Стажер - Дашко Дмитрий - Страница 4

А еще полный провал в памяти. Иванов, вертолет… Но что было после?

И, кстати, где я?

Лежу. Справа и слева койки, заправленные казенными синими одеялами. Прикроватная тумбочка из дерева, покрытого морилкой. Казарма? Но почему вокруг люди в белых халатах?

Светлый пластик, какие-то компьютеры, трубки, микроскопы. Разговоры ученые, непонятные.

– Температура?

– В норме.

– Давление?

– Сто десять на восемьдесят.

Госпиталь, больница. Что-то произошло?

– Доктор, он глаза открыл, очнулся.

– Давно пора.

Что пора?

– Павлов Артем Николаевич, девяностого года рождения? – чей-то надтреснутый голос.

Ага, вот и его обладатель.

Рефлекторно отзываюсь:

– Так точно!

Господи, как хочется пить! Жизнь бы отдал за глоток холодненькой минералки. Или кваса. Выдул бы бочку в один присест. У нас в городе на пивзаводе вкусный квас делают. В областной центр возят. Народ в жаркий день в очереди встает.

– Вы меня отчетливо видите?

– Так точно, вижу хорошо. Мне бы попить…

– Сестра, дайте ему воды.

Хватаю стакан, пью. Господи, благодать-то какая!

– Утолили жажду, Павлов?

– Да. Спасибо.

Мысли снова далеко отсюда. Лихорадочно размышляю на тему, что стряслось, и где Леха Денисов. В поле зрения он не попадает. Кругом незнакомые лица. Абсолютно равнодушные, как у настоящих врачей. Госпиталь?

Леха, где Леха? И что это со мной приключилось?

– Сколько я вам показываю пальцев?

– Два… то есть три.

– Хорошо.

Мужчина, очевидно врач, склоняется надо мной. У него опухшее лицо алкоголика, полные мясистые губы, из ноздрей торчат пучки волос. И запах типичный медицинский: спирт, лекарства. Сквозь белый халат просвечивают погоны. Значит, военврач. Госпиталь. Сто пудов – госпиталь.

Я машинально подношу к глазам руки, потом сгибаю и разгибаю ноги.

Военврач смеется:

– Не беспокойтесь, Павлов! С вами все в порядке.

– Где я, товарищ…

– Капитан. Капитан медицинской службы Северянин. Был когда-то такой известный поэт. Вы о нем слышали?

– В школе проходил, но деталей уже не помню, товарищ капитан.

– А что, ничего, кроме школьного курса литературы, больше не читали?

– Так точно, не читал. Хотя нет: газеты, сканворды.

– Жаль, – вздохнул Северянин. – Начни я сейчас цитировать вам Данте, ведь не оцените. Я правильно говорю?

– Так точно.

А кто такой этот Данте? Тоже военврач?

Капитан махнул рукой:

– С вами все ясно, Павлов. Ладно, частично ввожу вас в курс дела. Добро пожаловать в Аномальную Территорию Радиоактивного Излучения, или, сокращенно, АТРИ.

– Почему «три», товарищ капитан?

– Что? – Вопрос сбил военврача с выбранного курса.

– Вы сказали, что А-три. Значит, где-то есть А-один и два.

– Не тупите, Павлов. Я же сказал: АТРИ – это аббревиатура. Дошла до нас еще со сталинских времен. Говорят, Берия придумал. Он вообще был человеком с большой фантазией.

Фраза о радиации меня насторожила.

– Товарищ капитан, разрешите спросить?

– Разрешаю.

– Вы сказали о радиоактивном излучении. Мы, случайно, не в Чернобыле?

– Нет, боец, мы не в Чернобыле. Там, по сравнению со здешними местами, просто курорт.

Я нервно сглотнул. Куда же меня занесло?

– Поджилки не затряслись, сержант?

– Пока не знаю.

– Да ты не дрейфь, Павлов. На Ванаваре с радиационным фоном все нормально. Получишь оборудование, сам проверишь. Про счетчик Гейгера слышал, наверное?

– Слышал.

– У тебя будет такой, только еще круче. Его встраивают в КИП – портативный компьютер, внешне похож на часики, только размером больше. Штука полезная. Без него мы и в сортир не ходим.

Доктор показал левую руку, к которой и впрямь кожаным ремешком крепился прибор с жидкокристаллическим экраном.

