Наследство Уиндемов - Коултер Кэтрин - Страница 43

• Предыдущая
• 43/75
• Следующая

Едва они подъехали к конюшням Чейза, он спешился и, подхватив ее за талию, снял с коня.

— Идем, — проговорил он хриплым низким голосом и потащил за руку к конюшням. Они вошли в одну из полуоткрытых дверей, и Марк с нетерпением тут же прихлопнул за собой дверь ногой.

Она никогда не предполагала, что мужчину может охватить столь неукротимое желание посреди белого дня. И ведь они уже приехали. Каких-то пара минут отделяли их от спальни. Он ждал целых два часа обратного пути, так неужели нельзя подождать еще чуть-чуть? Это кажется упоительным, волшебным! От неожиданности, возбуждения, томительного ожидания его ласк она почувствовала легкое головокружение. Они оказались в подсобной комнатке, где хранилась разная упряжь, какие-то инструменты и пахло лошадьми.

— Здесь и теперь, — сказал он, разворачивая ее лицом к себе. На его щеках играл румянец, глазами он буквально пожирал ее. — Ну же, Дукесса.

— Чего же ты хочешь от меня, Марк? Я не понимаю, скажи. — Она потянулась к нему навстречу.

Марк внимательно смотрел на нее сверху вниз.

— Всего лишь чтобы ты перестала притворяться и вновь стала собой, настоящей, как сегодня ночью. Хочу посмотреть, можешь ли ты снова желать меня с тем же безумием.

Дукесса чувствовала, как его длинные чувственные пальцы расстегивают ее амазонку, потом ощутила на своей груди через батистовую блузку жар его прикосновений.

— Марк, — невнятно прошептала она. Он стянул с нее шляпу вместе с булавками, целуя завитки волос возле ушей.

— Ты хочешь меня, Дукесса?

Оглянувшись на дверь и заметив ключ с внутренней стороны, Марк на мгновение отошел, чтобы повернуть его в замке.

— Это самый глупый вопрос, который ты мог задать. Он сам раздел ее, потом уложил на сброшенную амазонку и, не отрывая глаз от ее лица, начал быстро сбрасывать с себя одежду. Через несколько мгновений он уже предстал перед ней со столь напряженной плотью, что она пролепетала, изнемогая от возбуждения и восторга, простирая к нему руки:

— Матерь Божья, какой ты прекрасный! Иди ко мне.., скорее!

Медленно, как будто не видя ее сумасшедшего нетерпения, он опустился рядом на колени.

— Я хочу еще сильнее распалить тебя с тем, чтобы еще более обострить и продлить наше наслаждение…

Она вскрикнула и прогнулась под ним.

Медленно, не отрывая глаз от ее лица, Марк ласкал ее грудь, затем живот. Неожиданно он проник в нее. Его пальцы исследовали каждую складочку ее тела. Сладостные волны окатывали Дукессу, заставляя постанывать от наслаждения. Она сжимала руками его бедра, ягодицы, изнемогая от удовольствия. Плоть ее была перевозбуждена, и, когда он наконец, убрав руку, вошел в нее, заполняя все ее лоно, она болезненно вскрикнула, испытав мгновенный, мучительно-сладостный оргазм.

Он ритмично двигался в ней, вызывая трепет каждой частички ее существа. Постепенно его движения становились все более резкими. В полумраке комнаты она всмотрелась в его лицо — закрытые глаза, заострившиеся скулы. Обведенные темным горячечным румянцем его черты, казалось, были искажены какой-то странной болезненной судорогой. Внезапно выкрикнув какие-то ругательства, он резко вышел из нее. Ничего не понимая, Дукесса смотрела на Марка, сидящего на коленях у нее между ног, и на его семя у себя на животе.

Недавнее сумасшедшее наслаждение казалось ей теперь холодной золой в нетопленном камине.

Обида как будто сковала ее всю. Дукесса не могла ничего сказать ему.

Марк встал.

— Сейчас я достану носовой платок.

Закрыв глаза, она повернулась на бок, сжимая ноги вместе.

— Только не надо слез и упреков, Дукесса. Разве ты не получила наслаждение? Уверен, ты имела его сверх всякой меры. Теперь ты поняла, что я имел в виду, говоря, что намерен строго контролировать отношения с тобой? У тебя не будет детей от меня! Все. Теперь можешь вставать и одеваться.

