Путешественница. Книга 2. В плену стихий - Гэблдон Диана - Страница 86

• Предыдущая
• 86/120
• Следующая

— И все же это другой случай. Мне трудно и подумать, но — все возможно. Припомни, что он говорил о женщине на корабле. А если эта миссис Алкотт пыталась флиртовать с ним, дразнить его…

— Так оно и было, — вставила я. — Сама видела.

Джейми, не поднимая глаз, кивнул.

— Так поступали и многие другие люди. Но если она заставила его думать, будто имела в виду нечто большее, чем она хотела на самом деле, а потом оттолкнула его, посмеялась над ним… а он был пьян, как свинья, и ножи там развешаны по всем стенам…

Он тяжело вздохнул и выпрямился.

— Бог все знает, — уныло сказал Джейми, приглаживая ладонью взлохмаченные волосы, — но я не Бог. Есть еще кое-что, имеющее к этому отношение. Я сказал им, что едва знал мистера Уиллоби, что мы познакомились с ним на борту пакетбота, следовавшего с Мартиники, и хотя отзывался о нем доброжелательно, на самом деле не знал, откуда он взялся и что он за человек.

— Они этому поверили?

Он криво усмехнулся.

— До поры до времени. Но через шесть дней пакетбот вернется, они допросят капитана и выяснят, что на его глазах месье Этьен Александр и его жена были прямо-таки неразлучны с маленьким желтым злодеем-убийцей.

— Это может стать дополнительной неприятностью, — отозвалась я, думая о Фергюсе и ополченце. — Мы и без того не слишком-то популярны с легкой руки мистера Уиллоби.

— Это ерунда по сравнению с тем, что будет, если по прошествии шести дней его не найдут, — возразил Джейми. — К тому же шесть дней — это, возможно, то самое время, за которое слух о гостях Макиверов доберется от «Дома голубой горы» до Кингстона. Ты ведь понимаешь, слуги прекрасно знают, кто мы такие.

— Черт бы их всех побрал!

— Ты выражаешься как настоящая леди, англичаночка. Но это значит, что нам необходимо найти Айена за эти самые шесть дней. Мне придется отправиться в Роуз-холл, а перед этим необходимо немножко отдохнуть.

Он широко зевнул, прикрыв рот рукой, и потряс головой.

Больше мы не заговаривали, пока не прибыли в «Дом голубой горы» и на цыпочках прошли через дремотное здание в нашу комнату.

В гардеробной я переоделась, сбросив тяжелую верхнюю одежду прямо на пол, распустила, вытащив булавки, волосы и, оставшись лишь в шелковой сорочке, вошла в спальню. Джейми, стоя в рубашке у окна, любовался лагуной.

Заслышав мои шаги, он обернулся, приложил палец к губам и шепнул:

— Иди сюда, взгляни.

В лагуне плескалось маленькое стадо ламантинов. Большие серые тела то погружались в темную воду, то появлялись на поверхности, выставляя гладкие и округлые, поблескивавшие, словно влажные валуны, бока. В кронах деревьях возле дома уже звучали голоса ранних птиц, перекатывались над темной водой. Щебетание, шумные вздохи выныривавших набрать воздуху ламантинов, их перекличка, походившая на отдаленные, жутковатые завывания, — вот и все звуки, которые нарушали тишину утра.

Мы стояли бок о бок и молча смотрели, как первые лучи утреннего солнца, коснувшись поверхности лагуны, придали воде зеленоватый оттенок. Крайнее утомление, как ни парадоксально, обострило чувства, и я ощущала Джейми так, как если бы касалась его.

Откровения Джона Грея избавили меня от значительной части моих страхов и сомнений, но оставался тот тревожащий факт, что Джейми ничего не сказал мне о своем сыне. Разумеется, основания для этого у него были, и веские, но неужели он думал, что мне нельзя доверить такой секрет? Мне вдруг подумалось, что причина могла быть связана с матерью мальчика. Что бы ни думал по этому поводу Грей, возможно, Джейми все-таки любил ее?

Она умерла, так имело ли это теперь значение? Имело. Я сама двадцать лет считала Джейми умершим, но это ничуть не меняло моего отношения к нему. Что, если он по-настоящему любил эту молодую англичанку?

В горле встал плотный ком, и я сглотнула, пытаясь набраться храбрости, чтобы задать вопрос.

У Джейми был отсутствующий вид. На его лбу, контрастируя с рассветной красотой лагуны, залегли хмурые морщины.

