Лабиринт - Коултер Кэтрин - Страница 27

• Предыдущая
• 27/94
• Следующая

– Я, между прочим, могу запустить в вас и чем-нибудь другим.

– Ладно, я больше не буду к вам приставать, но мне не нравится, когда у моих агентов плохое настроение – если, конечно, это плохое настроение не вызвано мной и моим злым языком. А теперь давайте поговорим о том, как мы будем действовать в Бостоне. Нам с вами надо решить целый ряд вопросов, прежде чем мы появимся в бостонском полицейском управлении.

– Вы в самом деле не собираетесь меня увольнять?

– Пока нет. Сначала я хочу выжать из вас все соки, а уже потом, если почувствую, что все еще не могу примириться с тем фактом, что вы мне солгали, дам вам пинка под зад.

– Я очень сожалею.

– Бросьте, вам-то о чем сожалеть? Вы получили все, что хотели.

Губы Лейси сами собой расплылись в улыбке – Сэвич был прав.

– Да, я в самом деле ни о чем не жалею. Я чувствую такое облегчение и такую благодарность, что готова позволить вам говорить любые гадости, по крайней мере сегодня вечером.

– Надеюсь, вы не станете хныкать из-за того, что завтра утром придется рано вставать? Наш самолет вылетает в семь тридцать.

Лейси застонала, затем подняла вверх чашку с чаем, словно собираясь произнести тост.

– Благодарю вас, сэр… то есть Диллон. Вы не пожалеете, что берете меня с собой.

– Что-то я не очень в это верю.

Сэвич ушел в десять часов, напевая себе под нос, вероятно, это была какая-то ковбойская песенка, которую Лейси, само собой, никогда раньше не слышала:

Бравым ковбоем хочу я стать,

Другого ремесла не хочу и знать.

В сапогах и в джинсах, при ремне с широкой пряжкой,

Ладный и красивый, предстану пред милашкой…

Закрыв за ним дверь, Лейси накинула цепочки и задвинула засов. Она уже третий или четвертый раз слышала, как Сэвич напевает песенки в стиле кантри, однако это почему-то не оскорбляло ее утонченный, воспитанный на классике вкус. Его ковбойские напевы вызывали улыбку, а это свидетельствовало о том, что они ничуть не хуже любой другой музыки.

Они не слишком много обсуждали предстоящую работу. Сэвич лишь расспросил Лейси о том, что ей удалось разузнать, и тут же перевел разговор на другую тему, заявив, что ей следует приобрести проигрыватель для компакт-дисков. Что касается его музыкальных пристрастий, этот вопрос для Лейси был уже решен.

Проводив Сэвича, она тщательно и методично собрала вещи в дорогу и помолилась о том, чтобы Диллон помог ей найти убийцу.

– Как я уже сообщил вам вчера вечером, детектив Баднак будет ждать нас в полицейском участке Шестого района – это в южном Бостоне, – сказал Сэвич. – Тело Хилари Рэмсгейт было обнаружено на территории одного из заброшенных складов на Конгресс-стрит. Какой-то аноним позвонил в полицию – либо сам убийца, либо один из бродяг, скорее всего второе. Но голос звонившего записан на пленку, так что, когда мы возьмем преступника, можно будет прослушать запись и выяснить, он ли это звонил. У Баднака собраны все полицейские рапорты по этому делу, протокол вскрытия и результаты всех исследований, проводившихся судмедэкспертами. Буду вам очень благодарен, если вы изучите эти материалы. Вы взяли все, что нам потребуется?

– Да, – сказала Лейси и, повернувшись к Сэвичу, заторможенно уставилась на него. – Кстати, я сомневаюсь, что детектив Баднак понял, в чем состояла затеянная преступником игра со своей жертвой. То есть он знает, конечно, что вроде бы была какая-то игра, поскольку на месте преступления обнаружена записка, в которой говорится, что Хилари Рэмсгейт проиграла и должна была выполнить условия, но скорее всего он не понял, что это значит.

– Верно, не понял, но ведь Баднак в первый раз имеет дело, с этим типом. К тому времени, когда мы доберемся до Бостона, он, вероятно, успеет связаться с Сан-Франциско и прочитать материалы по предыдущим убийствам. А теперь расскажите мне, Шерлок, в чем, по-вашему, состоит игра, о которой говорит преступник. Я уверен, что у вас есть версия.

