Выбери любимый жанр

Новый порядок - Косенков Виктор Викторович - Страница 6


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

6

— Красиво. — Президент зачем-то погладил телефоны, словно стирая с них пыль. Толокошин знал, что один из аппаратов предназначен для связи с Вашингтоном, пользоваться которым, по негласному договору, следовало только в экстренных случаях. Так было только раз, когда по роковой случайности стартовала ракета, к счастью не несущая ядерного заряда. Тогда еще Генсек, белый от ужаса, кричал в трубку: «Она пустая, пустая! Случайно!» Ракету сбили свои. Пришлось постараться. — Но нам потребуется идеолог. Умный идеолог. Причем не связанный по рукам и ногам какими-нибудь фобиями, вроде трепета перед демократическими ценностями или еврейским вопросом.

Толокошин дернул бородку и снова погладил лысину.

— У меня есть такой человек. Я попробую договориться с ним. Если вы даете такое указание.

— Даю. Правда, ни протокола, ни какой-либо официальной бумаги к этому указанию я дать не могу. Такая уж особенность у бесед без галстука.

— Я понимаю.

— Вот и отлично. — Президент откинулся на спинку кресла. — Тогда завтра я вас жду. Если возможно, уже с этим человеком. И сразу после общего собрания.

Толокошин встал.

Глава 4

Из сообщений прессы:

«Государству невыгодна свободная пресса. Невыгодна свобода слова, истинная, настоящая, не замутненная идеологической взвесью ложного патриотизма. Мы должны, мы имеем право смело и открыто доносить до каждого гражданина всю правду, какой бы горькой она ни была. И если государство не хочет слышать наших слов, то это государство не заслуживает права на существование».

«Демократия, этот высший институт государственной мысли, является одновременно и наиболее уязвимым строем. Особенно когда в обществе искусственно складывается атмосфера замалчивания, полутонов и откровенной подмены понятий».

«Если мы и дальше будем называть чеченских патриотов бандитами и боевиками, то к чему же мы придем? У нас на глазах разворачивается процесс становления нового уникального государства, процесс исторический! И на всех нас лежит ответственность…»

«Интересы России на Кавказе всегда носили захватнический характер».

— Привет, Костя! — закричала телефонная трубка прямо в ухо. С утра это было некстати. На столе, около компьютера, дымился кофе, полная кружка. Телефон находился в соседней комнате. Константин давно собирался перетащить аппарат к компьютеру, точнее, к удобному креслу около него и чувствовать себя совершенно счастливым, но, периодически забредая в магазины, торгующие разного сорта электроникой, начисто забывал про удлинитель.

«С другой стороны, это, наверное, и хорошо. Эдак я корни около монитора пущу, что негоже», — подумал Костя, стараясь припомнить, чей же это такой до боли знакомый голос сдернул его утром с рабочего места.

— Привет, — на всякий случай сказал он и, чтобы выиграть время для размышлений, добавил: — как дела?

— Дела?! — Голос обрадовался. — Ты меня не узнал, борода многогрешная.

— Не узнал, — с поддельной грустью в голосе ответил Костя.

— А! Вот оно, значит, как ты давних друзей встречаешь, даже не узнаешь…

«Что за идиот? — прищурился Константин. — На Енота не похож, голос другой».

Его уже две недели периодически доставал какой-то странный тип, один из тех, кто не читал зловеще-предупреждающего булгаковского: «Хамить не надо по телефону!» Типчика Костя окрестил почему-то Енотом, воображение упорно выдавало картинку с хитрым полосатым зверьком, который что-то там делает лапками в мутной водичке. Енот названивал и говорил гадости. То предлагал купить дохлых котят, то с фальшивым украинским акцентом жаловался на тухлое сало и москалей. Так или иначе, в теме присутствовала тухлятина и тема смерти, что было мерзко само по себе. На ответное хамство Енот не реагировал, был упорен и гадок. Попытки вычислить засранца пока успеха не давали, все знакомые фрикеры <Фрикер (сленг) — специалист по телефонным сетям. Своеобразный хакер по телефонам и всему, связанному с ними.> только плечами пожимали.

