с выражением неуемной жажды сенсации, общей для всех них эмоции.

— Кто? — недоверчиво переспросил министр.

Его голос, усиленный электронной аппаратурой, прозвучал как брачный призыв гигантской совы.

— Оставьте свои увертки, господин министр! — прокричал Джонни. — Оставьте увертки, будьте любезны!

Министр имел нрав тирана и до того, как стать государственным деятелем, был представителем одной из царствующих деловых династий.

— Увертки? — взревел он. — Черт побери, что вы несете? Что за чушь?

Это высказывание само по себе, пусть даже состоящее всего из нескольких слов, мгновенно отвратило учреждение, называемое Сенатом Соединенных Штатов, от симпатии к министру на весь оставшийся срок его пребывания на своем посту, причем совершенно независимо от того, что именно спровоцировало это высказывание. Первый неписаный закон Соединенных Штатов Америки гласит, что никто и никогда, никогда, никогда не должен в присутствии прессы разговаривать в таком тоне с любым сенатором, в каком бы комитете тот ни состоял.

У всех присутствующих в зале представителей прессы, до которых дошло, каков официальный статус Джонни, голова пошла кругом при мысли о подтексте этого лобового столкновения между двумя выдающимися торговцами ходовым товаром, поставляемым газетами, журналами, радио и телевидением. Это был один из тех судьбоносных моментов, которые предвещают гигантский взлет тиражей. Одна половина присутствующих, у которых скука сменилась дрожью предвкушения, торопливо гасила сигареты, другая половина нетерпеливо закуривала; на всех лицах проступило выражение жадности.

— Я сказал, что я сенатор Соединенных Штатов Джон Йеркес Айзелин. У меня на руках список двухсот семи человек, относительно которых министру обороны известно, что они состоят в Коммунистической партии, и которые тем не менее продолжают работать в этом министерстве и формируют его политику.

— Что-о-о-о?

Чтобы перекричать возбужденный ропот голосов в зале, министр был вынужден выразить свое изумление усиленным микрофоном воплем.

— Я требую ответа, господин министр! — закричал Джонни, размахивая над головой пачкой зажатых в руке бумаг; его голос звенел, точно серебряная труба справедливости.

Свекольно-красное лицо министра стало фиолетовым. Он тяжело задышал и вцепился в микрофон, как будто собираясь запустить им в Джонни.

— Если у вас, господин сенатор, и в самом деле есть такой список, — прорычал он, — то, черт побери, принесите его сюда. Дайте мне ваш список!

— Нет, вы не получите этот список, господин министр. Я глубоко сожалею, но вынужден заявить прямо перед всеми присутствующими, что мое доверие к вам исчерпано.

— Что-о-о-о?

— Это больше не вопрос внутреннего расследования Министерства обороны. Боюсь, вы упустили свой шанс, сэр. Теперь ответственность возьмет на себя Сенат Соединенных Штатов.

Джонни повернулся и вышел из зала, оставив за спиной хаос.

На следующий день, до макушки набитый сведениями, почерпнутыми из книг и газет (он заучивал их на протяжении предыдущей недели), проставив в графе «расходы» сумму в 250 долларов, Джонни должен был появиться в телевизионной программе под названием «Защитники нашей свободы». Обычно она служила витриной для самых консервативных членов правительства. Опросы зрителей неизменно подтверждали ее низкий рейтинг, и она оставалась на плаву лишь благодаря тому, что компания-спонсор в целом считала ее полезной. Еще бы, весьма приятно принимать участие в обеде с важными еженедельными гостями. На этот обед, которым сопровождалось каждое шоу, вице-президент компании по особым поручениям обычно приглашал нескольких надежных друзей, чтобы продолжить дискуссию об уже существующих и могущих возникнуть в ближайшем будущем проблемах правительства и проблемах с правительством, причем проблемах более или менее, скажем так, специфического характера.

Джонни пригласили на это шоу, потому что он был одним из двух сенаторов, с кем вице-президент по особым поручениям еще ни разу не обедал, а вице-президента по особым поручениям ни в коем случае не следовало недооценивать.

Однако ко дню своего появления на шоу Джонни стал едва ли не самым популярным государственным деятелем страны. После того, как пресса трубила о нем на протяжении тридцати часов, он превратился в объект необычайной важности с точки зрения не только этого, но и любого другого телевизионного шоу. Времени на то, чтобы развернуться на сто восемьдесят градусов, у телевизионщиков было совсем немного, и все же они умудрились дать во все городские газеты объявления на полстраницы, анонсирующие появление Джонни в прямом эфире.

До этого момента мать Реймонда предоставляла событиями развиваться естественным образом, но теперь настала пора вмешаться. В семь тридцать утра Джонни был отправлен на прогулку. В час дня она с сожалением сообщила телевизионщикам, имеющим отношение к сегодняшнему шоу, что связаться с ним нет никакой возможности, поскольку он слишком занят подготовкой к тому, что может стать одним из самых важных сенатских расследований. Услышав эту новость, телевизионщики дрогнули. Спонсор тоже дрогнул. Пресса была близка к тому, чтобы дрогнуть.

Вице-президент по особым поручениям, однако, оказался самым сообразительным. Быстро сориентировавшись, он попросил о встрече мать Реймонда и немедленно получил согласие. Она предпочитала проводить встречи такого рода в движущемся автомобиле, подальше от записывающих устройств. Мать Реймонда сама вела машину. Кружа по Вашингтону, собеседники очень быстро состряпали соглашение, которое гарантировало, что Джонни будет появляться в шоу «Защитники нашей свободы» «не менее шести и не более двенадцати» раз в год на протяжении двух лет, со ставкой в 7500 долларов за каждое появление, выплачиваемой компанией-спонсором. И в зависимости от того, будет ли он «оставаться в новостях», после каждых трех шоу соглашение может быть пересмотрено вице-президентом по особым поручениям и матерью Реймонда, в сторону увеличения или уменьшения ставки.

В результате, когда в семь часов вечера Джонни встретился перед телевизионными камерами с пятью журналистами, которые должны были участвовать в дискуссии, он чувствовал себя уверенным и бесстрашным. Естественно, обсуждались события вчерашнего дня; в целом прозвучали те же самые обвинения, правда, с одной существенной разницей, касающейся количества коммунистов в Министерстве обороны. Ниже приводится отрывок из записи, сделанной во время этой телевизионной передачи.