Кикимора болотная - Мясникова Ирина Николаевна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/52
• Следующая

— Ктой-то был? — поинтересовалась Штукина, непринужденно левой рукой поймав Тасин телефон. Было ясно, что на самбо она действительно ходит и дурака там не валяет.

— Один гадостный гад! — Тасе почему-то захотелось плакать. Ну, чего ему стоило приехать, тем более что повод такой замечательный был — увольнение выявленного ворюги. Неужели она влюбилась? Один раз человека увидела и — здрасте вам!

— Тот, у которого глаза хрустальные, или новый?

— Новый. — Тут Тася увидела заинтересованный Дуськин взгляд. — Потом расскажу.

— Потом так потом, — заворчала Штукина. — За тобой не угонишься. То глаза хрустальные, то очки черные, то голос, от которого уписаться можно. Как урчал, как урчал! Это у меня только один Жеребов и есть.

— Тебе тоже понравился?

— Кто, Жеребов? — Штукина сделала невинные круглые глаза.

— Тьфу, дура! Какой Жеребов? Я про голос.

— Голос… — Штукина посмотрела на Дуську и не стала продолжать начатую фразу. — Хороший голос! Только неясно, чего он тебя поутру своим распрекрасным голосом с Новым годом поздравляет, да еще накануне.

— Значит, так надо. Хотел обрадовать, наверное. Я ведь теперь с Нового года вместо Кислицкого буду.

— О, мама! — Дуська захлопала в ладоши. — И машину казенную тебе дадут? Тетя Лена, я видела. У них там казенная машина БМВ, большая такая и шофер есть.

— Тоже большой? — Штукина плотоядно облизнулась.

— Дусь, надеюсь, что это временно. Пока они там нового директора не найдут, из мужичков.

— Ну почему, мам? — Дуська оттопырила нижнюю губу.

— Потому что я хочу после работы по вечерам спокойно домой ехать, а не мотаться по всей стране да от заказчиков или от московского начальства по башке получать. Ты ж вон даже суп разогреть ленишься. Вся в отца своего. Помрешь еще от голода рядом с полным холодильником.

— А что Кислицкий ваш, много мотался и по башке получал? — ехидно спросила Штукина.

— Ну, у него для этого мы с Эммой были, а я Эмму люблю и жалею.

— Ничего, еще парочку таких Эмм заведешь, а сама на бээмвухе с ветерком домой баиньки.

— А я торжественно обещаю. — Дуська подняла руку в пионерском салюте. — К твоему приходу все из холодильника съедать. Знаешь, если ты меня на такой красивой машине будешь в школу возить, все наши от зависти помрут.

— Я тебя и на япончике-то не возила, с чего вдруг ты решила, что я тебя на казенной машине повезу? Хватит болтать. Ешьте быстрей. Нам еще до Лаппеенранты ехать. Не хватает только на самолет опоздать.

В аэропорту Штукина удивительным образом присмирела и на прекрасных финских парней уже внимания не обращала. Не иначе как готовилась к встрече с итальянскими пограничниками. Один раз только и встрепенулась, когда увидела компанию финских баскетболистов. Но тут и Тася вместе с Дуськой разинули рты.

— Вот они, настоящие финские парни, — прошептала Штукина, не отрывая взора от огромных ребят.

На Тасю и Штукину эти ребята ни разу не посмотрели, зато Дуська вызвала у них неприкрытый интерес.

— Да, — горестно заметила Штукина. — Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет. Старые мы с тобой, Таська, стали, а ты еще даже второй раз замуж не вышла.

— Да ты тоже еще полковника себе не нашла. Пойдем курить, что ли?

— Я с вами, — испуганно встрепенулась Дуська, кося взглядом в сторону баскетболистов.

— Еще чего, сиди тут, сторожи вещи и никуда не уходи.

— Ну, мам!

— Чего мам? Я тебя для чего рожала? Чтоб ты за мной всюду, как нитка за иголкой, болталась?

— Нет, чтобы я вещи сторожила! — Дуська возмущенно дернула плечом.

Тася и Штукина направились в курилку, которая напоминала аквариум, где вместо воды люди плавали в клубах дыма. Зато из этого аквариума хорошо просматривалась Дуська, около которой тут же организовался один из баскетболистов.

— Да! — сказала Штукина, разглядывая Дуську. — Держись, мать! Как бы тебе эта красотка кого-нибудь в подоле не принесла, как ее бабка непутевая.

— Эта ни за что не принесет. Она шибко правильная, вся в прабабушку. Как твой Валерик, сначала на олигарха выучится, а потом уже будет о шурах-мурах думать.

— А мне показалось, что ей младшенький Жеребов нравится.

— Мне тоже так показалось. Не приведи господь, яблоко от яблони недалеко падает.

— В смысле петрушка от сельдерея недалеко ушла.

Объявили посадку на их рейс, Дуська распрощалась с баскетболистом и стала озабоченно высматривать мать и Штукину.

— Ну, где вы опять болтаетесь? — строго спросила она, когда они пришли из курилки. — Фу, и пахнет от вас табаком!

— Вот и хорошо, что ты с нами не пошла. Лишь бы спорить с матерью. А это что за мальчик был? — поинтересовалась Тася.

— Да так. — Дуська махнула рукой.

