Ученик монстролога - Янси Рик - Страница 59
- Предыдущая
- 59/71
- Следующая
— Какое дело? — эхом отозвался Морган.
Кернс протянул руку и дотронулся до минутной стрелки. Он склонился ухом к отверстию в стене и, прислушиваясь, перевел стрелку на пятнадцать минут первого. Затем хмыкнул и выпрямился, чтобы улыбнуться Моргану.
— Мертвецам нет дела до времени, констебль. И это — никакие не часы.
Он повернул часовую стрелку на 12, надавил руками на мрамор, расставил ноги для баланса и изо всей силы оттолкнулся от камня.
— Это же нелепо! — воскликнул Уортроп. — Мы теряем драгоценное вре…
— Нет, должно быть какое-то число, которое имело для него определенный смысл, — прервал Кернс, — не настоящее время суток. Какая-то дата, или номер псалма из Библии, или что-то из Евангелия. — Он пощелкал пальцами. — Ну, вспоминайте, какие-нибудь самые цитируемые слова!
— Псалом двадцать три, — предложил Малакки.
— Недостаточно часов, — возразил Морган.
— Может, военное время?
Кернс поставил часы на 8:23. На этот раз они вместе с Малакки, который, казалось, заразился возбуждением Кернса, надавили на часы, но огромная плита не шелохнулась.
— От Иоанна 3:16, - предположил Малакки.
Безрезультатно. Уортроп хмыкнул с отвращением.
— Пеллинор! — позвал Кернс. — В каком году родился твой отец?
Доктор отмахнулся от него. Кернс снова принялся вглядываться в часы, поглаживая усы.
— Возможно, год рождения Пеллинора?
— Или его жены, или его годовщина, или вообще любая комбинация, — раздраженно пропыхтел констебль. — Это безнадежно.
— Час ведьм, — раздался позади нас голос Уортропа. Я заметил печаль в его глазах — приятие неприемлемого, признание неизбежного. Сделанный вывод.
— Час ведьм приближается, — сказал Уортроп. — «Колокол звонит, Час ведьм приближается, и сам Христос подвергается насмешкам…» Это цитата из дневника моего отца.
— Полночь? — спросил Кернс. — Но мы это уже пробовали.
— Час ведьм — на час позже. Час ночи.
Кернс колебался, но, пожав плечами, перевел стрелки на час ночи. Но стена снова не поддалась, даже когда мы все навалились на нее.
— Скажи-ка еще раз, как там у него написано? — спросил Кернс. — «Тот час, когда сам Христос подвергается насмешкам»?
— После суда над ним насмехались римские солдаты, — сказал Малакки.
— Во сколько это было?
Малакки покачал головой:
— В Библии ничего об этом не говорится.
Уортроп задумался на мгновение, сосредоточив все свои силы на решении загадки.
— Не римские солдаты, — сказал он медленно, — а ведьмы. Час ведьм — три часа ночи, в осмеянии Троицы и искажении часа Его смерти. — Он глубоко вздохнул и решительно кивнул: — Три часа, Кернс. Я уверен в этом.
Кернс установил стрелки на три часа, механизм внутри мягко щелкнул, и, прежде чем Кернс или кто-нибудь другой успел попробовать, Уортроп сам навалился на плиту. С гулким скрежетом потайная дверь отъехала внутрь, образовав с одной стороны проход, через который могли одновременно пройти два человека. Из темной расщелины не доносилось ни звука, только повеяло запахом разложения и гнилых фруктов, который мне, к сожалению, стал уже хорошо знаком. То, что было за мраморной дверью, было черным и глухим, как могила, и пахло смертью.
— Отлично! — радостно воскликнул Кернс. — Может, нам кинуть монетку, кто пойдет первым?
Малакки выдернул лампу у меня из рук.
— Я пойду, — заявил он хмуро. — Это моя работа; я заслужил ее.
Кернс выдернул лампу из рук Малакки:
— Это моя работа; мне за нее платят.
Уортроп выдернул лампу из рук Кернса:
— А я — наследник.
Он посмотрел на Моргана, тот понял его взгляд по-своему:
— Я присмотрю за Уиллом Генри.
Прежде чем Малакки или Кернс опомнились, Уортроп нырнул в проем. Свет лампы стал меркнуть и вот совсем пропал. Несколько невыносимо долгих минут мы ждали, не говоря ни слова, напрягая слух в надежде услышать хоть какой-нибудь звук из непроницаемой тьмы за потайной дверью. Наконец, мы вновь увидели свет лампы и прямую тень Доктора, а потом и его самого. Я никогда еще не видел его таким изнуренным.
