Особый дар - Эшбах Андреас - Страница 29

• Предыдущая
• 29/37
• Следующая

– Никого, – повторила я. – Это было ясно с самого начала.

– Да, но все так оставлено, как будто в любой момент кто-то может вернуться, – сказал Арманд. – Кто-то, кто здесь был последний раз лет тридцать назад.

Он повернул фонарик в другую сторону. Все было очень старомодным: неровный, выложенный черной и белой плиткой пол, пыльные ковры с растительным орнаментом, простая потертая мебель, которую как будто достали откуда-то с чердака.

– Здесь пахнет семейным склепом, – сказала я. – Нужно открыть окна.

– На кухне есть печка, а дрова и уголь лежат рядом, – рассказывал Арманд. – Значит, после проветривания мы сможем протопить. Если найдем сухие поленья.

Я взяла у него из рук фонарь и прошла сама по комнатам, чтобы открыть, где это было возможно, окна. Дом был действительно восхитительно мал. Там была спальня, гостиная, неуклюжий деревенский туалет и вышеупомянутая кухня. В комнатах едва можно было развернуться, и мебель в них казалась громоздкой.

Я ненадолго задержалась у одного окна, пытаясь разглядеть в темноте очертания сада. Теперь, когда мы наконец нашли пристанище, дождь начал стихать (как обычно и бывает), и даже небо казалось не таким черным и непроницаемым, как раньше. В некоторых местах что-то слабо поблескивало – видимо, месяц, который все еще скрывался за густой пеленой облаков. Я различила в темноте знакомый силуэт искореженного дерева, вдоль забора угадывались кусты. И над всем этим царила такая тишина, что, казалось, существование другого мира по ту сторону садовой ограды представлялось невероятным.

Заколдованный сад, подумала я. Здесь остановилось время.

Когда я пришла обратно на кухню, на маленьком столе горели три свечки, которые Арманд отыскал. В их неровном свете я увидела, что он пытается растопить печку. Я наблюдала за ним некоторое время. Казалось, он делает это уже не в первый раз. Когда огонь наконец разгорелся, я, подождав еще немного, снова прошла по дому и закрыла все окна.

– Водопровода здесь, к сожалению, нет, – принялся рассказывать Арманд, когда я вернулась на кухню, где быстро распространялось приятное тепло. Растопив печь, Арманд стал похож на трубочиста.

– На улице есть корыто с дождевой водой, – вспомнила я. – Его можно принести, чтобы у нас была хоть какая-нибудь вода.

С большим трудом мы втащили жестяное корыто в дом и поставили его на кухне возле теплой, потрескивающей печки. В посудном шкафу я нашла забытую кастрюльку, которой Арманд зачерпнул немного воды и стал смывать над раковиной налипшую грязь.

Я опустилась на одну из двух табуреток и наслаждалась тем, что можно наконец снова сидеть в тепле. Я машинально наблюдала за Армандом: он откопал древний обмылок и маленькую щеточку и теперь так старательно отмывал с помощью этих нехитрых средств сажу с рук, как будто хотел заодно с ней стесать и кожу.

– Да, как ты себя чувствуешь? – спросила я через некоторое время.

– Ничего, – ответил Арманд и прервал свое занятие, как будто прислушиваясь к себе. – Думаю, я уже переболел. Может, наркотик уже попал в кровь. У меня еще немного мутная голова, но это пройдет только завтра днем.

– Ты, видимо, часто имел дело с этим препаратом.

– Ну да. Слишком часто, если ты так спрашиваешь. – Он снова принялся вычищать грязь из-под ногтей. – Однако в моем теперешнем состоянии есть и определенные преимущества.

– Не могу себе представить, какие именно, – пробормотала я сонно.

– Антипсихотропный препарат, – начал неторопливо объяснять Арманд, – блокирует не только мои телекинетические способности, но и вообще все, что излучает мой мозг. Насколько мне известно, ученые не знают, как это работает, но факт остается фактом.

Я наморщила лоб. У меня было ощущение, что мой мозг тоже заблокировали.

– Все, что излучает твой мозг? Что ты имеешь в виду?

Арманд, похоже, остался доволен результатами своего собственного оттирания, отложил в сторону щетку, ополоснулся водой и поискал глазами полотенце.

