Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина» - Маслов Алексей Александрович - Страница 19

А мог ли Гуаньинь-цзы быть тем человеком, которого звали Хуань Юань? Прежде всего серьезным сомнениям была подвергнута версия о том, что в древности иероглифы Гуань Инь и Хуань Юань могли быть взаимозаменяемыми, — скорее всего, это явная передержка в желании свести двух ранних даосов в одно лицо. Судя по всему, Хуань Юань был

современником Мэн-цзы и жил в эпоху Борющихся царств — IV в. до н. э., а Гуаньинь жил в конце эпохи Чуньцю (Вёсен и Осеней), то есть в V вдо н. э. Сейчас называются даже более точные даты их жизни; Гуаньинь-цзы — 410–350 гг. до н. э., а Хуань Юаня — 360–280 гг. до н. э. [46, 245–246]. Значит, это были разные люди, каждый из которых в равной степени мог как быть автором трактата, так и не иметь к нему ни малейшего отношения.

Но вот новое предположение: «Дао дэ цзин» написал не кто иной, как Ян Чжу (450–370 гг.), живший в царстве Вэй, личность, безусловно, историческая, так сказать — классический ранний даос. Не станем утверждать, что главы «Ян Чжу» в труде «Лецзы» писались именно самим мудрецом, безусловно, над ними поработали его ученики, но надеемся, что суть учения передана достаточно точно. Правда, сегодня считается, что всё это — более поздняя подделка [46, 17]. Тем не менее, по своей сути, доктрине, методу изложения ничто не стоит так близко к «Дао дэ цзину», как главы «Ян Чжу». К тому же, Ян Чжу, также как и Лао-цзы, проповедует некий «естественный закон» или «естественность» (цзыжань) как бесконфликтный путь существования в мире, что было свойственно школе Хуан-Лао. Ли Тайфэн путём текстологичского анализа установил, что, возможно весь трактат «Дао дэ цзин» был создан именно Ян Чжу [43, 31–43].

Напомним, что проповедовал Ян Чжу. Его взгляды зачастую называют «эгоистическими», ибо во главу угла он, как утверждали его соперники, ставил собственную выгоду. Действительно, в основе учения Ян Чжу лежат два постулата — «ценить себя» (гуй цзы) и «ради себя» (вэй во). Он объяснял, что надо «меньше обращать внимания на вещи, и больше — на свою жизненность», ибо только тогда можно «сохранить истину». Именно в тот момент, когда человек перестаёт отвлекаться на внешние объекты и полностью отдаётся самосовершенствованию или пестованию «целостной жизненности», только тогда он может реализовать себя как мудрец. Эгоизм здесь несёт высшую разумность, — пестуя себя и заботясь лишь о своей жизненности, человек обретатет самоочищение и просветление. И таким образом, тезис Ян Чжу «ради себя» (вэй во) становится концептуально схож с позицией JIao-цзы о недеянии (у во). Более того, исследователи указывали, что нет принципиальной разницы между этими двумя доктринами у Лао-цзы и Ян Чжу [46, 22]. И то, что Ян Чжу отказывался «пожертвовать даже одним волосом со своей плоти ради великого блага Поднебесной», есть лишь другая форма призыва к самовоспитанию, который существует и у Лао-цзы, и у более позднего даоса Ханьфэй-цзы. Этот способ заключается в том, чтобы не отвлекаться на посторонние объекты, «отбросить внешнее и не давать вещам утомлять тебя».

До сих пор идёт полемика: является Ян Чжу самостоятельным философом (не-даосом) или представляет собой родоначальника всего раннего даосизма. Последнее направление сейчас более убедительно доказывает свою позицию. Более того, можно предположить, что Лао-цзы либо непосредственно учился у Ян Чжу (отсюда и схожесть их доктрин), либо был хорошо знаком с его взглядами.

Но, что нам даёт замена Лао-цзы в качестве автора трактата на Ян Чжу или, скажем, на Гуаньиньцзы? Как ни странно, практически ничего, так как, например, исторических сведений о Ян Чжу ещё меньше, чем о Лао-цзы. Ян Чжу просто не занимал столь высокого места ни в китайской классической традиции, ни в народных преданиях, а поэтому его образ не оказался связанным с таким количеством легенд, как это случилось с Лао-цзы. Мы просто отказываемся от одного полумифического персонажа лишь для того, чтобы заменить его другим, не менее легендарным и загадочным.

