Леди-киллер - Коул Мартина - Страница 23

Эвелин фыркнула:

— Сам виноват, разве нет? Нечего было шляться по всему свету. Ты просто дурак. Моя Кэйт так страдала, когда ты бросил ее! Я видела это собственными глазами. А ведь она хорошая жена и прекрасная мать.

Эвелин сняла с крючков на стене две кофейные чашки, со стуком поставила на стол.

— Кэйт билась изо всех сил, чтобы дать дочери приличное образование. А ты ни разу не прислал и нескольких фунтов!

Дэн изобразил на лице сожаление. Разговор принял нежелательный для него оборот: вместо поддержки он получил упреки.

— Я застала Кэйт в ужасном состоянии, когда приехала, но она сумела взять себя в руки, преуспела на службе, всего добилась сама. Так что оставь ее в покое, Дэниел Барроуз. Я тебя вижу насквозь, мой мальчик, словно ты стеклянный. Давно тебя раскусила! А теперь давай выпьем по чашечке кофе! Пока не прибежала наша девочка. На улице такой холод, что можно запросто отморозить ноги!

У Дэнни хватило такта не возражать, он даже слегка покраснел. Эвелин решительно все о нем знает! Но, неисправимый оптимист, он решил немного погодя сделать еще один заход. Нет на свете женщины, которую он при желании не охмурил бы.

— Счастливого Рождества, Джордж!

Илэйн улыбнулась. С тех пор, как она приобрела путевку в Испанию и два вечера в неделю проводила в компании подружек, жизнь с Джорджем не так тяготила ее.

— Счастливого Рождества, дорогая! — Он чмокнул супругу в щеку, как примерный муж.

Джордж подождал, пока Илэйн вернется на кухню, и презрительно скривил губы: это Рождество «по-домашнему» — просто куча дерьма! Вместе с индейкой и пирогами!

— Скоро приедут Джозеф с Лили. Лили привезет свои бисквиты со взбитыми сливками и хересом. Надеюсь, в этом году твоя мамаша будет вести себя лучше…

Сердце у Джорджа оборвалось и полетело куда-то вниз… Каждый год одно и то же! Праздничный обед, Джозеф с женой, мать. На Новый год и Пасху братья лишь перезванивались. А так вообще не поддерживали никаких отношений. У Джорджа не хватало смелости позвонить и сказать: пошли, мол, вы ко всем чертям! И никогда не хватит.

Он принялся нервно теребить нож и вилку. Аппетит пропал. Он буквально заболевал при одной лишь мысли, что снова увидит мать.

Они встречались только на Рождество, раз в году. А жила она с Джозефом и Лили. Точнее, они жили с ней. Дом был куплен на деньги Джозефа, он всю жизнь на него работал, но это не меняло дела: с первого же дня мать завладела этим курятником, он стал ее собственностью.

Зато Илэйн сразу дала мамаше от ворот поворот! Она слышать не хотела о том, чтобы жить со свекровью, насмерть стояла, и это был первый и единственный случай в их жизни, когда Джордж порадовался, что женился на ней.

Он благодарно улыбнулся Илэйн, когда она подала ему омлет, и вдруг заметил в ней перемену к лучшему. Илэйн расхохоталась, уловив его взгляд, положила себе на тарелку еду и села к столу!

— Наконец-то ты соизволил заметить!

Джордж совсем растерялся и уставился на нее.

— Я ведь на целых пять кило похудела! — воскликнула Илэйн. — И теперь во мне всего семьдесят семь. Если так и дальше пойдет, к отпуску я сбавлю еще семь. — Очень довольная, она рассмеялась.

— Ты выглядишь просто великолепно, дорогая!

— Спасибо. Мог бы и раньше заметить. Ведь я сижу на диете! Ты что, не видишь?

В голосе ее зазвучали печальные нотки: не скажи она ему, он не обратил бы внимания.

— Я заметил, только не решился спросить, — промямлил он.

Илэйн опустила глаза.

Сколько лет они прожили вместе, а все равно как чужие. Теперь перед ней открылся совершенно новый мир. Еще в тот первый вечёр, который она провела со своими подружками. Мир, где Джорджу не было места, где она могла хоть на короткое время забыть о его существовании.

Джозеф Маркхэм был близок к истерике. Всю дорогу Лили угрюмо молчала и только у светофоров бросала на него злобные взгляды, а его мать, Нэнси Маркхэм, на заднем сиденье сверлила их затылки глазами, растянув свои ярко накрашенные губы так, что они образовали прямую линию.

