Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка - Дженнингс Гэри - Страница 32

• Предыдущая
• 32/71
• Следующая

Вайрд легко поднял тюк с медвежьими шкурами и повесил его мне на спину. Когда широкие полотняные ремни легли мне на плечи, пересекли грудь и оказались надежно стянутыми на поясе, я умудрился с трудом сказать:

– До места?.. Уф… А что это… уф… за место?

– Некая пещера, о которой я разузнал. – Он поднял свой солнечный камень и принялся изучать небо. – Идем вон туда. Atgadjats!

Команда эта означала «снимаемся!», и старый охотник первым двинулся вперед. Солнечный камень он, должно быть, использовал только для виду, потому что зашагал прямо навстречу северо-восточному ветру, в том же направлении, в каком мы оба шли в течение многих дней. Вайрд живо, словно молодой, шагал по колено в снегу. По борозде, которую он оставлял, идти мне было немного легче, и я, пошатываясь, двигался за ним.

Похоже, я жестоко ошибся, предположив, что этот «старый ferta» – как грубо описал себя Вайрд – был слабым и немощным. Он сказал, что ему было пятьдесят, когда Аттила умер. Тогда, если только старик не врет на каждом шагу, теперь ему шестьдесят пять: просто поразительное долголетие! Столь почтенного возраста достигают немногие, кроме разве что лентяев, изнеженных городских жителей и священнослужителей. И еще получается, что в шестьдесят два года мой спутник каким-то образом убил дикаря гунна, чтобы забрать его боевой лук. Возможно, Вайрд действительно слишком стар, чтобы наслаждаться плотской любовью, – даже не проявляет интереса, кто его попутчик: мужчина, женщина или евнух, – но это, похоже, единственное, для чего он слишком стар. Теперь я не сомневался, что охотник мог нести тюк с медвежьими шкурами лучше, чем это делал я, без труда поднимая и даже забрасывая его высоко на дерево каждый вечер. Хотя эту ночь мы, вероятно, собираемся провести внутри безопасной и уютной пещеры. Мысль об этом придавала мне сил.

Но наш путь туда оказался долог и утомителен. И хотя Вайрд по-прежнему шел впереди и утаптывал снег для меня, я шатался и спотыкался всю дорогу и скоро стал задыхаться. Старик был прав: мне вовсе не требовалось дополнительных шкур, чтобы укутаться, или же зажженной ветки, чтобы согреть воздух, который я вдыхал. Хотя день и выдался морозным, я все равно обильно потел. Тюк на моей спине переместился с поясницы куда-то за голову – я не мог ее повернуть, чтобы увидеть, куда именно, – а juika-bloth пристроился на его верху. Во всяком случае, он сидел там, пока я не устал и не заставил орла лететь над нами, таким образом хотя бы немного облегчив себе груз.

Ни разу не сбавив шага и не продемонстрировав даже малейших признаков одышки, Вайрд говорил безостановочно – или кричал, чтобы его можно было расслышать сквозь ветер Aquilo. Он с готовностью отпускал замечания относительно погоды, местности, здешних растений и животных, а также рассуждал обо всем на свете, при этом обильно пересыпая свою речь обычными для него богохульствами и непристойностями.

– Посмотри-ка вон туда, на этот небольшой участок земли, чистый от снега. Ты видишь там высохшие остатки растения, мальчишка? Это лазурник, ты будешь рад ему, когда у тебя случится запор или тебе понадобится хороший skeit. Выжми немного камеди лазурника и прими внутрь. Ты очистишься, если захочешь.

– Полезно… узнать… frauja… – выдохнул я.

– Ты небось считаешь эти леса Храу Албос скучными, мальчишка? Подожди, пока мы не доберемся до болотистых равнин вокруг Сингидуна[46], что на земле готов. Эти равнины такие унылые и лишенные растительности, что там не увидишь ничего выше одинокого крестьянина. Или же его козы. Или гуся.

– Очень… интересно… frauja Вайрд… – выдохнул я.

– А теперь мы приближаемся к соснам, мальчишка. Ты знаешь, что сосновые шишки, если их сначала поджарить, а потом сжечь, дают сладко пахнущий фимиам? Более того, этот смолистый аромат вызывает необычайное желание у женщин. Кое-где язычники даже используют сосновые шишки во время храмовых оргий, чтобы разжечь желание у своих поборниц. Да, во имя сорока девяти внебрачных дочерей Феспия, аромат сосновых шишек делает kunte таким же жарким и сладким, как и он сам!

