Необоснованные претензии - Коултер Кэтрин - Страница 4

• Предыдущая
• 4/79
• Следующая

Элизабет повернулась к окнам, долго молчала — шли минуты. Она молчала и не сделала ни одного движения — тело ее было совершенно неподвижно. Неужели такая ясная, невозмутимая женщина способна хладнокровно совершить убийство? И все же он считал ее виновной.

— Я никогда не встречала его прежде и впервые увидела только сегодня в зале суда, — ответила Элизабет, не поворачиваясь. — Но вы-то его, конечно, знаете, Род. Где вы его нашли?

— Это правда, Элизабет?

И вдруг внезапно он понял, что не хочет слышать правду. Ему хотелось продолжать защищать ее, как он делал в последние шесть месяцев. Он хотел…

— Вы должны знать, что я никогда не видел Кристиана Хантера, никогда в жизни.

При этих его словах она повернулась, пронзая его взглядом ярко-зеленых глаз, глаз артистической личности, как называл ее Тимоти, горевший любовью к этой загадочной женщине.

Род пожал плечами:

— Он нашел меня и рассказал эту историю. Я пригляделся к нему и решил, что присяжные ему поверят. Он один из тех свидетелей, которых можно было бы назвать безукоризненными. Пожалуй, я не встречал свидетеля, более внушающего доверие, чем он.

Она стояла совершенно неподвижно, не произнося ни слова.

— В чем дело? Он спас вас, Элизабет. Я не знаю… Да нет, не верно, я знаю, что, если бы Хантер не появился, присяжные сочли бы вас виновной и вы отправились бы в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.

Она это знала. Пока шел судебный процесс, присяжные смотрели на нее с недоверием и естественной настороженностью и завистью, которую простые люди испытывают к очень богатым.

— Да, — ответила наконец Элизабет. — Он сказал Моретти, что богат. Странно, что они поверили ему, а не мне. Чего он хочет, Род?

— Не знаю. У вас большое состояние, Элизабет. — Он помолчал. — Но есть и некоторые трудности. Семья, как вам известно, собирается оспаривать завещание. Мне удалось держать их на расстоянии, потому что все мы были заняты этим процессом. Но теперь, как только присяжные вынесут вердикт о невиновности, они на вас накинутся, как стадо шакалов. Не воображайте, что их отношение к вам изменится в лучшую сторону, когда вас оправдают.

Ее рука выпустила тонкую шелковую занавеску.

— Меня это не волнует, Род, и вы это знаете. Мне всегда было на них наплевать. Он помолчал. Она внимательно изучала его.

— А что, среди этих родственников нет никого, кто был бы на моей стороне?

— Элизабет, — начал он, и его рука крепче сжала бокал с мартини. — Не надо, не говорите об этом сейчас.

Она не была ни глупой, ни слепой и все поняла правильно. Глубоко втянув воздух, произнесла:

— Итак, Род, теперь нам предстоит еще одна битва, да?

— Да, — ответил он просто. — Предстоит. Вы к ней готовы, Элизабет?

Она ответила не сразу, “Тимоти, что мне делать?

Бороться с твоей семьей? С твоими братьями? С твоими сыновьями и дочерью? С твоей матерью, наконец? О, ради Бога!"

— Где вы раздобыли этого Кристиана Хантера?

Он почувствовал, что цепенеет от ее холодного тона.

— Я же сказал вам, что он сам ко мне пришел.

— Вам бы следовало посоветоваться со мной, Род.

"Да, следовало бы, но вы-то и глазом не моргнули, ни звука не издали, пока он неспешно рассказывал всю эту историю”.

— Да, возможно, и следовало, — сказал он вслух и выпил остатки мартини. — Моретти не удастся его расколоть.

— Возможно, и нет. Но, Род, какую цену заломит Хантер? Чего он хочет?

— Не знаю, Элизабет. Честно говорю вам — не знаю.

Нью-Йорк

24 января 1989 года

Элизабет смотрела на черный шрифт заголовка в “Пост” и не могла от него оторваться.

Род Сэмюэлс оказался прав. Моретти не удалось выбить из седла Кристиана Хантера. Напротив, доктор Хантер положил Моретти на обе лопатки, неустанно, час за часом повторяя свою историю и жестоко и грубо вышибая почву из-под ног окружного прокурора.

