Путешественница. Книга 2. В плену стихий - Гэблдон Диана - Страница 47

• Предыдущая
• 47/120
• Следующая

— Настоящих пиратов? Флибустьеров? — Я оглядела маленький остров с возросшим интересом. — Это довольно романтично.

Штерн рассмеялся, и я взглянула на него с удивлением.

— Я не над вами смеюсь, миссис Фрэзер, — сказал он с улыбкой. — Просто дело в том, что я совсем недавно разговаривал в Кингстоне с одним стариком как раз об обычаях флибустьеров, база которых одно время располагалась в ближнем селении Порт-Роял.

Он поджал губы, размышляя, говорить ли дальше, но, покосившись на меня, решил рискнуть.

— Извините за прямоту, миссис Фрэзер, но вы все-таки замужняя женщина и, как мне известно, не понаслышке знакомы с медициной…

Он помедлил и, может быть, на том бы и остановился, но, выпив уже почти две трети кувшина, сделался очень разговорчивым.

— Вы, наверное, слышали об отвратительном грехе содомии? — пробормотал Штерн, покраснев до ушей и отводя глаза.

— Разумеется, — подтвердила я. — Вы имеете в виду…

— Уверяю вас, — кивнул он с авторитетным видом. — Мой информатор был осведомлен о нравах морских разбойников. Они были содомитами, мужеложцами.

Он покачал головой.

— Точно?

— Во всяком случае, таковыми их считали, — заметил он. — Мой информатор говорил мне, что, когда лет шестьдесят назад Порт-Роял поглотило море, очень и очень многие восприняли это как акт божественного возмездия, обрушившегося на грешников за их мерзкое и противоестественное поведение.

— Весьма милосердно, — пробормотала я, гадая, что сказала бы на это сластолюбивая Тесса из «Пылкого пирата».

Он кивнул с серьезностью совы.

— Говорят, в затонувших церквях Порт-Рояла до сих пор звонят колокола, возвещая о надвигающемся шторме, а бьют в них души утонувших пиратов.

Я подумывала о том, чтобы расспросить подробнее насчет «мерзкого и противоестественного» поведения, но тут на веранде появилась мамасита.

— Еда, — коротко бросила она и исчезла.

— Интересно, где отец Фогден ее нашел? — спросила я, отодвигая свой стул.

Штерн посмотрел на меня с удивлением.

— Где ее нашел? Ах да, я и забыл, вы ведь не знаете.

Он покосился на открытую дверь, куда удалилась пожилая женщина, но внутри дома было темно и тихо.

— Он познакомился с ней в Гаване, — сказал Штерн и поведал мне всю историю.

Отец Фогден уже десять лет отслужил священником, когда в качестве миссионера ордена святого Ансельма, пятнадцать лет назад, прибыл на Кубу. Призванный служить сирым и убогим, он несколько лет трудился в трущобах Гаваны, не думая ни о чем другом, кроме как об облегчении людских страданий и обретении Господней милости, пока в один прекрасный день не встретил на рынке Эрменегильду Руис Алькантару-и-Мерос.

— Не думаю, чтобы он даже сейчас понимал, как это все случилось, — произнес Штерн и сделал глоток вина. — Возможно, и она тоже. А может быть, она задумала это в тот самый миг, как только его увидела.

Так или иначе, спустя полгода вся Гавана была потрясена скандальной новостью: молодая жена дона Армандо Алькантары сбежала, причем не с кем-нибудь, а со священником!

— И со своей матерью, — еле слышно произнесла я, но Штерн разобрал мои слова и улыбнулся.

— Эрменегильда никогда не оставила бы мамаситу, — подтвердил он. — Ни ее, ни Людо.

Вообще-то у их побега почти не было шансов на успех, ибо дон Армандо был влиятелен и обладал большими возможностями, однако случилось так, что именно в это время англичане предприняли вторжение на Кубу и у дона Армандо появились заботы более неотложные, чем поиски сбежавшей жены.

Верхом, хотя поездку изрядно затрудняли наряды Эрменегильды, с которыми она не пожелала расстаться, беглецы добрались до Байамо, наняли рыбачью лодку и прибыли на Эспаньолу, где можно было не опасаться преследования.

— Она умерла три года спустя, — произнес Штерн. Он вновь наполнил свою чашку из благоухающего кувшина. — Фогден похоронил ее сам, под бугенвиллеей.

