Солнышкин плывёт а Антарктиду - Коржиков Виталий Титович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/35
• Следующая

— Да, вы правы: на балл меньше или на балл больше! — согласился штурман Ветерков, по прозванию Милей больше, милей меньше.

— Магнитит! — рассуждал боцман, качаясь взад и вперёд.

В это время сбоку открылась дверь машинного отделения.

— Ты что это раскачиваешь судно? — удивился машинист Мишкин.

— Магнитит! — показал глазами на палубу Бурун.

— Да ну? — ещё больше удивился Мишкин.

Он нагнулся, приложил к палубе большой палец, и на нём оттиснулся толстый слой краски. «Магнитит», — усмехнулся Мишкин и закрыл дверь.

Бурун косо посмотрел вниз, приподнял пятку, припомнил свой сон… Потом раскачался и, разжав пальцы, пролетел через весь коридор. Он ещё раз осмотрел палубу и опустился на ступеньки.

А в десяти шагах от коридора, на краешке трюма, дремал Солнышкин. Над ним светили южные звёзды, а из его рук всё уходили к Антарктиде цветные корабли.

Солнышкин проснулся оттого, что кто-то больно ухватил его за щеку и тянул неизвестно куда. Он завертелся от боли. К щеке присохла кисть, которую он дёргал то вниз, то вверх.

Солнышкин скатился к умывальнику и, пока спала команда, усердно оттирал краску.

Когда захлопали двери кают, он вышел в коридор.

У машинного отделения Бурун показывал Федькину и Петькину то на потолок, то на палубу, к которой примагнитились его колодки, и рассказывал приключившуюся с ним историю.

— Неужели во сне? — спрашивал Петькин.

— Сам удивляюсь! — говорил боцман.

— А Солнышкин? — поинтересовался Федькин.

— Солнышкин! — воскликнул Бурун. — Да он спал, как килька в банке!

Солнышкин был доволен. Он сдерживал смех и думал, что бы сделать ещё такое неожиданное и приятное.

— Ха-ха! — хлопнул он себя по лбу и посмотрел на каюту Робинзона. — Пока старик моется, наведу у него порядок!

Он взялся за ручку, но кто-то тронул его за плечо:

— Доброе утро, Солнышкин! — За спиной у него стояла Марина.

— Доброе утро! — сказал Солнышкин и сунул руку в карман.

— Ну, что ж ты стал? — улыбнулась Марина. — Ведь вместе будет быстрей!

— Быстрей! — кивнул Солнышкин и приоткрыл дверь. В лицо ему едва не порхнуло полотенце.

В каюте было ветрено и свежо. Робинзон любил песни морского ветра — и иллюминатор был распахнут настежь. Койка была строго заправлена, и от зари уголок подушки светился, будто ломтик арбуза.

— Морской порядок! — сказал Солнышкин. — И хозяина уже нет.

— А хозяин смотрит, скоро ли появится Антарктида, — сказала Марина, выглянув в иллюминатор.

Робинзон стоял на палубе у борта и смотрел в подзорную трубу, будто искал что-то на горизонте.

— Ну, до Антарктиды далеко! — возразил Солнышкин. — Впереди ещё Жюлькипур!

— Далеко, а кое-кто к встрече с ней готовится сейчас. Вон у Пионерчикова вся каюта завалена книгами про Антарктиду, — сказала Марина. — Правда, нам это ни к чему. Мы ведь новые земли открывать не собираемся. Нам бы доставить груз — и домой.

Но Солнышкин нахмурился: ничего себе! Штурману Пионерчикову книги к чему, а Солнышкину ни к чему?

Минуты и секунды не шли, а летели, как брызги из шланга. Полдня Солнышкин то и дело бегал мимо книжного шкафа, в котором стояли тяжёлые тома энциклопедии.

Он притащил в каюту столько книг об Антарктиде, что Перчиков поёжился, как от холода.

— Ты это что? — спросил он, оторвавшись от радиоприёмника.

Но Солнышкин плюхнулся на койку и открыл том, на боку которого золотом была оттиснута яркая буква «А». Через секунду он уже не слышал ни рокота волн, ни гула машины. Солнышкин шагал по сверкающей Антарктиде среди льдов и пингвинов, и перед ним открывались новые земли. Земля Перчикова. Земля Робинзона. Названия старых земель ему нравились не всегда. Подумаешь, Земля Королевы Мод! Уж лучше бы Земля Марины! Никакая королева туда и носа не показывала, а Марина плывёт к настоящей Антарктиде на настоящем пароходе!

— Послушай, Солнышкин, нельзя ли потише? — сказал вдруг Перчиков, зашмыгав носом.

