Невеста-соперница - Коултер Кэтрин - Страница 45

• Предыдущая
• 45/71
• Следующая

– О, Корри! – приветствовал Джейсон. – Вы с Джеймсом приехали в гости? Дома все в порядке?

– О да, но Холли…

– Я вижу, что ее торс вздымается, миледи, – вмешался Петри перед уходом. – То есть, поскольку она женщина, слово «торс» не совсем уместно, но вы понимаете, о чем я…

– Все прекрасно понимают, о чем вы. Идите, Петри, – бросил Джейсон и, сев рядом, взял Холли за руку и объяснил, что хотя майор Филли был недоволен, когда она насмерть перепугала корову, все же его удалось уговорить.

– Открой глаза и слушай. Двадцать лет назад мы с Джеймсом помогали майору перегонять коров на другое пастбище. Тогда его пес Оливер заболел и не смог сделать это сам. Он всегда называл нас «мистер Шербрук».

– Потому что не мог различить, – добавил Джеймс.

– Возможно, не мог, но нам было так приятно! Прибавляло весу в собственных глазах. Беда в том, что Джорджиана – очень чувствительное животное и теперь ее молоко может быть испорчено.

– Ладно, если это не ее вина, значит, виноват Ловкач.

Джейсон укрыл ее чудесным пледом, связанным бабкой.

– Кажется, я припоминаю проповеди о долге и обязанностях?

– Вы подслушали то, что я сказала лорду Карлайлу об Элджине Слоуне? – спросила Холли.

– Пришлось остановиться, чтобы вытряхнуть камешек из сапога. К несчастью, у меня слишком острый слух, а вы очень громко говорите, когда расстроитесь.

Прибыв в Лайонз-Гейт, доктор Блад, шотландец из Джон-о-Тротс, забытого Богом местечка так далеко на севере, что тамошние жители предпочитают расправляться с врагами, бросая их в ледяные воды моря, взглянул на Холли и задумчиво погладил подбородок. От нее до сих пор пахло коровой, сахаром и морковью, а голова раскалывалась от боли. Но доктор Блад был доволен, что она пришла в себя и может говорить.

– Не желаю, чтобы меня осматривал кто-то, именуемый Блад, – прошипела она, глядя на него злобно прищуренными глазами.

– Слишком поздно, юная леди, – объявил Джонатан Блад, бесцеремонно отталкивая Джейсона. – Вас тошнит? Позывы на рвоту?

– Но не может же ее вырвать в гостиной, где даже ночной вазы нет! – снова вмешался Петри.

– Нет, Петри, меня не тошнит, слава Богу.

Доктор Блад пощупал шишку за ее ухом, взглянул ей в глаза, помял шею, велел стащить сапоги, потрогал щиколотки, нахмурился при виде рваных чулок и приказан дать больной чая без сахара.

– Ничего, справитесь, – ободрил он. – Хорошо, когда у женщины крепкая голова. Оставайтесь в постели, мисс Каррик, изображайте слабую женщину и позвольте Джейсону ухаживать за вами. Джейсон, можете дать ей немного настойки опия. Когда она проснется, голова болеть не будет.

– Не к лицу хозяину давать больной капли, – заметила Марта с порога. – Я сама ей дам.

– Нет, я лично отмерю дозу, – объявил Петри. – Только я ответствен за излечение головной боли мисс Каррик. Я – дворецкий.

Холли застонала.

– О Боже, – встревожился Петри.

– Ее не тошнит, – утешила Корри. – Верно, Холли?

– Верно.

– Ну вот, Холли, – вставил Джеймс, – теперь, когда мы с Корри знаем, что вы вне опасности, пожалуй, поедем домой. Вам нужно отдыхать, а посторонние только мешают, хотя Забияка спас положение и я еще не услышал ни единого слова благодарности.

Джейсон бросил в него мокрой тряпкой. Джеймс ловко поймал ее и поморщился:

– Пахнет коровой. Не слишком приятно.

Корри рассмеялась, взяла мужа за руку и потащила из гостиной.

– Отдыхайте, Холли. Я вернусь через пару дней посмотреть, как вы поживаете. Анджела, не волнуйтесь, с вашим больным цыпленком все будет в порядке.

К восьми часам вечера Холли так истосковалась и проголодалась, что была готова рвать зубами сырое мясо. Минуту спустя Джейсон, насвистывая, вошел в ее комнату с подносом в руках. Холли с подозрением осмотрела чайник.

– Надеюсь, кухарка заварила чай для вас. Если же нет, клянусь, на вкус он будет не приятнее отвара дубовой коры.

