Легенды Ереси - Зонис Юлия - Страница 4
- Предыдущая
- 4/93
- Следующая
Иной убийца попытался бы подкрасться и незаметно нанести удар, но эта цель представляла серьезную опасность и знала, что противопоставить столь примитивной технике. Приблизившись на расстояние прыжка, охотник понял, что теперь у него нет иного выхода, кроме как броситься и нанести удар. Десять месяцев он провел в ожидании этого единственного шанса.
Он метнулся вперед, занося руку.
Охотник пробежал уже половину пути, и его клинок вот-вот уже должен был вонзиться в широкую спину жертвы, когда навстречу ему прыгнула тень.
Текучая тьма отразила клинок. Тычковый нож скользнул мимо, и удар потерял свою силу. Охотник развернулся.
Он едва мог различить неприятеля. Тот скрывался под точно такой же накидкой, искажающей свет. Они бросились друг на друга — тень на тень. Охотник успел заметить в руках врага длинный прямой клинок спаты.
Охотник отразил удар меча, обрушившегося на него сверху, а затем — снизу, отчаянно работая ножом. Оружие раз за разом сталкивалось с громким лязгом. Летели искры. Он пятился, уступая черную поверхность пола своему призрачному противнику.
Их клинки встретились вновь. Тычковый нож не позволял дотянуться до врага. Преимущество всецело оказалось на стороне мечника. Лязг металла казался чужеродным вздыхающей тишине зала.
Как бы искусно ни владел охотник ножом, но тот вскоре вылетел из его рук. Вылетел и вонзился, дрожа, в ближайшую каменную колонну. Охотник оказался вынужден драться голыми руками. Тыльной стороной ладони он отбил в сторону вражеский клинок и сжал пальцы на запястье противника, затем провел подсечку, пытаясь уронить недруга, но тот высоко подпрыгнул и попытался высвободить руку.
Однако охотник нанес удар слева, угодив невидимому врагу в висок. От удара противник отшатнулся и налетел на одну из древних машин, заставив ту со скрежетом проехать по каменному полу и погнув одну из ее похожих на паучьи лапы опор.
Мечник восстановил равновесие… и обнаружил, что перестал быть мечником. Рукоять спаты исчезла из его ладони.
Охотник взвесил в руке захваченное оружие, а затем раскрутил его, ударив соперника набалдашником в солнечное сплетение.
Отворачиваясь от повалившегося на землю тела и низко пригибаясь в защитной стойке, он заметил, как из теней возникли еще двое охранников, скрывающихся под накидками невидимости.
Одним движением он отразил оба нанесенных ему удара и ответил серией стремительных, сбивающих с толку выпадов и замахов. Во мраке раздался лязг скрещивающихся мечей, вновь посыпались искры, яркие и жгучие, словно клинки были выточены из кремня.
Подловив одного из противников на обманном выпаде, охотник отвесил удар рукоятью и заставил того рухнуть на колени. Второй мечник тут же перешел в стремительную атаку, но убийца легко ушел в сторону, пропустив вражеский клинок под рукой, и изо всех сил врезал неприятелю с левой руки, повалив того на пол.
Не дожидаясь, пока эти двое поднимутся, охотник бросился наутек. Игра закончилась. Единственным приемлемым выходом оставался побег. Он добрался до дверей, распахнул их и, вынырнув из густого сумрака, устремился к лужайке за стенами Зала.
Его уже поджидали. Пятеро Кустодес, в полном боевом облачении, с лицами скрытыми под золотыми изогнутыми, как клюв ястреба, забралами шлемов, стояли, расположившись полукругом, на самом выходе из-под арки. Копья Стражей — внушающий ужас гибрид алебарды и огнестрельного оружия — целили в грудь беглеца.
— Сдавайся! — приказал один из стражей.
Убийца в последний раз занес над головой добытый в схватке меч.
Для этой камеры он был далеко не первым арестантом и явно не последним. Каменные стены, пол и потолок покрывала голубовато-белая глянцевая краска, делая их похожими на поверхность айсберга. Узники, побывавшие здесь в минувшие годы, при помощи ногтей и других более острых предметов украсили стены изображениями людей и орлов, закованных в броню гигантов и молний, картинами давних побед и трагедий. Эти примитивные узоры напомнили новому заключенному о том, как первобытные люди покрывали стены пещер образами охотников и бизонов.
