Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина» - Маслов Алексей Александрович - Страница 4

На стыке архаической и постархаической традиции Китая, то есть в середине 1 тыс. до н. э., происходит переосмысление того, с кем из высших начал следует «договариваться», где же находится та пружина, благодаря которой мир живёт и трансформируется. Может быть, это всёпроникающие духи — объект поклонения в глубокой древности? Или абсолютно безличные, абстрактные начала, как Небо или Дао? Но если понятие Неба когда-то ассоциировалось с неким «небесным владыкой» и даже изображалось в виде человека с большой головой, то Дао — предельно безлично и, по сути, даже безымянно. «Дао» — не более чем условное обозначение этого «нечто», и адекватно выразить Дао с помощью слов, знаков, рассказов и даже полунамеков невозможно.

Таким образом, спектр мотивов для осмысления был весьма широк и знаменовал собой отрыв от архаической традиции «пугливых людей», способных поклоняться всему сразу, дабы обеспечить себе и своим детям безопасность и сытость. Китай получает мощнейший толчок, связанный частично с социальными, частично с географическими факторами, но прежде всего обусловленный самой логикой постижения божественных начал человечеством. Он вызывает к жизни новое понимание «высшего». Китай получает могучий заряд, осмысливаемый им через зарождающиеся философские школы, которые, в свою очередь, будут передавать его в виде «истинной традиции».

На смену вере в духов, практике общения с ними и многочисленными божествами, на смену тотемам и анимализму идёт осознание Единого Дао, порождающего всё живое и неживое и дающее своему детищу максимальную степень внутренней свободы. Осознать его присутствие в мире (а точнее — перед миром, до его рождения) невозможно, можно лишь, приобщившись к нему, обрести высшую Благость — Дэ. При этом понимание духов как структурообразующих сил космоса остаётся, но оказывается, что есть более высокое начало, обладающее предельной, высшей святостью.

Трактат «Дао дэ цзин» отразил те мысли, те импульсы, которые лежали в самом начале этого незавершённого пути к Единому.

Это произведение также иногда называют «Лаоцзы» по имени его легендарного создателя. Трактат удивительно краток даже по лапидарным китайским понятиям — в нём около пяти тысяч иероглифов. Как таковой, «Дао дэ цзин» оформился предположительно в V’lII вв. до н. э., причём на основе более ранних сентенций ряда просветлённых мудрецов, среди которых возможно был тот, кого называли Лао-цзы. Через несколько столетий после его создания трактат был достаточно условно разделён на 81 параграф и две большие части: «Канон Пути» («Дао цзин») и «Канон Благости» («Дэ цзин»).

Каноном (цзин) это произведение стало называться лишь с 11—I вв. до н. э. Правда, долгое время его называли по-разному, и зачастую нелегко установить, о каком тексте идёт речь. Например, в трактате «Сюнь-цзы» его называют по имени одной из частей — «Дао цзин» («Канон Пути»). В «Хрониках династии Хань» («Хань чжи»), составленных приблизительно в конце I в. до н. э., он уже именуется «Лао-цзы», а впервые название «Дао дэ цзин» можно встретить лишь в I I I вв. в списке известного комментатора этого текста Хэ Шаньгу на «Главы и строфы Лао-цзы» («Лао цзы чжан цзюй») [7]. Существует у «Дао дэ цзина» ещё несколько названий. Например, в кругах самих последователей даосизма он уважительно именуется «Истинный канон Пути и Благости» («Дао дэ чжэнь цзин») [11].

Примечательно, что два рукописных варианта «Дао дэ цзина», обнаруженных в пещерах Маваньдуя недалеко от древней столицы Китая города Чанша, о которых мы ещё будем неоднократно упоминать, относящиеся ко II в. до н. э., называются просто «Лао-цзы» и также подразделяются на две части. Правда, в этом случае первой считается та часть, которая именуется «Главы о Благости» («Дэ пянь»), а второй — «Главы о Пути» («Дао пянь»).