Глядя на рыхлое, расплывшееся, непомерных объемов тело Нэнси, едва помещавшееся на сиденье автомобиля, трудно было представить, что когда-то уже немолодые мужчины на коленях молили ее о благосклонности. Крашеные волосы цвета бургундского игристого тщательно вымыты и уложены так, что вокруг физиономии с несколькими подбородками образовалось кроваво-красное гало. И только глаза оставались по-прежнему молодыми, ярко-зелеными. Правда, белки, некогда девственно-белые, приобрели желтоватый оттенок и на них появились красные прожилки. Свою огромную сумку она держала прямо перед грудью, словно оружие, вцепившись короткими пальцами в ремешок так, что побелели костяшки.

— Поосторожней с тем грузовиком! — скомандовала Нэнси своим густым басом, способным сотрясти бетонные стены.

— Мама, да он едет по встречной полосе! Неужели я за столько лет не научился вести машину?

Нэнси Маркхэм перебила его:

— Ты в точности как твой отец, упокой, Господи, его душу! Тот тоже вечно спешил, все ему времени не хватало. Схлопочешь себе инфаркт и концы отдашь. Попомни мои слова! А вон еще мопед! Смотри повнимательнее! — Она перешла на фальцет, и Джозеф задышал глубже, чтобы унять бешено колотившееся сердце. Уж если с ним и случится инфаркт, то только по милости этой дамы, рассевшейся на заднем сиденье!

Она и отца довела до инфаркта. А о нем, Джозефе, и говорить нечего. Он знал это наверняка, как и то, что его мамочка переживет их всех до единого. Девятый десяток уже разменяла, а на ней хоть воду вози! Он покачал головой. Сегодня, слава Богу, основной удар примет на себя Джордж, так что они с Лили получат хоть небольшую передышку. Собственные дети обходят его дом стороной, и все из-за бабули… Появляются лишь при крайней необходимости.

— Ты что, не видишь этого маньяка? О Боже! — снова завопила Нэнси и, с перепугу взмахнув руками, задела шляпу Лили а-ля «леди Даян», отчего та сползла ей на глаза. — Он гонит со скоростью двести миль в час!

Лили поправила шляпу и обернулась к свекрови:

— Автомобили не ездят с такой скоростью, Нэнси! Мы сами делаем не более сорока пяти миль в час, вот и кажется, что остальные машины мчатся на бешеной скорости.

Лили не говорила, а цедила сквозь зубы, едва сдерживая ярость.

— Джозеф! Поезжай медленнее! Подумать только: сорок пять миль в час! Такая скорость неугодна самому Господу, иначе он наделил бы нас ногами гепарда!

Джозеф понимал, что мать всегда раздражала Лили, особенно в последнее время, когда стала разыгрывать карту своего еврейского происхождения. Ее спектакли бывали иногда настолько удачными, что невольно появлялось желание записать их на видеопленку и отослать на Британское телевидение для рекламных роликов. В дни его детства происхождение матери тщательно скрывали. Даже их настоящую фамилию, Маркович, отец вскоре после свадьбы переделал на Маркхэм. В ту пору в истэндских кварталах Лондона евреев презирали еще больше, чем ирландцев, хотя последние были католиками. Зато теперь его мамаша явно упивалась своим еврейским происхождением по той лишь причине, что это раздражало Лили, принадлежавшую к сословию «ученых христиан», а вовсе не из-за своей приверженности к иудейской религии.

Наконец Джозеф вздохнул с облегчением: на указателе появилась надпись «Грэнтли». Скоро они будут на месте.

Кэйт вернулась домой уже перед самым рождественским ужином и, снимая в прихожей пальто, услыхала доносившийся из кухни смех: Дэн, должно быть, сегодня в ударе! Он вообще прекрасный рассказчик и балагур, Кэйт живо представила себе, как он сидит у стойки бара с видом завсегдатая дорогих ресторанов, а Лиззи, затаив дыхание, ловит каждое его слово.

Кэйт тряхнула головой: не надо так думать. При всех своих недостатках Дэн все-таки любит дочь. В этом она не сомневалась. Но как забыть прежние обиды и боль? К тому же она очень устала после целого дня работы и чувствовала себя отвратительно. Из головы не шло это страшное убийство. А ведь в рождественскую ночь надо веселиться!