Он добавил и свой рисунок.
Когда минула ночь и следовавший за ней день, дверь камеры со скрипом отворилась. Внутрь вошел Константин. Магистр Кустодес был облачен в простую монашескую рясу из темно-коричневой шерсти, надетую поверх черного облегающего комбинезона. Он прислонился спиной к тюремной стене и сложил на широкой груди могучие руки, оглядывая сидящего на койке пленника.
— Я верил в тебя, Амон, — произнес он. — Верил, что ты сумеешь подобраться ближе, чем кто-либо другой.
«Амон» было только первым из его имен и самым старым из них. Следом за ним следовало «Тавромахиан», и обычно этих двух слов вполне хватало, когда кому-то требовалось обратиться к нему. Да, он был Амоном Тавромахианом, Кустодес Первого круга.
Невзирая на все сопутствовавшие их обязанностям опасности и невзгоды, Кустодес жили значительно дольше, чем простые смертные, и успевали обзавестись очень длинными именами. За «Тавромахианом», означавшим вовсе не фамилию, но род занятий [2]тех, кто передал ему свои гены, следовало имя «Шигатса» [3]— место его рождения, затем «Лепрон» — название дома, где он был воспитан. «Каирн Хедросса» — место, где его начали обучать владению оружием. Семнадцатое слово — «Пироп» — напоминало о первой для него битве, развернувшейся на одноименной орбитальной станции. Каждая частичка имени рассказывала о сражениях или важных событиях в его жизни. Все они присваивались ему в ходе официальных церемоний волей магистров Первого круга. И теперь «Лэн» могло дополнить длинный перечень, став последней и важнейшей его составляющей, указывавшей на победу Амона в Кровавой Игре.
Свои имена Кустодес выбивали на внутренней поверхности нагрудных пластин золотой брони. У каждого из них оно начиналось на правой стороне защитного воротника, а затем тонкой, скрытой от чужих глаз змейкой убегало под броню. У старейших из ветеранов Кустодес, таких как Константин, имена уже не помещались на нагруднике и переходили на пластины, прикрывающие живот, струясь лентами между украшениями. Имя Константина Вальдора состояло из тысячи девятисот тридцати двух элементов.
Пока Амон отсутствовал, его доспехи и снаряжение хранились в Доме Оружия. И сейчас, шагая рядом с Константином по Южному спуску, чтобы забрать свое имущество, он расспрашивал о других участниках Кровавых Игр:
— Зерин?
— Попался раньше, чем успел проникнуть на Имперскую Территорию. Попался геноснифферу в Иркутске.
— Гаэдо?
— Обнаружен в Пустыне Папуа четыре месяца назад. Ему удалось зафрахтовать пылевую яхту до Себу-сити, но на месте его уже поджидала группа захвата.
Амон кивнул:
— Брокур?
Константин улыбнулся:
— Ему удалось пробраться в Гегемон, прикинувшись делегатом Панпацифика. Впечатляющее достижение, мы уже и не думали, что кто-то сумеет его превзойти.
Амон пожал плечами. Кровавые Игры служили важнейшим залогом безопасности Дворца и входили в обязанности Кустодес. Для них было делом чести, участвуя в этом состязании, проявлять все свои способности. Пуская в ход изобретательность и обширные познания о внутренней структуре Дворца и самой Терры, Кустодес устраивали проверку всей имперской системе безопасности, стараясь отыскать в ней малейшую слабину или лазейку. Они превращались в волков, чтобы испытать сторожевых псов. Какой день ни возьми, хотя бы полдюжины Кустодес отсутствовали на службе, действуя втайне и пытаясь продумать и выполнить новый план проникновения в величественный Дворец.
Стратегия и приемы, использованные Амоном, еще долго будут скрупулезно разбирать на заседаниях и допросах. Каждая частица информации, каждый мельчайший его успех в этой игре должен быть вычленен и тщательно проанализирован. Он пробрался во Дворец. Зашел дальше, чем кто-либо. Подкрался на расстояние удара.
- Предыдущая
- 4/93
- Следующая