Джейсон поставил поднос, налил чай и, попробовав, покачал головой:

– Нет, не дубовая кора. Скорее, вязовая.

Она рассмеялась, пригубила восхитительного чая и протянула руку к единственной лепешке.

– Вы солгали ей. Молодец!

– Я сказал ей, что нуждаюсь в подкреплении сил, иначе не смогу позаботиться о вас. Она согласилась. Не на словах, разумеется. Зато в обморок не падала. А теперь ешьте, только не сразу. Не хватает еще, чтобы у вас живот разболелся!

– Петри заходил три раза и неизменно показывал мне на ночную вазу. Все остальные были настолько любезны, что не упоминали ни о чем подобном.

– Анджела поклялась, что выглядите вы не слишком плохо. Думаю, царапины не так глубоки, чтобы оставить шрам на щеке.

– Отец всегда говорил, что я удалась вся в него. Меня хоть швыряй, хоть ногами топчи, ни следа не останется. Мне понравился Забияка. Как по-вашему, Джеймс продаст его мне?

– Ни за что на свете. Но он хочет случить его с хорошей кобылкой. Тут я с ним полностью согласен. Как вы себя чувствуете?

– Знаете старую нормандскую церковь в Истерли? Похоже, ее колокола гудят в моей голове.

– Прекрасно. Они такие красивые, эти колокола. Хотите еще немного опия?

– О нет, не стоит. Лошади здоровы?

– Ловкач успокоился и время от времени ржет, ободряя то Пенелопу, то Дилайлу. Шарлемань получил лишнюю порцию ячменя и как следует вычесан скребницей. Генри сказал ему, что, хотя порода у него никудышная, он порядочный парень, на которого можно рассчитывать.

– Я хочу скакать на нем в Холлум-Хит на следующей неделе.

– Я буду скакать там же, но на Ловкаче.

– Вы слишком тяжелы и поэтому проиграете.

– Знаю. Просто приятно упоминать об этом. Я нанял жокея. Он приедет в начале следующей недели, как раз к скачкам. Он семь лет работал в скаковых конюшнях Ротермира, но женился на здешней девушке и переехал сюда. Так что мы выиграли от потери Ротермира. Его зовут Лори Дейл. Филипп Хоксбери, граф Ротермир, утверждает что Лори, как клещ, липнет к спине коня. И весит всего восемь с половиной стоунов.

– Вот как?

– Мы можем оба ехать на скачки при условии, что ничего дурного не случится. Будем вопить, пока не охрипнем, и повеселимся от души. Вот увидите, Лори и Ловкач выиграют скачки.

– Я вешу восемь стоунов.

– Здесь не Балтимор, и вы не Джесси Уиндем. Вам нельзя участвовать в скачках, Холли. Люди и так судачат, что мы живем в одном доме, и пока еще вас принимают в обществе только ради моей семьи. Но никто не потерпит вашего участия в скачках. Вам придется застрелиться, прежде чем вымолите прощение за такой грех. Приз победителю – сто фунтов. Нам эти деньги пригодятся.

– Но…

Он слегка прижал палец к ее губам. Она застыла. Джейсон оцепенел. Никто не шевельнулся. Прошло несколько минут.

Джейсон неожиданно отскочил, заложил руки за спину и глянул на дверь.

– Я ухожу.

Холли казалось, что ее с размаху ударили в живот. Она молча наблюдала, как он пятится к двери и смотрит на нее, словно… что?

Джейсон раскраснелся, взгляд его казался странным. Он хочет уйти? Коснулся ее губ, и теперь ему не терпится поскорее убраться?

– То есть как это «ухожу»? Вы об этом не упоминали. Уже почти девять. Джейсон, погодите, куда вы?

– Мне нужно ехать.

И он мгновенно исчез за дверью. Уже не впервые он куда-то уезжал по вечерам, причем без всякой определенной причины. Сколько раз это было? Четыре? Пять? И когда он возвращался? Хороший вопрос.

Он прошел мимо ее спальни уже на рассвете. Она спрыгнула с постели, едва не упала, из-за невыносимой головной боли, но как-то сумела выбраться в коридор. Вовремя… чтобы увидеть, как он открывает свою дверь.

– Только что вернулся да еще и насвистывает! На улице уже почти день!

Джейсон дернулся, словно получив пулю в спину. Увидел, что Холли стоит, покачиваясь, в дверном проеме, и шагнул к ней.

– Да, я дома. Давайте я уложу вас в постель. Почему вы не спите?

– Я уже дремала, когда вы прошли мимо. О Боже, где же ночная ваза?!

• Предыдущая
• 45/71
• Следующая