Полемика о таинственном трактате продолжается, и загадка по-прежнему тяготеет над авторством «Дао дэ цзина». Кажется, объективного ответа на этот вопрос достичь невозможно. А это значит, что надо искать принципиально иные подходы к вопросу о создании великого трактата.

С точки зрения исторической науки, вопрос о реальном существовании Лао-цзы и об авторстве «Дао дэ цзина», безусловно, правомерен. Но с точки зрения той традиции, в которой формировался трактат и в которой возник сам даосизм, этот вопрос не просто неактуален, но абсолютно некорректен. Лао-цзы в этой традиции существует безотносительно своего исторического существования, причём существует не просто как миф, но как мистическое Тело, как воплощённая реальность иного мира.

Обратим внимание: смысл всей полемики об авторстве трактата заключается в нашем стремлении точно идентифицировать автора (записывателя) текста с какой-то конкретной личностью, о которой сохранились бы упоминания в исторических хрониках.

Спросим себя: да возможно ли это? Не является ли это пережитком мифологического сознания — искать «единого» человека, некого абсолютного мудреца, который один сумел воплотить в себе вселенскую мудрость? Посмотрим, нельзя ли найти иной подход к загадке авторства «Дао дэ цзина».

Мы уже видели, что, скорее всего, трактат был записан «служивыми мужами» ши как отражение их нравственного идеала самосовершенствования. Но такая адресация авторства текста, хотя абсолютно верна, цо всё же весьма расплывчата.

Прежде всего спросим себя: как именовать людей, создавших трактат, если сами себя они никак не называли и в строгом смысле «даосами» не являлись? В западной литературе в последнее время встречается несколько непривычный, но достаточно точный термин — лаоисты, то есть последователи взглядов Лао-цзы. Не стоит понимать, что все они принадлежали к школе, возглавлявшейся Лао-цзы. Отнюдь нет, они просто исповедовали схожие взгляды и исполнялись единым устремлением к самообнаружению в пространстве Космоса. Лаоисты недолго продержались на философской арене, однако именно они дали начало всему даосизму, а если говорить шире, — всей китайской мистериологии.

Нельзя сказать, что эти люди остались для истории анонимными. Имена ранних лаоистов, безусловно, дошли до нас, но так как они сами никак не именовали себя, формально не причисляли ни к какой школе (тем более к «даосам», ибо названия такого ещё не существовало), то и идентифицировать их достаточно сложно. Это могли быть люди, исповедующие схожие взгляды, посвящённые в одни и те же мистерии, но живущие в разных царствах и не часто встречающиеся. Они схожи и по социальному статусу — имеют благородное происхождение и «любят изучать каноны», как характеризуют их «Исторические записки». Например, Хуань Юань из царства Чу, один из претендентов на авторство «Дао дэ цзина», безусловно, принадлежал к лаоистам. «Исторические записки», жизнеописания Мэн-цзы, Сюньцзы, Ле-цзы упоминают ещё нескольких философов, которые «изучали искусство Пути и Благости Хуаньди и Лао-цзы», среди них — некий Чжэнь Дао из царства Чжао, автор трактата «Двенадцать толкований» («Шиэр лунь»), Тянь Пин из царства Ци. Как видно, лаоисты бродили по всему Китаю, проповедуя учение о Дао и Дэ.

Скорее всего, к кругу ранних лаоистов принадлежали уже известные нам Гуаньинь-цзы и Ян Чжу. Кстати, это вообще снимает вопрос о том, кто из них (или не из них) составил «Дао дэ цзин», ибо это был труд одной школы. По своему социальному положению они принадлежали, как уже отмечалось, к «служивым мужам» — ши. Одним из самых ранних представителей этого течения был, скорее всего, некий Фань Ли (525–455 гг.), живший там же, где и Лао-цзы, — в царстве Чу. Он даже составил какойто трактат из двух частей, который до нас не дошёл. Сыма Цянь, рассказывая о Лао-цзы, упоминает, например, некого Лао Лай-цзы, которого долгое время отождествляли с самим Лао-цзы. Но сегодня его считают философом, который также жил в царстве Чу в 530–450 гг. до н. э. И составил философское произведение из пятнадцати глав, также не дошедшее до нас.