— И с тех пор они остались одни, — откликнулась я, — Священник, Людо и мамасита.

— О да.

Штерн прикрыл глаза. Его профиль темнел на фоне закатного зарева.

— Эрменегильда никогда не покинула бы мамаситу, а мамасита никогда не расстанется с Эрменегильдой.

Он залпом допил остатки сангрии.

— Никто сюда не приходит, — сказал он. — Поселяне на холм ни ногой: их пугает призрак Эрменегильды. Проклятая грешница, похороненная нечестивым священником, — разве она может покоиться с миром?

Морской бриз холодил мой затылок. Сгущавшиеся сумерки заставили угомониться даже цыплят в патио. Фазенда де ла Фуэнте была объята покоем.

— Вы же пришли, — заметила я, и Штерн улыбнулся.

Апельсиновый запах поднимался над пустой чашкой в моих руках, сладкий словно от свадебного букета.

Штерн протянул ко мне руку, не совсем твердую.

— Не отужинать ли нам вместе, миссис Фрэзер?

На следующее утро, после завтрака, Штерн был готов отбыть в Сент-Луис. Перед этим я решила задать священнику несколько уточняющих вопросов насчет виденного им корабля: хотелось выяснить, не «Дельфин» ли это.

— Какой это был корабль? — спросила я, наливая в чашку поданное к завтраку козье молоко.

Отец Фогден, пребывавший явно не в лучшей форме после вчерашних излишеств, постукивал по кокосовому ореху, задумчиво напевая что-то себе под нос.

— А?

Он оторвался от своих мечтаний, когда Штерн легонько ткнул его под ребра. Я терпеливо повторила свой вопрос.

— О!

Он прищурился в глубокой задумчивости, потом его лицо расслабилось.

— Деревянный.

Штерн уткнулся лицом в тарелку, давясь от смеха. Я глубоко вздохнула и попыталась зайти с другой стороны:

— Вы видели матросов, которые убили Арабеллу?

Он поднял узкие брови.

— Конечно видел, как не видеть? Иначе откуда бы я знал, что это сделали они?

Я ухватилась за это свидетельство способности к логическому мышлению.

— Да, естественно. А что на них было надето?

Рот священника приоткрылся с явным намерением сказать «одежда», и я опередила его, задав уточняющий вопрос:

— Было ли на них что-то вроде мундиров?

Команда «Дельфина», кроме случаев выполнения официальных обязанностей, носила грубые рабочие робы, однако даже они могли сойти за униформу в силу единообразия цвета и фасона.

Отец Фогден опустил свою чашку, оставив над верхней губой молочный след, стер его тыльной стороной ладони, нахмурился и покачал головой.

— Нет. Думаю, нет. Только и припоминаю, что у их вожака был крюк вместо утраченной руки.

Он согнул длинные пальцы, как бы иллюстрируя сказанное.

Я выронила чашку, молоко пролилось, Штерн с восклицанием подскочил, а священник остался на месте, с удивлением наблюдая, как струйка молока стекает со стола к нему на колени.

— Ну и зачем было делать это? — укоризненно сказал он.

— Прошу прощения, — пролепетала я.

Руки мои дрожали так, что мне никак не удавалось собрать осколки разбитой чашки, и я с превеликим трудом осмелилась задать последний вопрос:

— Отец Фогден, этот корабль уплыл?

— Нет, — отозвался священник, оторвав взгляд от своего мокрого одеяния. — Да и как бы он мог? Он на берегу.

Отец Фогден шел впереди, подоткнув сутану и поблескивая тощими белыми икрами. Мне пришлось последовать его примеру, ибо склон холма выше дома порос густой травой и репейником, цеплявшимся к подолу моего позаимствованного одеяния.

По всему холму вились овечьи тропы, но узкие и едва заметные, теряющиеся под деревьями и полностью исчезающие в густой траве. Но священник знал, куда идти, ибо двигался быстро и напрямик, не глядя под ноги и ни разу не обернувшись.

Ближе к вершине я уже запыхалась, даже при том что Лоренц Штерн галантно помогал мне, убирая ветви с моего пути, а на самых крутых участках склона подавал мне руку.

— Думаете, там на самом деле корабль? — спросила я, когда мы уже приближались к вершине.

По правде сказать, многое в поведении нашего хозяина наводило на мысль, что он запросто мог и придумать что-нибудь в этом роде, совершенно бескорыстно, просто ради общения.

• Предыдущая
• 47/120
• Следующая