— О чем задумался? — спросила я, не находя в себе сил попросить его успокоить меня и страшась услышать правду.

— О чем еще можно сейчас думать? — отозвался Джейми, не отводя взгляда от ламантин. — Об Уиллоби, ясное дело.

Мне события минувшей ночи уже представлялись отдаленными и не столь значительными. Но факт оставался фактом — убийство было совершено.

— И до чего додумался?

— Сначала я вообще не мог поверить, что Уиллоби мог совершить что-то подобное. Разве такое возможно?

Он помолчал, чертя пальцем узоры по запотевшему стеклу.

— Но все же…

Джейми повернулся ко мне с озабоченным лицом.

— Мне кажется, я понял. Он был одинок, страшно одинок!

— Странник в чужой стране, — тихо произнесла я, припоминая стихи, запечатленные в таинстве четких черных чернил, вверенные морю и посланные на крыльях белой бумаги в полет к давно утраченному дому.

— Да, то-то и оно.

Он остановился, задумался, поскреб пятерней в волосах, заблестевших медью в лучах солнца нового дня.

— И когда мужчина бывает настолько одинок… Ну, может быть, говорить такое не совсем прилично, но единственный способ хотя бы на время забыть об этом одиночестве состоит в том, чтобы заняться любовью с женщиной.

Джейми опустил голову и уставился на руки.

— Вот что побудило меня жениться на Лаогере, — тихо сказал он. — Не жалость к ней и к двум маленьким девчонкам. И уж конечно, не то, что мои яйца не давали мне покоя!

Тут уголок его рта дернулся, но быстро расслабился.

— Только необходимость забыть о том, что я одинок, — заключил он и, не находя себе места, снова отвернулся к окну. — Полагаю, что китаец пришел к ней, желая этого — нуждаясь в этом! — но она не приняла его.

Джейми пожал плечами, устремив взгляд на зеленую гладь лагуны.

— И, боюсь, он мог это сделать.

В центре лагуны, перевернувшись на спину, лениво плавала на поверхности ламантина, подставив солнышку брюхо и сидевшего на нем детеныша.

Несколько минут Джейми молчал, и я тоже, не зная, как вернуть разговор к тому, что было увидено и услышано мной в резиденции губернатора.

Джейми тяжело вздохнул и повернулся ко мне. Несмотря на явные следы усталости, лицо его было полно решимости. Примерно так он, бывало, выглядел перед битвой.

— Клэр, — начал Джейми, и я тут же напряглась, ибо по имени он называл меня лишь в очень серьезных обстоятельствах. — Клэр, мне нужно тебе кое-что сказать.

— Что? — машинально спросила я, вдруг осознав, что на самом деле не хочу этого слышать.

Я непроизвольно отступила на шаг, но он удержал меня за руку. Что-то было зажато у него в кулаке. Он взял мою несопротивляющуюся руку и вложил в нее это «нечто». Мне и без взгляда стало ясно, что это такое: ладонь ощутила изгиб рамки и легкую шероховатость покрытой краской поверхности.

— Клэр… — произнес он с трудом. — Клэр, должен признаться тебе… у меня есть сын.

Ничего не сказав, я разжала руку. Да, именно этот портрет я уже видела в кабинете у Грея: дерзкий, самоуверенный мальчишка, каким мог бы быть в детстве человек, находившийся сейчас рядом со мной.

— Я никогда никому о нем не рассказывал, даже Дженни.

Это удивило меня настолько, что я уточнила:

— То есть Дженни не знает?

Он покачал головой и отвернулся, уставившись на ламантин. Встревоженные нашими голосами, они отплыли на некоторое расстояние, но вскоре успокоились и снова принялись пастись на водорослях лагуны.

— Это случилось в Англии. Я… я не мог дать ему свое имя, даже не мог сказать, что он мой. Он бастард, понимаешь?

Щеки его порозовели — впрочем, может быть, то были лишь отблески восходящего солнца. Джейми закусил губу и продолжил:

— Я не видел его с тех пор, как он был еще ребенком.

Джейми взял у меня маленький портрет, который лег в его ладонь, как детская головка, и склонился над ним.

— Я боялся говорить тебе, — сказал Джейми, понизив голос. — Боялся, как бы ты не подумала, будто у меня дюжины бастардов… Как бы ты не подумала, будто Брианна значит для меня меньше из-за того, что есть и другое дитя. Но я люблю Брианну, Клэр, люблю гораздо сильнее, чем в состоянии выразить словами.

• Предыдущая
• 86/120
• Следующая