Само произведение таит в себе много загадок. Например, когда был создан трактат? Что послужило его основой? Какое отношение имел к нему Лаоцзы, да и был ли он вообще? Компилировал ли части трактата один человек или это плод работы представителей нескольких поколений? Читатель без труда замечает, что многие пассажи повторяются дважды, а то и трижды, встречаются и смысловые неувязки. Что это — неумелое составление, перепутанность таблиц, на которых в древности писались тексты, или, наоборот, блестящий литературный приём, подчёркивающий наиболее важные места и передающий характерные черты сознания настоящего мудреца? В любом случае перед нами не единый трактат (что не исключает его внутреннего единства), а антология ранней даосской мысли.

Нередко даосизм с полным на то основанием называют «самой китайской» религией, которая превратилась в своего рода «квазинациональное учение». Правда, при ближайшем рассмотрении оказывается, что под названием «даосизм» уживались во многом несхожие учения: и об управлении государством, и о достижении бессмертия, и о «свершении дел недеянием», и даже поклонение духам, предсказание судьбы, врачевание и сексуальная практика. Как сравнительно целостная, но отнюдь не стройная система даосизм оформляется лишь к I–II вв., чуть позже даже возникают мощные религиозные движения, одним из которых становится восстание даосской секты Тайпиндао (Пути Великого равенства) в 184 г. под руководством Чжан Цзюэ. В середине II в. возникает даосская секта Тяньшидао (небесных учителей), в которой «Дао дэ цзин» считался священной книгой, а руководитель секты был объявлен наместником Лао-цзы на земле. Интересно, что секта Небесных учителей путём сложных соглашений с государством существовала на правах полуавтономного государства вплоть до начала XX в.

Кто же такие ранние даосы? Прежде всего заметим, что данная категория людей долгое время себя «даосами» не считала и вообще никак не именовала себя. В момент создания «Дао дэ цзина» по дорогам Китая бродила масса людей, занимавшихся гаданием, врачеванием, геомантикой. Многие из них говорили о мистическом слиянии с природой в момент медитативного транса, а если быть точнее, о самоидентификации с высшим началом мира Путём-Дао, который порождает все вещи. Дао понималось как всёпорождающее, абсолютно мистически-иррациональное (то есть не познаваемое путём логического анализа), высшее начало. Дао — абсолютно запредельно для человеческих чувств, хотя предопределяет развитие каждой вещи и каждого явления. В более поздних текстах это начало ассоциировалось с «сокровенным механизмом» или «пружиной», которая, «раскручиваясь», дает проявление феноменам видимого мира. Само же Дао бессущностно и пустотно, оно «никаково» и не может быть определено словами.

Более конкретно о Дао ничего нельзя сказать, так как, по выражению «Дао дэ цзина», оно «расплывчато-туманно» и в то же время «неисчерпаемо». Поэтому, вероятно, многие даосы имели своё мнение по поводу более конкретных путей достижения единения с Дао. Далеко не все они были просветлёнными людьми, и многие руководствовались лишь неясными догадками. Параллельно с ними существовали и мудрецы — «истинные люди» (чжэньжэнь) или «люди, обладающие высшим умением» (нэнжэнь), получившие духовный импульс к внесловесному пониманию этого начала, ряд из которых даже сумел в сравнительно доступной, хотя по-прежнему метафизически-глубинной форме, поведать о Дао. Одним из таких людей, вероятно, и был Лао-цзы.

Дао абсолютно отстранено от человека, оно лишь предполагается через наличие вещей, которые являются как бы слепком с Дао. Его обыденность настолько велика, что и рассуждать о нём не имеет смысла. Сталкиваясь с ним каждый день, живя внутри него, мы не способны заметить это начало, ибо в мире нет ничего, что бы не являлось Дао. В противоположность этому Благость (Дэ) приобретает намного большее значение в мистической практике — её можно воочию пережить, ощутить. Правитель или отец семейства способен напитать своей Благостью тех, кто общается с ним. Мудрец, хотя и не способен сам породить Благость, действует в этом мире как её передатчик. Парадокс заключается в том, что можно обладать полнотой Благости, при этом ничего не зная, что стоит за ней: как сказал самый известный комментатор трактата, один из основателей мистической школы «Сюаньсюэ» («Учение о сокровенном») Ван Би, можно «обладать Благостью, ничего не зная о её господине», то есть о Дао. Весь § 51 полон намёков на вскармливающий и сокрытый характер Благости, — сокрытый отнюдь не потому, что сама Благость нам не известна, но из-за того, что нам никогда не постичь её исток.