Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы - Гэблдон Диана - Страница 34

• Предыдущая
• 34/153
• Следующая

Из кухонного флигеля проследовала под дождем процессия маленьких тележек, нагруженных едой для заключенных: огромными кастрюлями с дымящейся овсянкой и прикрытыми рогожей корзинами с хлебом. По крайней мере, у бедолаг будет горячая еда после дня работы под дождем в каменном карьере.

Когда он отвернулся от окна, ему пришла в голову мысль.

— А много ли крыс в камерах? — спросил он Маккея.

— Полно, сэр, великое множество, — ответил заключенный, последним взмахом протерев порог. — Я скажу повару, чтобы он приготовил новый поднос, да, сэр?

— Пожалуйста, — сказал Грей. — А потом, мистер Маккей, будьте любезны, проследите, чтобы в каждой камере был кот.

Маккей заколебался, и Грей, собиравший разбросанные бумаги, заметил это.

— Что–то не так, Маккей?

— Нет, сэр, — медленно ответил Маккей. — Воля, конечно, ваша, но мне кажется, ребятам не понравится, если коты выведут всех их крыс.

Грей уставился на него, почувствовав легкую тошноту.

— Неужели заключенные едят крыс? — спросил он, отчетливо видя перед собой острые крысиные зубы, вгрызавшиеся в сливовый пирог.

— Ну, это ежели кому повезет, сэр: крысу не больно–то поймаешь, — ответил Маккей. — Может быть, коты в этом и помогут, в конце–то концов. Будут ли еще распоряжения, или на сегодня все, сэр?

СКИТАЛЕЦ

Решимости Грея в отношении Джеймса Фрэзера хватило на две недели. Потом из деревни Ардсмур прибыл посланец с новостями, которые изменили все.

— Он еще жив? — резко спросил майор прибывшего с известием жителя поселка, служившего при тюрьме по найму.

— Я сам его видел, сэр, когда его принесли. Сейчас он в «Липе», за ним ухаживают, только, сдается мне, вид у него такой, что ухода недостаточно, сэр, если вы поняли, о чем я.

Поселянин многозначительно поднял бровь.

— Я понял, — ответил Грей. — Спасибо, мистер…

— Эллисон, сэр. Руфус Эллисон. К вашим услугам, сэр. Гонец принял предложенный ему шиллинг, поклонился, держа шляпу под мышкой, и ушел.

Грей сел за стол, уставившись на свинцовое небо, где с самого его прибытия почти ни разу не появлялось солнышко, и раздраженно постучал по столу кончиком пера, забыв, что перо из–за подобного обращения тупится и его приходится чинить заново.

Впрочем, ему было не до пера: упоминание о золоте заставило бы навострить уши любого.

Сегодня утром жители поселка наткнулись на человека, блуждавшего в тумане по окрестным торфяникам. Одежда его промокла, он был не в себе от лихорадки и бредил.

С тех пор как его обнаружили, он бормотал не переставая, но спасители не могли разобрать его бред. По–видимому, он был шотландцем и при этом говорил на бессвязной смеси французского и гэльского, иногда вставляя английские слова. И одним из этих слов было «золото».

Сочетание шотландца, золота и французского языка в этой части страны могло навести любого, кто сражался в последние дни якобитского мятежа, только на одну мысль — мысль о французском золоте. Несчетном богатстве, тайно посланном (по слухам) Людовиком Французским на помощь своему кузену Карлу Стюарту. Но посланном слишком поздно.

Некоторые уверяли, что французское золото было спрятано армией горцев во время последнего стремительного отступления на север перед окончательным разгромом при Куллодене. Другие считали, что золото так и не попало к Карлу Стюарту, а было оставлено для надежности в пещере неподалеку от того места, где его выгрузили с кораблей, на северо–западном побережье.

Одни говорили, что секрет местонахождения золота утерян навеки, поскольку его хранители погибли при Куллодене, другие же твердили, будто место хорошо известно представителям некоего горского семейства, но они верны данному слову и никому не откроют тайну. Какова бы ни была правда, золота так и не нашли. Пока.

Французский и гэльский. По–французски Грей, успевший повоевать за границей, изъяснялся вполне сносно, но варварского языка горцев не знал ни он, ни кто–либо из его офицеров. Разве что сержант Гриссом перенял в детстве несколько слов у няньки–шотландки.

