Варркан - Костин Сергей - Страница 19
- Предыдущая
- 19/62
- Следующая
Я никак не думал, что все это так серьезно, и меньше всего хотел, чтобы партия, как сказал Магистр, Варрканов лишилась памяти.
– Ты чуть не нанес удар по королевству Корч, – сказал Великий Магистр уже более спокойно.
Решив, что приступ гнева прошел, я попытался вставить и свое слово.
– Вы сами виноваты. Вы, такие умные и великие, могли бы и сообразить, что подобные мысли рано или поздно придут мне в голову.
Магистру этот довод показался убедительным: – Может, ты и прав.
Я решил развить достигнутый успех и пошел в контрнаступление.
– А зачем все это делается?
– Я объясню. – Магистр не был бы Великим, если бы позволял гневу долго властвовать над собой. – Профессия Варрканов опасна и трудна. Именно поэтому мы настаиваем, чтобы в миру Варркан не заводил семью. Зная, что его где-то ждут, Варркан попросту перестанет выполнять свой долг. К тому же, если у него появятся родные дети… – Я кивнул, показывая, что прекрасно понял эту часть объяснения. – Варрканы до получения сана не выпускаются из замка, а вся прислуга состоит только из мужчин. Конечно, все Варрканы знают, что существуют женщины, и даже скажу больше – они знают, что с ними делать, но это только теория. Все в замке Корч подчинено тому, чтобы не оказывать на будущих Варрканов никак нежелательных воздействий.
– А как же инстинкты? – не унимался я. – Вы не боитесь вырастить племя э-э-э…
– Я понимаю тебя. Нет. Выйдя в мир, они могут делать все, что делают остальные мужчины. Но в замке их инстинкты подавляются. – Магистр хитровато посмотрел на меня: – А ты сам разве не чувствуешь этого?
Я задумался. Действительно, вот уже два месяца моего пребывания в замке Корч я совершенно не думал о женщинах. Очень неприятная мысль. Особенно для мужчины моих лет.
Спрашиватъ, как это делается, я не стал, вспомнив ходившие в армии слухи о том же самом. Наверняка волшебники смогли придумать что-нибудь пооригинальнее.
– Значит, после выхода из школы мы станем такими же, как и все? – уточнил я для полного спокойствия.
– Даже лучше, чем все. Варрканы известны не только своей храбростью. Забирая плату за выполненную работу, они нередко оставляют новые семена. А теперь, – Магистр поднялся, давая понять, что разговор окончен, – иди обратно, и пусть весь разговор станет просто шуткой.
Я попрощался и отправился сводить на нет свои ения. От всего услышанного веяла нарушением прав человека, но я твердо усвоил: в чужой суп со своей капустой не лезут. Вернувшись в спальную комнату, мне стоило огромного труда убедить ребят в том, что я великий шутник. Мужики обступили меня и, для убедительности схватив за грудки, требовали рассказать все, что я знаю о женщинах. В конце концов я замял это дело.
Оставшийся вечер мы провели довольно скучно. Главным образом рассматривая картинку и восхищаясь красотой нарисованной женщины. Ах, какие ножки! Восклицательный знак. Ах, какие глазки!! Два восклицательных знака. Ах, какое все прекрасное Нескончаемая вереница восклицательных знаков. Тьфу, да и только!
В эту ночь мне было паршиво, как никогда. Я думал о женщинах!!!
Очевидно, Магистр решил, что я дозрел, потому что на следующий день наконец-то занялись моим обучением. Под предлогом срочной работы я переселился в северное крыло замка, в небольшую, но весьма уютную комнатенку. Здесь и развернулись основные события, которые я не забуду никогда…
В комнате раздавалось постоянное пение, днем и ночью. Причем на громкости, на которой невозможно заснуть. Каждое утро начиналось с принятия ванны. Сначала холодной как лед, затем чуть ли не кипяток. В течение всего дня за мной ходили два старика и что-то бубнили себе под нос, изредка взмахивая уже перед моим носом тощими руками. Это называлось – отгонять злых духов. В завершение всего, меня решили уморить голодом. Хлеб и вода, причем в количествах слишком маленьких, чтобы оставались объедки, которые я мог бы прятать под подушку в надежде съесть ночью.
