Ученик монстролога - Янси Рик - Страница 46

— Нет, сэр. Его звали…

— Патрик, — сказал он, щелкнув пальцами. — Хотя, нет, постой, ты слишком молод, чтобы быть его сыном. И даже сыном его сына, если у него таковой имелся.

— Его звали Джеймс, сэр.

— Да? Ты вполне уверен, что не Бенджамин?

Из-за двери послышался голос Доктора:

— Кто там, Уилл Генри?

Мужчина в дорожном плаще склонился ко мне и заглянул прямо в глаза, прошептав:

— Скажи ему.

— Но вы не представились, сэр, — заметил я.

— Разве в этом есть необходимость, Уилл Генри?

Он достал из кармана конверт и покрутил им у меня под носом. Я мгновенно узнал почерк — это был мой почерк.

— Я знаю, что не Пеллинор написал это письмо. Продиктовал — да, но написать… Это невозможно! У него же ужасный почерк!

— Уилл Генри! — Голос Доктора резко прозвучал у меня за спиной. — Я спрашиваю, кто…

Он замер, увидев на пороге высокого англичанина.

— Это Доктор Кернс, сэр, — сказал я.

— Мой дорогой Пеллинор, — промурлыкал Кернс с теплотой в голосе, проходя мимо меня, чтобы пожать Доктору руку. Он решительно сдавил ее и энергично потряс. — Сколько же мы не виделись с тобой, старина? Со Стамбула?

— С Танзании, — ответил Доктор сдержанно.

— С Танзании! Неужели и вправду так долго? А что это за великолепие у тебя на лбу?

— Случайность, — пробормотал монстролог.

— А, хорошо, а то я уж испугался, что ты стал индусом. Ну что ж, Уортроп, ты паршиво выглядишь. Сколько времени ты уже не спишь и не ешь? Что случилось? Ты уволил служанку и повара? Или они ушли по собственной воле, так им стало противно? И скажи-ка мне, когда это ты стал «Доктором»?

— Я рад, что ты смог так быстро приехать, Кернс, — сказал Доктор все таким же сдержанным тоном, не обращая внимания на допрос. — Я боюсь, ситуация оказалась хуже, чем я предполагал.

— Это неизбежно, старина.

Доктор понизил голос:

— В доме констебль.

— То есть все настолько плохо? Ну, и сколько еще народу скушали негодники с момента написания твоего письма?

— Шестерых.

— Шестерых? Всего за четыре дня? Очень своеобразно!

— Вот именно! Для этого вида — вообще из ряда вон выходящее поведение.

— И ты вполне уверен, что это — Антропофаги?

— Вне всякого сомнения. Один висит у меня в подвале, если хочешь…

В этот момент констебль Морган вырос в дверях библиотеки. Его круглые глаза подозрительно сощурились за стеклами очков. Кернс увидел его через плечо Доктора, и его лицо озарила ангелоподобная улыбка. Для англичанина у него были необыкновенно белые и ровные зубы.

— А вот и Роберт, — сказал Доктор. Казалось, появление констебля доставило ему облегчение. — Констебль Морган, позвольте представить Доктора…

— Кори, — сказал Кернс, энергично протягивая руку Моргану. — Ричард Кори. Рад знакомству. Как идут дела?

— Не очень хорошо, — ответил констебль. — Сегодня выдался долгий день, Доктор Кори.

— Прошу вас, называйте меня Ричард. Доктор — это все-таки слишком высокое звание.

— Да? — Морган откинул голову, стекла его очков блеснули. — А Уортроп говорил мне, что вы — хирург.

— О, это я баловался в юности. Скорее хобби, чем что-то серьезное. Я не оперировал уже много лет.

— Вот как? И почему же? — учтиво поинтересовался констебль.

— Честно говоря, мне стало скучно. Мне очень часто становится скучно, констебль, что, кстати, объясняет, почему я так быстро приехал, когда Пеллинор пригласил меня. Это дело тут же пробудило во мне дикий азарт!

— Дикий — да, — согласился Морган, — а вот азартным я бы его не назвал.

— Нет-нет, я признаю — это не крикет и не сквош, конечно, но все же интереснее, чем охотиться на лисиц или перепелок. Извините за сравнение, Морган.

Он повернулся к Доктору:

— Кучер ждет. Надо заплатить ему, да и багаж неплохо бы разгрузить.

До Уортропа не сразу дошел смысл его слов.

— Ты хочешь сказать, что намерен остановиться у меня?