Никому в деревне Грей довериться не мог: вдруг в этой истории и впрямь что–то есть. Французское золото! Конечно, само сокровище, спору нет, должно принадлежать короне, но для него, Грея, оно сулило солидную личную выгоду. Ясно ведь, что для него нахождение этого почти мифического клада станет пропуском из ссылки в Ардсмуре назад в Лондон, в лоно цивилизации. Никакая опала, никакая немилость не устоят перед магическим блеском французского золота.

Грей закусил кончик затупившегося пера, ощутив, как он сломался у него между зубами.

Черт! Нет, нельзя обращаться ни к жителю деревни, ни к одному из его офицеров. Значит, придется обратиться к заключенному. Да, только заключенного можно привлечь к делу, не рискуя, ибо только узник не сможет воспользоваться этими сведениями в собственных целях.

Черт, и опять незадача! Все заключенные говорят по–гэльски, многие знают и английский, но только один говорит еще и по–французски.

«Он образованный человек», — эхом прозвучал в его памяти голос Кворри.

— Черт, черт, черт! — пробормотал Грей.

И ничего нельзя поделать. Эллисон сказал, что бродяга очень плох. Нет времени искать альтернативу. Майор выплюнул кусочек пера и крикнул:

— Бран!

Всполошенный капрал просунул голову в дверь.

— Да, сэр?

— Приведи мне узника по имени Джеймс Фрэзер. Немедленно.

Комендант стоял за своим письменным столом, опершись на него, будто массивное изделие из дуба и впрямь являлось бастионом, на который оно в известном смысле походило. Руки, лежащие на гладком дереве, были потными, а белый тугой воротник мундира врезался в шею.

Когда дверь отворилась и в комнату, звеня кандалами, вошел шотландец, сердце майора забилось быстрее. Были зажжены все свечи, и в кабинете было светло как днем.

Он уже видел Фрэзера несколько раз, когда тот стоял во внутреннем дворе с остальными заключенными, благо рыжая голова и рост выделяли его среди прочих, но никогда не приближался настолько, чтобы разглядеть его лицо.

Фрэзер выглядел иначе. Для Грея это стало одновременно и облегчением, и потрясением, потому что в памяти сохранилось чисто выбритое лицо и взгляд, в котором читалась или суровая угроза, или затаенная насмешка. Сейчас перед ним стоял спокойный, но настороженный человек, лицо его обрамляла короткая бородка, и хотя глубокие голубые глаза были теми же самыми, в них не отразилось никакого признака узнавания. Узник спокойно стоял перед столом и ждал.

Грей прокашлялся. Сердцебиение не унялось, но, по крайней мере, он мог говорить спокойно.

— Мистер Фрэзер, — промолвил он, — благодарю вас за то, что пришли.

Шотландец ответил вежливым кивком. Он не стал указывать на то, что в этом вопросе выбора у него не было, но об этом красноречиво говорили его глаза.

— Несомненно, вы задаетесь вопросом, зачем я послал за вами, — продолжил Грей. Собственные слова казались ему невыносимо напыщенными, но тут уж ничего нельзя было поделать. — Возникла ситуация, в которой мне требуется ваша помощь.

— А в чем она заключается, майор?

Голос был все тем же — глубоким, сильным, гортанным, как свойственно горцам.

Грей глубоко вздохнул, внутренне собираясь с силами. Он предпочел бы что угодно, лишь бы не обращаться за помощью к этому человеку, но никакого выбора у него не было. В пределах досягаемости находился лишь один человек, способный оказать ему помощь, — и это был Фрэзер.

— На торфянике, близ побережья, был найден странный бродяга, — осторожно начал майор, — По–видимому, он серьезно болен, и речь его бессвязна и невразумительна. Однако… некоторые произносимые им слова явно имеют отношение к делу, представляющему… значительный интерес для короны. Мне нужно поговорить с этим человеком, выяснить, кто он такой, и разузнать как можно больше о предмете его речей.

Он помолчал, но Фрэзер никак не отреагировал на эту паузу: просто стоял и ждал.

• Предыдущая
• 34/153
• Следующая