А наутро третьего дня, как только первые лучи окрасили синие башни замка, превратив их в розовые бутоны, я облачился в дурацкий белый балахон и последовал за стариками в зеркальную комнату. Здесь, в сплошном круге свечей, стояло невысокое мраморное ложе. Меня подвели к нему и помогли лечь. Хотя я мог бы сделать ото и сам, но раз ребятам приятно, я не возражал.
На несколько минут меня оставили одного, и я принялся разглядывать свои многочисленные отражения.
Видик у меня – не дай бог. Щетина уже перестала быть таковой и превратилась в лохматую рыжую бороденку. Она мне совершенно не шла, но я никак не мог привыкнуть бриться ножами.
Как-то незаметно для меня в комнате появились тихие молчаливые люди во всем белом, лица которых были скрыты низко опущенными капюшонами. Став вокруг меня правильным кругом, они запели уже знакомую заунывную песню. Краем глаза я заметил, как одно из зеркал отъехало в сторону и пропустило Великого Магистра. На этот раз волшебник оказался в иссиня-черном одеянии, совершенно не шедшем его благородному старческому лицу. На ногах – белые матерчатые тапочки.
Я отбросил в сторону черные кладбищенские шуточки и стал готовиться, сам не знаю к чему.
Магистр перешагнул через круг свечей, положил на мой лоб шершавые от времени ладони и присоединился к пению. Руки его немного подрагивали, наверное, от волнения. Всегда приятно, когда за тебя хоть кто-нибудь волнуется.
Пение становилось громче, и я почувствовал, как от ладоней Магистра по моему телу разливается блаженное тепло. Волшебник прервал пение и забубнил высоким, красивым голосом непонятные слова. Что-то теплое и нежное заволокло мой мозг. Последнее, что я помню, так это песня, взлетевшая почти до крика.
Странное произошло со мной. Разум отделился, немного задержался у самого тела, неподвижно лежащего на мраморном ложе и взлетел вверх. И оттуда видел все…
Избавившись от мыслей, тело и мозг внимали древним знаниям. В меня входили странные слова, которые сплетались в странные фразы, образовывающие затем непонятные предложения. А потом приходило знание: где и как их говорить.
Руки мои рисовали странные узоры, столь гуманные, что один мазок накладывался на ДРУГОЙ и не было сил разобраться в этих чудных сплетениях. Но сразу вслед за этим снова приходило знание, вплетая лишь одно для каждого знака слово.
Я не видел лиц, рассказывающих мне о былом величии волшебников и чародеев. Мои разум говорил с их разумом, а наши тела стояли рядом, мертвые и безжизненные…
И много было тех, кого я только слушал, и много было тех, с кем просто говорил. Передо мною пролетали души давно забытых тел, заброшенных могил…
Мой разум спускался в царство смерти, где ветер и острые камни, где тоска и печаль, где муки и боль иссушают души заблудших…
Я видел рядом с собой нелюдей, я говорил с ними голосом Бога и примерял к их телам свой меч…
Видения, люди и их души пролетали перед моим разумом, отдавая свои тайны, сливаясь со мной и становясь мною. С каждым мгновением это убыстрялось и убыстрялось, пока я не перестал различать лица и оскалившиеся морды. Все превратилось в сплошную ленту, дающую мне знания…
Я видел, как тело мое трясется в страшных конвульсиях, как Магистр пытается удержать его длинными руками. Но я почему-то знал: пока лента знаний не закончит свой бешеный бег, я не вернусь обратно в тело. Я знал, я точно знал, что сейчас моим телом распоряжаются другие – те, которых я позвал. Но продлится это недолго, души тоже имеют совесть. Чужие, пока чужие, забьются во всевозможные уголки разума и будут ждать своего хозяина – меня…
Я проследил, как мое тело пронесли в комнату, и лишь. когда оно осталось одно, спустился вниз и вернулся в него. В своё преображенное тело. ТЕЛО ВАРРКАНА. Ибо теперь я точно знал – кто я есть в этом мире.
Очнулся я без каких-либо мыслей. Я просто лежал и тупо смотрел на каменные своды.
Мысли пришли потом. Сначала одна, потом также осторожно подкралась другая. И только когда третья разлилась по мозгу, я осознал себя. Господи! Это так страшно – не узнавать себя. Разум не желал принимать то, что в нем поселилось, и я потерял сознание.
- Предыдущая
- 19/62
- Следующая