Под пальцами Солнышкина так летали страницы, что у Перчикова от ветра начался насморк. Солнышкин на минуту остановился, потом махнул рукой и сказал:

— Нужно закаляться, Перчиков! Впереди Антарктида!

Он захлопнул книгу и направился к шлюпочной палубе. Там, у шлюпки, лежали два увесистых болта, с которыми Солнышкин упражнялся каждое утро. Правда, Перчиков под насторожёнными взглядами Буруна то и дело язвительно замечал: «Ты бы прихватил что-нибудь потяжелее! Ну хотя бы боцманский якорь!» Но Солнышкин не обращал на это внимания. Он поднимал болты, бицепсы наливались под кожей, играли, как крупные антоновки, горячий ветер обдавал грудь, а сердце выстукивало: «Так держать, Солнышкин!» Но сейчас Солнышкин вдруг изменил курс: на корме к шуму волн примешивался быстрый лёгкий стук. Это у камбуза заядлые игроки начинали игру в домино.

Артельщик парохода «Даёшь!» лежал на койке и радостно хихикал. Пароход приближался к Жюлькипуру, покачивая боками, словно их щекотала тёплая тропическая вода. А Стёпке казалось, что палуба подпрыгивает вместе с ним от восторга: тысяча топазов, тысяча алмазов, тысяча рубинов!

В руках артельщик держал потрёпанную книжку. Обложки у неё не было, первых страниц тоже. Но Стёпке они были совершенно ни к чему. Зато в тысяча первый раз он перечитывал одну и ту же страницу, и каждая буква на ней подмигивала ему, как драгоценный камень, а каждое слово позвякивало, как горсть золота.

«Там, в одном из кварталов, у самого Жюлькипурского храма пираты зарыли свою добычу — тысячу рубинов, тысячу алмазов, тысячу топазов». Стёпка ещё раз перечитал эту строчку, и в глазах у него сверкнули алмазные фонарики. На книгу упали лучи заката, и страница заиграла рубиновым светом.

— Тысяча рубинов! — воскликнул артельщик. — Да это же целая колбасная!

И буквы на странице взвизгнули, как тысяча сосисочных поросят.

— А почему колбасная? — спросил он сам себя и перевалился на другой бок так, что под ним хрустнула койка. — Какая колбасная? Тысяча колбасных! Тысяча небоскрёбов! Только бы добраться до Жюлькипура. — Он запустил пятерню под матрац, вытащил оттуда ванильный сухарь и перекусил его пополам. — А что мы сделаем с Перчиковым?-И он хрустнул новым сухарём. Сухари хрустели, как косточки. Артельщик вспоминал всех. — А, это вы, гражданин Моряков? А в чистильщики не хотите? Могу взять. Не хотите? Ходите безработным. — И он хрустнул ещё одним сухарём. — А-а, это вы, старый Робинзон? Вам очень подходит форма моего швейцара! Дайте только добраться до Жюлькипура! — Артельщик хрюкнул от удовольствия и, потянувшись, воскликнул: — Тысяча рубинов! Тысяча топазов! Тысяча алмазов!

«Даёшь!» приближался к тропикам, и в лицо артельщику дули тёплые ветры Жюлькипура.

Ни Солнышкин, ни Перчиков, ни Моряков, конечно, не догадывались о нависшей над ними опасности. Солнышкин играл в домино, а коричневые от загара капитан и радист стояли на самом носу парохода. На тысячи миль вокруг них синел океан. Попутный ветер доносил с камбуза чесночный аромат котлет, над которыми колдовал кок Борщик. Порой судно вздрагивало, и тогда из рубки раздавался голос вахтенного:

— Перчиков, попросите, пожалуйста, вашего друга обращаться с пароходом поосторожнее!

Дело в том, что два дня тому назад, вечером, в радиорубку к Перчикову прибежал взволнованный штурман Пионерчиков:

— Срочно включите локатор!

— Минуту, — неторопливо сказал Перчиков, снимая наушники, в которых раздавалось его любимое «бип-бип-бип».

— Скорее, — попросил Пионерчиков, — мне кажется, нас всё время кто-то преследует.

Перчиков взглянул с иронией на юного штурмана, но, подтянув брючки и выйдя на палубу, насторожился. Его остренький нос вонзился в темноту. При свете луны среди волн действительно то появлялся, то исчезал неясный округлый предмет. Он быстро шёл на сближение с пароходом, и по бокам его бурлили светлые фосфорические полосы. У Перчикова перехватило дыхание. Здесь могли быть и не совсем приятные встречи.

• Предыдущая
• 2/35
• Следующая