— Ладно, не буду тебя мучить, — наконец заявил голос. — Это Толокошин. Сашка. Помнишь?

— Вот тебе раз. — Костя удивленно поднял брови. — У вас там что, наверху, день памяти старых друзей? Я ж тебя уже…

— Много, много, — подтвердил голос бывшего одноклассника. — Много лет не слышал. И не видел.

— А вот это врешь, пожалуй, я тебя вчера видел. По ящику. Ты там суетился что-то за Главным. А вот не слышал, это точно. Все больше молчишь, по телеку…

— Ладно, слушай, у меня к тебе дело есть.

— Естественно есть, стал бы ты просто так звонить.

— Да ну тебя, может быть, я тебя выпить зову.

— Ага, конечно, то-то тебе не с кем. Да и не пью л особо.

— Я тоже не особо. Просто от коньячку не откажешься, я полагаю.

— Не откажусь.

— Тогда открывай дверь.

— Какую дверь? — Кофе распространяло по всей квартире одуряющий аромат.

«Все-таки надо телефон протащить к столу, пил бы сейчас кофеек и соображал бы легче», — Константин принюхался.

— Какую… — В трубке на момент замолчали. — Квартира номер 56. Вот ее и открывай. Ты ведь дома.

Это прозвучало как утверждение.

— Давай, Орлов, — продолжал Толокошин. — Я у тебя за дверью стою. С коньяком.

— Вот те два, — сказал Константин, вешая трубку на рычаги. — Коньяк с утра…

И пошел открывать дверь.

— Я вот помню, Макаревич что-то там говорил про правильную, с его точки зрения, закуску к коньяку.

— Ну-ну, — промычал Толокошин, обгрызая дольку лимона и блаженно жмурясь при этом. Коньяк действительно был хороший, закуска была вкусной, лимон кислым. Сидели уже часа полтора. И кроме туманных предложений «подумать насчет государственной службы», Константин Орлов ничего пока не услышал. Александр Степанович тянул время.

— Так вот, по его мнению, есть только две закуски. Такая печенюшка…

— Крекер.

— Как угодно, хоть крекер, хоть кракер, такая печенюшка, на которую сверху положили какую-то там лабуду, смешанную с чем-то…

— Ничего себе описание,

— Не важно это, главное во втором рецепте…

— Слушаю.

— Второй вариант был такой: на кружочек лимона кладется ложечка икры. Черной.

— Ничего себе, Макар дает…

— Да, я тоже задумался.

— Ерунда это все. — Толокошин взмахнул рукой. — Будет все.

— Что все?

— Ну, икра там… Коньяк… Ананасы…

— Ананасов в шампанском нет, не пролезают, — пробормотал Костя, но гость не услышал.

— И рябчики тоже будут…

— А вот этого не надо.

— Не любишь рябчиков?

— Не то чтобы не люблю. Просто история с поглощением ананасов и жеванием рябчиков кончается обычно плохо. День последний и приходит буржуй.

Толокошин засмеялся:

— Ну да, я и позабыл, что ты у нас слегка коммунист.

— Я не коммунист. Просто буржуев не люблю.

— Понимаю.

— Если бы ты тогда не в экономический пошел, а со мной на философию в МГУ, то тоже бы их терпеть не мог. Нелюбовь к буржуям — это такая прерогатива философского движения.

— Собственно, я не особенно жалею.

— Я догадываюсь. Так что же ты мне предлагаешь?

— Конкретно по пунктам?

— Как хочешь. — Константин налил еще одну рюмку.

— Ну, в принципе, все зависит от того, чего ты хочешь. Почти что все. Нет, ну, расстрелять Чубайса, конечно, нельзя…

— Вот так всегда, сначала подманят, а потом бряк…

— Да ладно тебе, он столько лет рубильником руководил, должен же был кто-то заставить народ платить по приходящим счетам. — Толокошин покосился на Орлова и махнул рукой. — Ладно тебе, ладно. Не буду про Чубайса. Ну, нельзя его трогать. А так, что хочешь. Моя благодарность не будет знать пределов… в пределах. Или как там было?

— Благодарность будет безграничной, в пределах разумного.

6
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело