Розовая гавань - Коултер Кэтрин - Страница 54

• Предыдущая
• 54/64
• Следующая

Северн молча соскочил на землю и помог Гастингс.

— Как тебя зовут?

— Марелла.

— Так зовут мою лошадь.

— Чудесная лошадка, — засмеялась девочка. — Мне совсем не обидно, что нас одинаково назвали. Кроме того, так звали лошадь Вильгельма Завоевателя. Говорят, когда она умерла, Вильгельм оплакивал ее целую неделю и велел похоронить под окнами своей опочивальни.

— Правильно, — ответила Гастингс. — У лошади Вильгельма были такие же белые чулки, как у моей Мареллы.

— Да, папа нам рассказывал.

Младшая девочка, белокурая и самая изящная, совсем близко подошла к Серерну. Она ничего не боялась в отличие от присматривавших за детьми женщин.

— А ты кто? — поинтересовался Северн, присев на корточки.

— Я, милорд? Матильда.

— Славное имя.

— Да, — важно подтвердила малышка, вскинув головку. Почему-то этот жест показался Северну знакомым. — Матильдой звали супругу Вильгельма. Она была невелика ростом, может, слегка толстовата, зато очень храбрая и преданная, и вообще лучше всех норманнских женщин. Я — такая же, но родилась в Англии и хотела бы остаться здесь на всю жизнь. Мама говорит, что я тоже буду маленькой. А ты кто, милорд?

— Я — эрл Оксборо. А это моя жена Гастингс.

— Я очень хотела, чтобы меня так называли, — вмешалась девочка, которой на вид было лет семь, — но папа сказал, что это невозможно. Имя Гастингс уже носит другая девочка. Меня зовут Нормандия. Это родина Вильгельма.

— Ты не можешь быть эрлом Оксборо, — воскликнула Марелла, пытаясь оттащить Матильду. — Мой папа — эрл Оксборо. Ты врешь!

— О Господи, — вырвалось у Гастингс.

— Он придет и выгонит тебя, — пригрозила Матильда. — Папа не даст нас в обиду.

— Кто вы такой, сэр? — раздался мелодичный женский голос. — Что вам здесь нужно? И почему мои люди пропустили вас в замок?

Гастингс, не веря своим ушам, обернулась. В потоке солнечных лучей стояла высокая стройная женщина с великолепными каштановыми волосами безо всякого намека на седину. Зеленые глаза — внимательные и живые. Хотя годы наложили отпечаток на ее лицо, она все еще была прекрасна, а зеленое платье из тонкой шерсти подчеркивало изящество фигуры.

Гастингс шагнула навстречу, протянув к ней руки:

— Мама?

Женщина на миг замерла. А потом кинулась к Гастингс и схватила ее руки:

— Неужели это возможно? Гастингс, девочка моя! О Боже, ты здесь?

— Что-то я ничего не понимаю, — заметил подошедший Гвент.

— Я тоже, — отозвалась Марелла.

— Поди сюда, Харлетт, — позвала одна из служанок девочку, которая не могла оторвать глаз от фигуры Гвента.

— Кто такая Харлетт? — поинтересовался тот.

— Так звали матушку Вильгельма, — объяснила малышка. — Она была самой красивой женщиной в Нормандии, еще до Матильды. А кто она такая?

— Она, — произнес Северн, глядя на Гастингс, — моя жена. И графиня Оксборо.

— Но ведь это мама — графиня Оксборо, — возразила Нормандия.

— Я не понимаю, — недоумевала Марелла. — Это разные женщины.

Сходство двух женщин было столь разительным, что никто уже не сомневался: перед ними мать и дочь.

— Но ведь тебя забили до смерти. Отец не желал, чтобы я это видела, и меня увели прочь, но мадам Агнес говорила, что ты умерла. Она утешала меня, когда я плакала, и всю жизнь заботилась обо мне.

— Ах, Агнес, я так по ней скучаю. Да, твой отец избил меня, а когда я потеряла сознание от боли, увез прочь и спрятал в лесу, у Ведуньи. Когда я поправилась, он решил, что мне нельзя возвращаться в Оксборо. Если бы все узнали, что он простил мне измену, то покрыл бы себя несмываемым позором. Но он признался, что не может жить без меня, плакал и умолял о прощении. Однако я сказала, что он хуже любого животного и я никогда его не прощу. Он привез меня в этот маленький замок, который был тогда жалкой грудой камней. Но я посадила здесь сад и назвала это место Розовой гаванью, ибо тут нашла убежище истинная красота. Я покажу тебе мои розы. Один куст я назвала в твою честь. — Мать замолкла, всматриваясь в лицо дочери. — Ты настоящая красавица, Гастингс, и намного прекраснее той розы. В своих дочках я старалась найти сходство с тобою, и каждая из них чем-то напоминала мне тебя. Как же я по тебе скучала, беспокоилась, гадала, думаешь ли ты обо мне, а если думаешь, то что именно? Я молила его разрешить мне взглянуть на тебя, но он не позволял, говорил, что тогда его тайна раскроется.

— Но почему же он ничего не сказал нам даже на смертном одре? — недоумевал Северн.

— Угрызения совести всегда были для моего мужа пустым звуком, — ответила мать Гастингс. — Значит, он умер.

— Да, несколько месяцев назад. Он сделал наследником Северна, мы обручились перед его смертью. Мне очень жаль, мама.

Леди Жанет долго молчала, глядя на молоденькую лиственницу, росшую неподалеку.

— Он был неплохим человеком, любил своих дочерей и позаботился о том, чтобы никто из соседей не зарился на Розовую гавань. Значит, он ничего тебе не сказал. Наверное, не хотел отвечать на твои вопросы, Гастингс. А теперь идемте в замок. Я велю подать сладкое вино и бисквиты.

Зал Розовой гавани не отличался громадными размерами и больше подходил бы для роскошного дворца, нежели для укрепленного замка. Стены, облицованные розовым камнем, были украшены чудесными гобеленами, на полу лежала ароматная солома, в небольшом очаге не видно и следа копоти. Да, в таком замке могли жить лишь принцессы.

Угощая гостей вином и бисквитами, леди Жанет сказала:

— Эти гобелены твой отец выписал для нас из Фландрии.

— Очень красивые, — похвалила Гастингс. — И наверняка защищают от сквозняков.

— Не совсем, но они радуют взор. Когда из-под туники выглянул Трист, Матильда ахнула, а Харлетт закричала:

— Глядите, лорд Северн носит под туникой зверя!

— Его зовут Трист, — сказала Гастингс, окидывая взглядом сестер. — Это куница. Если вы будете вести себя хорошо и не напугаете его, он вылезет и поиграет с вами.

Трист прыгнул на стол, настороженно следя за девочками, затем протянул лапку Нормандии. Та взвизгнула. Трист заверещал, опрокинулся на спину и замахал своим великолепным хвостом.

— Как зовут твою мать? — спросил вполголоса Северн, наблюдая, как девочки все ближе подбираются к Тристу, который устроил для них целое представление.

— Жанет. Дочь эрла Монмаута. Он умер за два года до того, как мой отец якобы убил ее за измену.

— И, значит, он мог не бояться возмездия.

— Титул эрла унаследовал младший брат матери, но он был слишком молод, чтобы думать о возмездии. Я никогда не видела своего дядю.

— Это вино понравится вам больше, — сказала леди Жанет, наполняя кубок зятя. — Оно не такое сладкое, его привезли из Нормандии, хотя я не представляю, как в таком суровом климате может расти виноград.

— Отец тебя обманул, — засмеялась Гастингс. — Его доставили из Аквитании. Отец хотел, чтобы все имело хоть какое-то отношение к Вильгельму Завоевателю. Даже наши имена.

— Это давняя традиция, — заметила леди Жанет. — Может, в Оксборо хранится об этом запись, и в один прекрасный день вы ее найдете. Теперь пора обедать. Надеюсь, вам понравится стряпня нашего повара, Гастингс. Это, конечно, не Макдир, но я обучила его как могла.

Люди из Оксборо вели себя довольно чинно. Никто не плевал на пол, не пинал собаку, дремавшую у очага, не рыгал за обедом, который оказался вкусным. Но застольная беседа не вязалась, и Гастингс почувствовала облегчение, когда трапеза подошла к концу.

Девочки были рады уступить свою комнату старшей сестре с мужем, надеясь воспользоваться редким поводом спать с матерью.

— Все это кажется мне чрезвычайно странным, — признался Северн, раздеваясь.

Спальня была довольно тесной, но очень уютной. Здесь стояли четыре сундука, накрытые покрывалами с вышитыми на них именами сестер, ванна в углу за ширмой и узкая кровать, застланная роскошной медвежьей шкурой.

Гастингс наблюдала за ловкими движениями мужа. А ведь многие рыцари не обходились без услуг пажей и оруженосцев.

• Предыдущая
• 54/64
• Следующая