Взяв с подноса у подошедшей стюардессы стаканчики с кофе, оба снова откинулись на спинки кресел. Кофе оказался ужасным, но по крайней мере горячим. Лейси пристально разглядывала свой стаканчик, не замечая, что волосы выбились из-под заколки. Наконец она почувствовала это и нетерпеливым движением заправила прядь за ухо, не отрывая взгляда от стакана.

– Я очень много думала об этом за последние годы, рисовала всю картину в своем воображении и так и этак, что-то в ней время от времени меняла, составляла для себя психологические характеристики преступника. Думаю, что теперь я точно знаю, как он действует. Оглушив жертву ударом по голове, убийца оттаскивает ее в какое-нибудь пустующее здание, при этом, чем оно больше, тем лучше. В трех случаях он останавливал свой выбор на предназначенных к сносу зданиях, один раз – на доме, хозяева которого были в отъезде. Преступник очень хорошо знает все входы и выходы в домах, которые выбирает. Так вот, по-моему, он превращает эти дома в нечто вроде пещеры ужасов или же в своеобразный лабиринт.

Когда оглушенная женщина приходит в себя, она обнаруживает, что рядом никого нет и что она цела и невредима. Хотя время уже позднее и на улице темно, темнота, окружающая ее, все же не полная, не абсолютная. Откуда-то просачивается тоненький лучик света, благодаря которому она в состоянии разглядеть окружающие ее предметы на расстоянии фута или двух. Первым делом женщина начинает звать на помощь. Она боится, что кто-то откликнется на ее зов, но когда ответом ей служит мертвая тишина, это пугает ее еще больше. Затем у нее появляется надежда, что нападавший просто бросил ее в пустынном здании одну. Она берет себя в руки и пытается отыскать выход. Но оказывается, что выхода нет. Двери есть, но все они заперты. Женщина впадает в истерику, она догадывается – что-то тут не так. Затем она обнаруживает бечевку, лежащую рядом на полу, и, хотя не вполне понимает, как и почему эта бечевка здесь оказалась, поднимает ее с пола и начинает идти по ней. Бечевка ведет ее извилистым путем через самые разнообразные препятствия, проводит мимо зеркал, которые маньяк расставил тут и там, чтобы она пугалась, видя в полутьме свое отражение. А затем бечевка кончается – прямо перед узким входом в ловушку, которую он устроил для своей жертвы.

Тут он, наверное, начинает смеяться, окликает ее и говорит, что ничего у нее не выйдет, что она проиграет и что он накажет ее, причем так, что ей это не понравится. Но он не объясняет жертве, почему он все это делает. Да и зачем? Он наслаждается ее растерянностью. Возможно, он дразнит ее еще до того, как она начнет блуждать по лабиринту. Теперь о записке. В Сан-Франциско он оставил записку около тела первой своей жертвы. Он как бы дал понять, что это убийство – его рук дело, а в остальных случаях счел, что в этом уже нет необходимости и что все и так знают, что с жертвой расправился именно он.

– Вы описываете его действия с чертовской уверенностью, Шерлок, – медленно проговорил Сэвич.

– Говорю же, я очень много об этом думала. Психиатры считают – и специалисты из ФБР придерживаются того же мнения, – что маньяк внимательно наблюдает за каждым шагом своей жертвы, запоминает каждый ее жест, каждое движение, даже выражение лица. Не исключено, что он снимает ее на видеокамеру, но в этом я не убеждена. Но знаю наверняка: он говорит жертве, что она может выиграть, если доберется до центра лабиринта. И вот несчастная бежит по коридорам, теша себя надеждой, что ее мучитель не лжет и что она действительно может спастись, бежит и попадает в подстроенную маньяком ловушку, потому что миновать ее невозможно. В лабиринте множество тупиков. То и дело утыкаясь в них, женщина в конце концов доходит до центра, думая, что выигрыш за ней. Она тяжело дышит, в ней живут одновременно страх и надежда, что ее пощадят, – ведь она выполнила поставленное условие, она выиграла. Но как раз там, в центре лабиринта, ее и поджидает убийца. – Пытаясь справиться с бившей ее дрожью, Лейси отхлебнула из стакана большой глоток остывшего кофе и, пожав плечами, добавила:

• Предыдущая
• 27/94
• Следующая