— Я считаю это наиболее разумным, конечно. Чем меньше народу меня увидит, тем лучше, не правда ли?

— Да, — согласился Доктор после недолгой паузы. — Разумеется. Вот, Уилл Генри, — он сунул руку в карман и достал кошелек, — заплати за экипаж Доктора Ке… Доктора Кори…

— Ричарда, — перебил его Кернс.

— За экипаж Ричарда, — продолжил Уортроп. — И отнеси его вещи в свободную комнату.

— В свободную комнату, сэр?

— В бывшую комнату моей матери.

— Ну, надо же, Пеллинор! Я польщен, — промурлыкал Кернс.

— Пошевеливайся, Уилл Генри. Нам предстоит долгая ночь, так что тебе надо будет еще заварить нам чаю и приготовить что-нибудь перекусить.

Кернс стянул перчатки, снял шляпу, расстегнул плащ-пелерину и сбросил все это мне на руки.

— Там два саквояжа, три дорожных чемодана и один большой деревянный ящик, мастер Генри, — поставил он меня в известность. — Саквояжи ты сможешь унести сам, чемоданы и ящик — не сможешь, но если добавить к стоимости проезда поощрительную сумму, кучер тебе поможет. Предлагаю чемоданы унести сразу на конюшню. А саквояжи и ящик надо будет поднять ко мне в комнату. Будьте очень осторожны с ящиком: содержимое чрезвычайно хрупкое. И чашечку чая потом — было бы воистину великолепно. Представляете, здесь в поезде не подают чай! Америка до сих пор потрясает меня своей нецивилизованностью. Я пью чай со сливками и двумя ложечками сахара, мастер Генри. Ну, вот и славно, хороший мальчик.

Он подмигнул и взъерошил мне волосы, потом хлопнул в ладоши и сказал:

— Ну что ж, джентльмены, за работу? Может, у вас был и трудный день, Роберт, но ночь будет куда труднее, уверяю вас!

Мужчины удалились в библиотеку, а мы с кучером, которому я заплатил за помощь, принялись разгружать багаж гостя. Самым громоздким оказался вышеупомянутый деревянный ящик. Хотя он был и не тяжелее чемоданов, отнесенных нами на конюшню, но имел длину шесть футов и был обернут гладкой шелковой тканью, так что его никак было не ухватить как следует. Особенно трудно пришлось нам на лестнице, где ящик было не развернуть. Пришлось поставить его вертикально, чтобы затащить за угол. Кучер ругался на чем свет стоит, обильно потел и жаловался на больную спину, руки и ноги и на то, что он не грузчик, а кучер. Мы оба занозили пальцы о деревянную нешлифованную поверхность под шелком и удивлялись, почему было не приделать к ящику ручки и зачем заворачивать деревяшку в покрывало.

Потом я отправился на кухню готовить чай с пирожными и, наконец, вошел в библиотеку, держа в руках поднос. Тут я вдруг понял, что поставил только три чашки, а надо бы четыре, но выяснилось, что О'Брайана нет. Возможно, Морган отправил его домой, не желая, чтобы у зарождающегося здесь тайного сговора был лишний свидетель.

Мужчины стояли, склонившись, вокруг стола, рассматривая карту; Уортроп указывал на определенное место побережья:

— Вот здесь отмечено, где «Феронию» вынесло на мель. Невозможно, конечно, сказать точно, где именно Антропофаги вышли на берег, но вот тут, — он взял газету, которая лежала на верху пачки, — напечатана статья, сообщающая о том, что пропал мальчик. Это было двумя неделями позже и в двадцати милях от моря. Каждый кружок — здесь, здесь и здесь — это потенциальная жертва. О каждом писалось в газетах. Их объявляли либо пропавшими без вести, либо находили изуродованные тела и приписывали это нападению диких животных. Я проставил соответствующие даты в каждом кружочке. Как видите, джентльмены, хотя мы и не можем приписывать каждый случай нападению Антропофагов, в целом линия их продвижения прослеживается — и это путь в Новый Иерусалим.

Все слушали молча. Морган посасывал трубку, которая давно погасла, и рассматривал карту сквозь опущенные стекла очков. Кернс издал непонятный смешок и теперь поглаживал тонкие усы большим и указательным пальцами. Уортроп продолжал; голос его был таким же, как всегда — сухим, бесстрастным, словно он читал лекцию. Он говорил о том, что понимает: маловероятно, что за двадцать четыре года миграции никто не обратил внимания на эти загадочные исчезновения и смерти, но, так как другого разумного объяснения нет, все, видимо, так и было.