Марк бросил платок рядом с амазонкой. Дукесса смотрела, как спокойно и легко он одевался, не обращая на нее ни малейшего внимания, как будто потерял к ней всякий интерес. Она, смотрела на его руки, с чувственными длинными пальцами, которые еще недавно проникали в самые интимные уголки ее тела, заставляя сходить с ума от невыносимого наслаждения. Дукесса устало закрыла глаза… Боже, каким же теперь он был жестким и уверенным в себе. Очень медленно она села, подняла сорочку и натянула через голову. Уставившись на превосходное испанское седло, лежавшее в углу, Дукесса вдруг сказала:

— Сегодня ужин готовит Баджи. Марк глянул на нее в изумлении. Никаких слез и упреков. Одна лишь демонстрация спокойствия и отстраненности.

— И что же нас ожидает? — решил он поддержать ее тон.

— Жареный ягненок в абрикосовом соусе. Он держал его под абрикосами целый день.

Марк усмехнулся, натягивая свой сюртук для верховой езды.

— Еще будет вишня и миндальный пирог. Его так любила моя мама! Потом — бисквиты со смородиной в сахарной пудре.

Марк поймал себя на мысли, что любуется своей женой. Она сидела на амазонке со скрещенными ногами, в сорочке, едва доходящей до бедер. Какой дивной формы были ее беленькие ножки! Ее прическа почти не растрепалась, коса была плотно уложена на затылке. Боже, как же она хороша! У Марка трепетно забилось сердце. Почему Дукесса так странно реагировала на его оскорбления? Хотя чему удивляться? Спокойствие и выдержка — ее обычное состояние; теперь ко всему этому прибавилась, кажется, еще и покорность.

Сколько же это может продолжаться? Ему вдруг стало скучно и захотелось разбить ее оцепенение.

— Тебе не кажется странным говорить о рецептах Баджи в такой момент?

— О чем же я должна говорить, по-твоему?

— Мне хочется знать, где твой прежний холодный и высокомерный вид, почему он вдруг нарушен этим расслабленным сюсюканьем о кулинарных рецептах?

— Я заговорила о них, лишь чтобы нарушить неловкое молчание. Так о чем же ты хочешь, чтобы я говорила?

— Я хочу, чтобы ты говорила обо мне, о том, как я обошелся с тобой, что ты получила от меня и что дала мне, как тебе было хорошо со мной.

Она смотрела куда-то поверх его плеча.

— Ты знаешь, как засахаривают китайские яблочки и сливы?

— Нет, этого я не знаю.

— Ты не должен забывать, что правильно приготовленная еда — это своего рода лекарство. Баджи знает очень много разных диет: что и как надо принимать в зависимости от определенного заболевания…

— Замолчи, — сказал он, приподнимая ее подбородок. Марк поцеловал ее очень нежно, без всякой страсти, и ей пришлось подавить в себе опять возникшее томление. Дукесса ненавидела себя за такую несдержанность и злилась, что Марку удавалось разжечь в ней желание мгновенно. Наконец он оставил ее.

— Одевайся, кажется, все конюхи уже поняли, что здесь происходит. Давай, я помогу тебе. Надо снять солому с волос, вот так. Полагаю, мне следует забрать этот носовой платок, чтобы он не напоминал тебе о разнузданных минутах страсти в конюшнях, где ты вела себя как кобылица, которую покрывает жеребец.

И тут вдруг что-то в ней взорвалось. Дукесса почувствовала возрастающую ярость. Никогда в жизни она еще не испытывала такого гнева. Ей казалось, что сейчас взорвется все ее спокойствие и невозмутимость, все то, что она сдерживала в себе с девяти лет, с того дня, когда подслушала разговор двух служанок. Дукесса как будто снова видела этих двух женщин, судачивших о ней и ее маме; вновь ощутила себя маленькой и незащищенной перед ненавистью графини. Презрение графини убивало, душило ее, нависая даже сейчас над ней каким-то мрачным покровом. Это было невыносимое чувство.

Потом она вспомнила тот момент, когда Марк назвал ее Дукессой и как все охотно стали называть этим именем ее, маленькую, невероятно гордую и независимую девочку. Уже тогда она почувствовала себя прекрасной розой из сада своей матушки, осознала свою силу и умение влиять на окружающих. Как недавно признался ей Марк, ему и в голову не приходило, как Дукесса могла чувствовать себя в детстве незащищенной.

• Предыдущая
• 43/75
• Следующая