– В ходе экспериментов выяснилось, что Пьер не может читать мои мысли, когда я нахожусь под воздействием антипсихотропа. Однажды мне даже удалось незаметно подкрасться к нему сзади и напугать – обычно это было невозможно.

Я посмотрела на него с каким-то смешанным чувством, потом с удивлением поняла, что испытала облегчение.

– Значит, благодаря Жульену мы теперь неуловимы?

–  Exactement [20].

Полотенца нигде не оказалось. Арманд вытер руки о древнюю кухонную занавеску, насколько это было возможно, и тоже сел за стол.

– Даже если Пьер прямо в вертолете пролетал над нами. Я на несколько часов стал пуст, как орех.

– Да, возможно, он сидел в одном из вертолетов, которые мы видели.

– Да. И, может быть, поэтому они пролетели дальше.

– Супер, – сказала я. – Здорово, да?

Наверное, это прозвучало не слишком восторженно, но к большим душевным сопереживаниям я была просто не способна.

– В любом случае у нас есть время передохнуть, и мы можем с толком провести его, – сказал Арманд. Он запнулся и посмотрел задумчиво перед собой, как будто то, что он сказал, навело его на какую-то мысль, которую он стал обдумывать.

– Неплохо было бы что-нибудь перекусить, – заметила я и взяла свою дорожную сумку, но из всего, что там оказалось съестного, была только палочка мюсли того сорта, который у нас в семье ест только мама.

Арманд достал уже почти пустую упаковку кексов и высохший мандарин, по которому сразу было видно, что время мандаринов уже давно прошло. Он отдал его мне.

– Можешь все съесть. Я не очень голоден.

Я вытащила палочку мюсли из упаковки и разломила пополам.

– И не думай отказываться. Это все можно здорово поделить на двоих. – Я до конца разорвала упаковку с кексами. – Вот смотри. Здесь еще два – каждому по одному.

Арманд больше не ломался, и мы разделили нашу скудную полуночную трапезу. Он молчал, и у меня не было желания разговаривать. Я рассеянно выжимала из оставшихся мандариновых корочек сок и смотрела, как крохотные капельки, шипя, сгорали в пламени свечей. По кухне распространился приятный цитрусовый аромат, который перебил своей свежестью все еще висевший в воздухе запах гнили.

Арманд молча смотрел на горящие свечи. Чугунная печка уютно потрескивала, и в щелки было видно, как внутри пышут жаром раскаленные угли. После сумасшедшего дня меня охватила усталость, которая с каждой минутой становилась все тяжелее, и я готова была уснуть прямо на этой древней, страшно неудобной, шатающейся табуретке.

– Здесь так уютно, – прошептал Арманд в нараставшую тишину.

Было действительно уютно. И так тихо, что в это едва можно было поверить.

– Мм, – пробормотала я.

– Может быть, мы все-таки от них оторвались.

– Мм, да, может быть.

Он медлил. Я чувствовала, что за этим что-то кроется, но была слишком уставшей, чтобы думать об этом.

– Ты знаешь, что здесь только одна спальня, – начал он в конце концов.

Я кивнула:

– Да.

Там стояла огромная двуспальная кровать с толстой периной, застеленная несколько десятилетий назад и с тех пор нетронутая. Сверху лежало серо-зеленое покрывало. Я вздрогнула от мысли, что покрывало было когда-то, вероятно, ярко-зеленым, а серое – только пыль.

– Там, конечно, ляжешь ты, – поспешил заверить меня Арманд. – Я посплю в гостиной на кушетке. Или сооружу себе на полу что-нибудь из подушек, без проблем.

Я внимательно посмотрела на него, наморщив лоб.

– О чем ты сейчас думаешь, можно поинтересоваться?

– Нет, так, ни о чем. Я просто подумал. Об этом ведь нужно договориться, да?

– Вообще, если честно, мне совершенно все равно. Я так устала, что могла бы уснуть на груде камней.

Арманд кивнул и заверил меня, что он чувствует себя точно так же.

Но что-то в его голосе, несмотря на всю мою смертельную усталость, заставило меня прислушаться. Я исподтишка посмотрела на него. С ним было что-то не то. Какое-то беспокойство, которое ему нужно было выговорить.

• Предыдущая
• 29/37
• Следующая