— Ну что, Уортроп, что вы там нашли? — нетерпеливо спросил Морган.
— Лестницу, — тихо ответил Доктор. — Узкую лестницу, спускающуюся вертикально вниз. Она упирается в дверь. — Он обернулся к Кернсу: — Ты был прав, Джек.
— А разве я хоть раз ошибался, Пеллинор?
Доктор не ответил.
— Эта дверь заперта.
— Хороший знак, — сказал Кернс, — но при плохих обстоятельствах. Сомневаюсь, что отец завещал тебе ключ от нее.
— Отец завещал мне много чего, — мрачно ответил Уортроп.
Кернс приказал принести в усыпальницу свой чемодан и быстро разложил предметы для охоты: дополнительную амуницию для винтовок; шесть оставшихся гранат; сумку с мешочками какого-то порошка — примерно две дюжины (по форме и размеру они напоминали чайные пакетики); туго свернутый моток толстой веревки; связку длинных трубок с короткими толстыми наконечниками, выступающими с одной стороны.
— Что это, Кори? — спросил Морган, указывая на связку. — Динамит?
— Динамит! — воскликнул Кернс и хлопнул себя по лбу. — Вот о чем мне надо было подумать!
Он вытащил из чемодана три сумки из мешковины и упаковал в каждую по две гранаты, пули и горсть пакетиков с порошком. Потом похлопал себя по пустым ножнам на икре и потребовал свой нож.
— Он у меня, — сказал я и протянул ему нож.
— Как это он все время оказывается у тебя, Уилл Генри? — спросил он игриво.
Он перерезал ножом веревку, стягивающую трубки, и положил по одной в каждую сумку.
— Это осветительные ракеты долгого горения, констебль, — сообщил он Моргану. — Яркий свет для темного дела.
Он перекинул одну сумку через плечо, другую протянул Доктору. Третья сумка качнулась в направлении констебля.
— Бобби, ты с нами? — спросил он. — Или предоставишь эту привилегию одному из своих храбрых волонтеров?
Малакки вырвал сумку из рук Кернса:
— Я пойду!
— Твое рвение достойно восхищения, но я боюсь, оно повлияет на твои суждения, — резонно ответил Кернс.
— Эта одноглазая тварь разорвала мою сестру у меня на глазах, — бросил Малакки в ответ, — я иду с вами!
Кернс ответил лучезарной улыбкой:
— Очень хорошо. Но если твоя жажда крови будет мешать мне выполнить свою задачу, я пущу тебе пулю в лоб.
Он повернулся спиной к измученному мальчику, и его серые глаза радостно сверкнули в свете лампы.
— Все преимущества, джентльмены, на стороне самки Антропофага. Она быстрее нас, сильнее, а хитрость и сообразительность с лихвой заменяют ей недостаток ума. Она знает здесь весь подземный ландшафт и может ориентироваться в непроглядной темноте, чего, как вам известно, мы не умеем. Выбора у нас, разумеется, нет, но свет, освещающий нам путь, нас же и выдаст; она устремится на него, как мотылек на пламя. Ее единственная слабость — основной инстинкт защитить своих отпрысков. Тут она уязвима, и мы сможем этим воспользоваться, если нам повезет оторвать их от нее и лишить материнской заботы. Когда Антропофагам грозит опасность, они прячут младшеньких в самых глубоких местах своего логова. Вот туда-то мы и должны проникнуть, хотя, возможно, нам это и не удастся. Она может встретить нас на полпути или просто подкараулить. Но тут уж ничего не поделаешь. Мы — охотники, но мы же — и добыча!
Он обернулся к констеблю:
— Вы и ваши люди остаетесь наверху: двое патрулируют кладбище по периметру, двое — внутреннюю территорию кладбища, двое — остаются на посту здесь. Она может выскочить наружу, но я сильно в этом сомневаюсь, для нее это не характерно.
— А что, если выпрыгнет? — спросил констебль, часто заморгав совиными глазами.
— В этом случае предлагаю убить ее!
Он хлопнул в ладоши и, светясь от счастья, посмотрел на наши лица, вытянувшиеся от его резкого ответа.
— Ну, вот и прекрасно! Вопросы есть? Дураки рвутся в бой, как говорится. Уилл Генри, будь другом, захвати эту веревку.
- Предыдущая
- 59/71
- Следующая