Тут, не издав ни звука, я упал ничком в снег и тихонько там лежал, слишком измотанный и слабый, чтобы поднять свой собственный вес, не говоря уже о грузе. Вайрд прошествовал дальше, ничего не подозревая и продолжая говорить, пока его голос не заглушил ветер:

– Иисусе! Похоже, скоро начнется снегопад. Нам лучше поспешить…

Затем, я полагаю, он все-таки заметил, что я больше не тащусь за ним, ибо я еще минуту или две слышал его мягкие шаги по снегу. Старик наклонился надо мной и с отвращением произнес:

– Во имя Венеры Миртийской, да ты, лентяй, никак притворяешься, что уже устал? Еще только миновал полдень.

Я с трудом восстановил дыхание и глухим голосом с трудом сказал:

– Притворяюсь?.. Нет… что ты, frauja…

Одной ногой, без всякого усилия, он перевернул тюк и, конечно, меня вместе с ним, так что теперь я лежал лицом вверх. Вайрд рассматривал меня с таким видом, словно он обнаружил под камнем мерзкую личинку, прилипшую к его оборотной стороне. Juika-bloth кружил наверху и с любопытством посматривал на нас.

– Я ослаб, – произнес я, – и хочу пить, а лямки натерли мне плечи. Не могли бы мы немного отдохнуть?

Вайрд презрительно заворчал, но присел рядом со мной.

– Только совсем недолго, – сказал он, – или твои мышцы остынут.

Откровенно говоря, я был уверен, что старик притворяется, заставляя себя бодро двигаться вперед, продолжая выкрикивать свои непрерывные монологи, делая вид, что не устал и не задыхается: небось обрадовался, когда я попросил остановиться, поскольку и сам давно этого ждал.

Вайрд запустил руку под снег и ощупывал землю вокруг, пока не извлек гладкий камушек.

– Вот, мальчишка. Когда мы пойдем дальше, положи этот камушек в рот. Это немного уменьшит твою жажду. Прежде чем мы двинемся, я пристрою шкуру под лямки, чтобы они поменьше натирали плечи. Со временем, разумеется, у тебя появятся там хорошие мозоли.

– Возможно, в дороге, – предложил я, – мы могли бы продать тюк?

– Не выдумывай, – сурово произнес старик. – Ты сказал, что сможешь нести его. Ты должен твердо усвоить, мальчишка: всегда надо держать слово. И ты сам напросился ко мне в попутчики. Я боялся, что ты задержишь меня, но, будучи человеком великодушным, согласился. Запомни хорошенько, мальчишка, надо всегда быть осторожным в своих просьбах, потому что ты можешь получить желаемое. Ну а раз уж получил, то теперь тебе придется стараться изо всех сил.

– Да, frauja, – промямлил я неохотно.

– В компании со мной тебе, возможно, будет не слишком приятно или удобно, но это только пойдет тебе на пользу. Жизнь в лесу сделает сильным не только твое тело, но и дух. Да, мальчишка Торн, стань сильным, – он стукнул себя в грудь, – как я!

Потирая отчаянно болевшие плечи, я набрался храбрости и сказал:

– Не требуется большой силы, чтобы смеяться над страданиями другого.

Он всплеснул руками:

– Во имя Момуса, бога ропщущих, ты неблагодарный щенок!

Я промямлил:

– Никогда не слышал ни о каком боге ропщущих.

– Ну, это греческий бог, а чего еще можно ожидать от греков. Бог ропщущих Момус однажды разворчался даже на самого Зевса. Ему, видишь ли, не понравилось, что тот поместил рога быку на голову, а не плечи, ведь в этом месте бык сильнее.

Поскольку мне очень хотелось, чтобы старик еще посидел и поговорил, я сказал:

– Я полагаю, frauja Вайрд, что ты не христианин. Уж очень многих богов ты упоминаешь.

Он ответил как-то загадочно:

– Я когда-то был им, но излечился.

– Должно быть, у тебя не было хорошего священника. Или пастора. Словом, священнослужителя.

Вайрд проворчал:

– Слово «пастор» означает пастыря, который стрижет овец. Я предпочитаю не быть овцой.

– А слово «циник» происходит от греческого kynos – «собака», – ответил я осуждающе. – Циники называются так, потому что вечно брюзжат на честных людей.

• Предыдущая
• 32/71
• Следующая