– Классная вещь, одна из последних моделей. Прибамбасов сюда напихано – море. Она и уровень радиации показывает, и прочую дрянь. Не всю, конечно, но это ведь лучше, чем ничего.

– Так точно, лучше.

– Радиации ты не бойся. Яйца засветятся, только если сдуру не туда сунешься, но ты слушай старших, смотри показания на КИПе и не лезь, куда не просят. Особенно на урановые рудники.

– Тут есть урановые рудники?!

Доктор хохотнул:

– В АТРИ много чего есть! Больше, чем в Греции! Твое счастье, что в егеря попал: их на рудники не отправляют. Там свой контингент работает, специфический: урки-уголовники, которым пожизненное впаяли. В советские времена, пока «вышка» существовала, были все больше смертнички. Ну, и «вованы», то бишь вэвэшники, они их охраняют.

– Чтобы не сбежали, – понимающе кивнул я.

– Не-а, – ухмыльнулся доктор. – Чтобы не сожрали. Знаешь, сколько в АТРИ охотничков за человеческим мясом? Вагон и маленькая тележка. Беда в том, что радиация – не самая большая из здешних проблем. Короче, влип ты, сержант. Влез в самое дерьмо по уши.

– Не привыкать, товарищ капитан.

Не знаю почему, но в тот момент я воспринял его слова как шутку. Мало ли что спьяну наболтаешь, а доктор впечатление трезвого не производил. А может, и вообще – умом тронулся.

На всякий случай я отодвинулся от него подальше. Он мои маневры не заметил и продолжил развивать свою тему.

– Оно и видно, – хмыкнул военврач. – Не привыкать. С медицинской точки зрения ты в полном ажуре, так что выписываю. Нечего место в стационаре занимать. Сейчас тебе принесут одежду, а я пока звякну в часть, скоро за тобой придут.

– А еще что-нибудь про АТРИ расскажете, товарищ капитан?

– Лучше один раз увидеть, Павлов. Фильм учебный посмотришь и просветишься.

Военврач оставил меня одного.

Не, наверное, это со мной не все в порядке. Мерещится с бодуна всякое. Да и как можно принять всерьез все, что мне наговорили. Чушь собачья! Радиация, урановые рудники, зэки, людоеды…

Да муть все это!

Я сел на койке. Ощущения были такие, будто сплю и вижу сон. Даже ущипнул себя за ухо, но не проснулся.

Сестричка принесла одежду, уложила ровной стопочкой на табурете и сразу вышла. Деликатная. Гран мерси, мадемуазель.

Неторопливо переоделся.

Выданная форма не сильно отличалась от привычной: нижнее белье; плотная камуфлированная куртка с кучей карманов и клапанов; пошитые из той же ткани штаны; утепленное кепи; кожаная портупея (в учебном полку похожую носили только офицеры); пара носков и берцы – высокие ботинки со шнуровкой. Разве что эмблемы странные: вместо привычных общевойсковых – с белыми надписями на синем, как у миротворцев. Больше никаких художественных изысков. Российского флага и того не имелось.

Будто служу в другой стране или того круче – на другой планете.

В коридоре загромыхало, дверь резко распахнулась. Здоровенный рыжий прапорщик с конопатой мордой вошел в палату и, поглядев на меня, как воспитанная дама на таракана, презрительно произнес:

– Едрит-гидроперит! Кого же это нам опять наприсылали!

За его спиной замаячила физиономия Лехи Денисова. Я облегченно вздохнул: жив, курилка. Леха подмигнул: дескать, все в норме.

Прапорщик представился:

– Здорово, пополнение! Я прапорщик Галунзе. А ты у нас, выходит, сержант Павлов?

– Он самый, – подтвердил я.

– Я за тобой, Павлов. Забирай манатки и потопали.

– Куда, товарищ прапорщик?

– На кудыкину гору! В расположение двигаем, надо же тебя устроить на первое время. Шевели булками, солдат.

Прапорщик расписался в толстой амбарной книге, получил в кладовой наши вещмешки, и мы покинули госпиталь.

Путь пролегал по асфальтовой дорожке с бордюром из покрашенного в белый цвет кирпича. Асфальт местами полопался, сквозь трещины торчала пожухлая травка. Солнышка бы ей, глядишь, и воспрянула бы. Но солнца нет. Пасмурно, мрачно, паршиво. Тут всегда так?

Над ухом зудела мошкара, прапорщик отгонял ее рукой.

Деревья попадались знакомые: лиственницы, березки, возле них густо лежал мох.