Она подняла глаза и посмотрела на Рода — в его темных глазах светилось торжество. Это было торжество победы над Моретти. Род невольно потирал сложенные руки. И им удалось избежать назойливого внимания масс-медиа — Лайэм Гэлэхер стоял как стрела, в особняк не проник ни один репортер.

— Этот человек — чудо. Верно? — сказал Род, принимая бокал “Вдовы Клико” из рук сияющего Коги.

— Да, — ответила Элизабет. — Я думала, Моретти убьет его — так он рассвирепел.

Род очень внимательно вглядывался в ее лицо. Лицо, на котором, как всегда, невозможно было прочитать ничего, ни намека на то, о чем она думает или чувствует. И голос тоже не выдавал ни чувств, ни мыслей.

— Присяжным понадобился всего час, чтобы вынести вердикт.

— Да, — снова откликнулась Элизабет.

— Моретти не удалось откопать ничего компрометирующего о Хантере, ничего, что пятнало бы его репутацию.

Элизабет недоумевала: когда же Хантер захочет ее видеть? Вслух она сказала:

— Вы ведь, конечно, знали, что будет. Вы были великолепны, Род. Блестящая речь. Вы когда-нибудь проигрывали дело?

Он улыбнулся:

— Да, моя бывшая жена хорошо почистила мне карманы.

— Но там не было никаких сюрпризов?

— Ни одного. Что же касается Хантера, то я хорошо отрепетировал с ним его роль. Я даже подлавливал и подкалывал его так, как это сделал бы Моретти. Оказалось, что даже бармен в Гринвич-Вилледж знает доктора Хантера как завсегдатая и не исключал возможности, что в ту ночь с ним там были вы.

— Чего он хочет. Род?

— Я уже сказал вам, Элизабет, не знаю. Он ни разу не позволил мне усомниться, что его свидетельство правдиво, что в нем полная и абсолютная правда. Господи, Элизабет, а не могло быть так, что вы полностью все забыли о той ночи, что она просто выпала у вас из памяти, включая и встречу с Хантером?

— Нет.

— Может быть, у вас возникло чувство вины, что вы были с ним, когда убили Тимоти? Шок есть шок.

— Нет, — снова устало ответила она. — Моя память совершенно ясна, я желала бы забыть, если б такое было возможно.

Она понимала, что Роду отчаянно хотелось все списать на психическую травму, временное помрачение. Неужели ему так важно считать, что она не виновна в смерти мужа?

— Все кончено, Элизабет, — сказал он, — я ведь так и говорил вам.

— Да, говорили.

Но действительно ли на этом все закончилось? На минуту она закрыла глаза, отчетливо вспоминая тот ужас, который испытала, когда вернулась домой и нашла Тимоти на полу его кабинета с ножом для колки льда в груди, рукоять из кожи торчала наружу. Такая умно придуманная и совершенно бесполезная игрушка — Тимоти любил забавные игрушки. Этим ножом никогда не пользовались, он скорее был частью интерьера, и вот им убили Тимоти. И она, конечно, попыталась выдернуть нож из его груди, но у нее это не получилось, и тогда она поняла, что муж мертв. Но его лицо, его руки все еще были теплыми…

Моретти все бил и бил в одну точку в своем последнем выступлении, когда подводил итоги дела. Мотив, возможность, ее отпечатки пальцев на серебряном ноже для колки льда и бесконечные злобные нарекания со стороны родственников Тимоти.

— Вас никогда больше не привлекут к суду за убийство Тимоти, Элизабет.

Если бы она могла засмеяться или даже заплакать, но внутри у нее была огромная бесконечная пустота. Элизабет автоматически шагнула к роялю и заиграла прелюдию Шопена, которую так любил Тимоти. Это была короткая пьеса — всего страница нот в си-минор. Барри Манилов использовал ее в качестве основы для своих популярных песен. Теперь, когда бы она это ни играла, в ее памяти всегда будут звучать слова песни.

Элизабет закончила игру — пальцы легко лежали на клавишах, но она все еще не поднимала глаз.

— Я хочу вернуться к концертной деятельности. Род молчал некоторое время.

— Не думаю, что это хорошая мысль, Элизабет. Во всяком случае, пока. Есть столько людей, которые были бы…

• Предыдущая
• 4/79
• Следующая