— Дуська, а ты с ним по-каковски разговаривала? По-фински, что ли? — поинтересовалась Штукина.

— Тетя Лена! В наше время все приличные люди на английском разговаривают.

— О как! — Тася со Штукиной переглянулись.

— Между прочим, мне этот мальчик рассказал, что на бюджетных рейсах надо места занимать самим, так что, кто быстрее в самолет ворвется, у того места лучше будут.

Штукина подпрыгнула на месте, схватила свой рюкзак и с криком «Догоняйте!» ринулась в сторону выхода на посадку. Тася с Дуськой кинулись следом. Но куда там! Бабе-майору, которая еженедельно посещает занятия по самбо, в деле посадки на бюджетный авиарейс равных нет. Когда Тася и Дуська наконец протолкались в салон, они увидели замечательную картину. На трех креслах у прохода русалкой лежала майор Штукина и ругалась с проходящими мимо пассажирами. Надо сказать, что ругалась Штукина забористо. Причем не только на русском языке. Она в девичестве все-таки была Леной Шерман, которую учили и языкам, и фортепиано. Стюардесса смотрела на все это безобразие строго, но не вмешивалась. Тася с Дуськой радостно уселись на занятые Штукиной места, а та сразу поинтересовалась:

— Когда жрать дадут?

— Штукина! Сколько же в тебя влезает? — удивилась Тася.

— У меня большой расход калорий приключился. Я же вся изнервничалась, — пояснила Штукина.

— Тут, тетя Лена, еда тоже всем подряд не положена, а только за деньги, — радостно сообщила Дуська.

— Нет, Тася, это ж офигеть можно, какой Жеребов жмот получается! — возмутилась Штукина. — На всем, сволочь, сэкономил.

— Если тебе невмоготу, то мы, конечно, купим тут чего-нибудь, но я советую все-таки потерпеть. Самолетная еда в большинстве случаев — это изрядная гадость. Лететь нам часа четыре, потом добираться еще часа два. Потерпишь шесть часов или будем рисковать?

— Да ладно! Конечно, потерплю. — Штукина махнула рукой. — У меня бывает, что я и по двенадцать часов не ем ничего, а то и сутки целые. Просто думала, что по Европе путешествия отличаются от наших внутренних дурдомовских поездок.

— Конечно, отличаются! Ты чего? У нас знаешь сколько перелет до Анапы стоит? А дурдом почище этого! И у нас тебе никто такие понтовые места занять не даст. На них блатные уже рассажены.

Когда они наконец взлетели, Тася поняла, насколько она устала. Она откинула кресло и закрыла глаза, но сон почему-то не шел. Тася думала о предстоящей встрече с непутевой мамашей и ее семейством. В первый раз, когда они с Дуськой прилетели к непутевой мамаше после смерти бабушки с дедом, Тася поняла все. Она и раньше-то никогда особо сильно не осуждала непутевую мамашу, но тут пожалела, что дед так и не увидел семью своей дочери. Муж непутевой мамаши Алессандро оказался добрейшим и жизнерадостным человеком. Внешне он походил на Колобка — был упитан и абсолютно лыс. Чувствовалось, что он очень любит непутевую мамашу и гордится такой красивой женой. Непутевая мамаша в свойственной ей манере звала его Сашка, чем очень веселила Тасю. Еще бы, на родине всех по-иностранному называет, а за рубежом всех на русский лад переиначивает. И Тася, как то яблоко, от своей непутевой мамаши недалеко укатилась. Вон, один Ленни чего стоит.

Сашка был богат и ни в чем непутевой мамаше не отказывал. Ни ей, ни своему единственному сыну Антонио, Тони, Тонечке, Тоше. На Антонио вообще они оба чуть ли не молились. Он был потрясающе красив, какой-то волшебной неземной красотой, и совершенно беспомощен. Вернее, не совсем так уж беспомощен, ведь у него было просто космическое, с кучей никелированных и хромированных рычажков и кнопочек инвалидное кресло, в котором он передвигался по дому. У Тони оказалась какая-то редкая болезнь позвоночника, из-за которой он не мог ходить. Непутевая мамаша каждый день делала ему всяческие полезные процедуры. Массажи и иглоукалывания. Она надеялась на чудо, но чудо не происходило. Чудо находилось у Тони в голове, в его выдающихся умственных способностях. К тому моменту, когда Тася увидела сводного брата в первый раз, ему исполнилось уже двадцать четыре года, и он был довольно известным математиком. Не только в Италии, но и за ее пределами. Казалось, он не испытывал никаких неудобств от своего положения, имел благодаря Интернету кучу друзей по всему миру, писал статьи и научные работы, то есть вроде бы жил полной жизнью. Однако в глазах непутевой мамаши, когда она глядела на сына, читалась такая безграничная любовь и боль, что Тасе даже делалось стыдно. Стыдно за то, что она жалела себя в детстве, жаловалась луне на свои проблемы и мечтала о большой и дружной семье с мамой, папой, братьями и сестрами. Ну да, когда у тебя руки и ноги целы, разве ты о них вспоминаешь с благодарностью? Все познается в сравнении, и в этом сравнении детство Таси показалось ей счастливым и безоблачным.

• Предыдущая
• 38/52
• Следующая