Эльфред. Юность короля - Ковальчук Вера - Страница 35
- Предыдущая
- 35/60
- Следующая
– Да когда это датчанам мешало!
– Они тоже люди. У них свои представления. Все язычники – огнепоклонники. Молятся на Солнце.
– Неправда. Они молятся на топор. Сколько я за свою жизнь норманнов покосил – и почти у каждого с шеи срывал топорик. Двусторонний такой.
– По-моему, они называют эти штуки «молотками Тора», – вставил Эльфред.
Старший брат покосился на него с подозрением.
– Откуда тебе известно о суевериях датчан?
– Мне рассказывал брат Ассер.
– Что-то он слишком много интересуется языческими поверьями датчан, среди которых, по логике, должен проповедовать христианство, – раздраженно сказал Этельред.
– Ассер отнюдь не сумасшедший, чтоб без подготовки, наобум отправляться проповедовать Слово Божие тем, кто не желает его слушать. Но зато он знает самый главный принцип любого хорошего воина: «Прежде чем бить врага, надо изучить его».
– И он считает, что от изучения языческих поверий может быть толк?
– А то нет! Надо же понять, почему они так упрямо лезут в бой и не жалеют самих себя. О враге лучше знать все.
– Врага нужно бить, вот что я скажу. Нечего тратить время на зрашную заумь. Мне плевать, во что верят датчане – я просто перебью их всех, чтоб и воспоминания не осталось!
– Слушай, Эльфред, почему же датчане носят на шеях молотки? – негромко поинтересовался Редрик. – Они такие воинственные. Понятно, если б таскали на груди амулеты в форме мечей, наконечников копий… Или в виде щитов… Но почему молотки?
– Ассер говорил мне, что у датчан есть бог, который постоянно сражается с великанами. Его зовут Тор, и у него из оружия только боевой молот. Говорят, он ездит на козлах…
Саксы переглянулись и захохотали.
Они сидели на небольшом пригорке, вокруг которого расстилался реденький лес вперемежку с костерками, разведенными голодными и усталыми воинами Уэссекса и Мерсии. Многие из них были легко ранены, но даже те, кто получил в бою незначительную царапину, нет-нет, да и холодели от страха. Загноиться могла даже язвочка от прыща, что уж говорить о ранке, и тогда приговор почти однозначен. Немногие выживали после того, как в кровь попадала зараза, и потому оставалось лишь молиться, чтоб этого не произошло. С ранеными возились травники, но их было всего несколько на большую армию, и всем пострадавшим внимания не хватало.
Да легкораненые и стыдились обращаться к лекарям. Обычно их наскоро перевязывали товарищи. Кому хочется показать себя трусом и слюнтяем в глазах соратников?
Эрлы и оба короля устроились на удобном пригорке, откуда поблескивающее оранжевыми пламенными пятнами пространство было прекрасно видно во все стороны. Для знати ужин готовился на отдельном костре, в большом котле (хотя крупу, мясо и лук туда кидали те же, что и в остальные котлы), и, рассуждая о битве и датчанах, эрлы то и дело поглядывали в сторону железной посудины, распространяющей вокруг себя восхитительный аромат.
Пожалуй, один только Этельред не смотрел в ту сторону. Ему было не до еды, и, зло глядя на носки свих сапог, он размышлял, почему же каждый бой с северными разбойниками приносит ему поражение. Бывают маленькие победы, конечно, бывают, ни финалом все равно оказывается поражение.
«Должно быть, Господь не на моей стороне, – уныло думал он. – Я мало молился и мало обещал. Перед следующей битвой надо обязательно отслужить большую мессу, обязательно отстоять ее до конца… На ногах… Нет, на коленях. И пообещать чего-нибудь. Может, поставить часовню… Большую. Да, именно часовню. И подарить ей не менее трех фунтов золота и серебра на богослужебные нужды. И с десяток фунтов воска».
Эти соображения успокоили короля, и он поднял ли эрлов уже куда более умиротворенные глаза.
А тем раздавали густую кашу. Эрлы с жадностью погружали в миски серебряные и костяные ложки, и, насыщаясь, не переставали беседовать. Обсуждали и датчан, и их лагерь, устроенный весьма разумно, и битву, в которой знать всласть намахалась мечами. Поскольку каждого эрла в схватке обязательно окружали телохранители, почти все они оказались невредимы, погиб один только Этельвульф. Его тело вынесли, и теперь он покоился на сложенных щитах, окутанный красным плащом, который скрывал изрубленные доспехи и тело, с дедовским клинком на груди. Завтра, когда элдормена доставят в ближайший монастырь, чтоб похоронить с почетом, ему в неподвижные ладони вложат другой меч, а этот отвезут его сыну и наследнику.
– Мы не можем тратить время на пышные церемонии, – резко сказал король, но под взглядом своих приближенных немного смягчил тон. – Хотя Этельвульф, без сомнений, этого заслуживает. Впереди битва с датчанами.
– Мы должны похоронить доброго христианина в освященной земле, – сурово сказал Вульфстан.
Возразить здесь было нечего.
Этельред вел себя так требовательно лишь для виду. В глубине души он опасался слишком уж приближать встречу с врагом. Для себя он оправдывал это тем, что воинам нужно дать отдых, что раненые должны прийти в себя. К тому же, в любой момент может подойти подмога из дальних западных областей Мерсии, не затронутых войной, или даже из Валлии, куда уже могла добраться Эльгива, и вместе с нею договор о взаимной помощи. Теперь король Уэссекса очень рассчитывал на Родри Маура.
Тело Этельвульфа с почетом доставили в монастырь святого Адельма, неоднократно разграбленный и пожженный. В гулкой каменной церкви с потрескавшейся северной стеной и сквозняками, гуляющими по нефам, тело положили перед алтарем, и с ним остались мерзнуть самые доверенные воины. В церкви свирепствовал январский мороз, только-только закончился декабрь, и рождество, и праздник самой длинной ночи в году остались позади. Какие могут быть праздники, когда на северных границах буйствуют враги?
Этельред с нежностью думал о дочке, которая отпраздновала рождество в далекой Валлии. Она всегда любила рождество и с восторгом разворачивала аккуратно завернутые в холстину подарки. А отец очень любил дарить их.
Он не знал, что никогда больше не увидит дочери, но, казалось, чувствовал это. Сердце его терзала тоска. Сыновья… Да что сыновья. Сыновья – мужчины, им крепиться всегда пригодится. Хоть Этельред и любил своих мальчишек, он считал, что любой мальчик легче переживет отторжение от родителей. Мальчишка – существо самостоятельное. А девочки… Они такие слабенькие, такие нежные. Эльгива, должно быть, скучает.
От этой мысли отец тосковал и сам.
На следующий день была отрыта могила, и Этельвульфа, элдормена Беарроксцира, со всеми почестями опустили в землю. Над ним читал отходную сам настоятель, облачившись в помятое, покрытое пятнами парадное облачение, ему помогали двое монахов, которые в любой удобный миг прятали покрасневшие от мороза руки в рукава. Посреди церемонии с неба вдруг начали спархивать мелкие белые хлопья, которые таяли на лицах. Постепенно их становилось все больше, и воины, присутствовавшие на церемонии, начали нервно поглядывать на небо.
– Если начнется метель, мы и вовсе не сможем биться с датчанами. Мы их даже не найдем.
– Но и они нас не найдут.
– Да что такое метель для северян? Они на нее плевать хотели.
– Плюй – не плюй, все равно морду залепляет.
– Тише, – прошипел Этельред. – Уважайте церемонию.
Шепчущиеся эрлы ненадолго примолкли, но потом снова забормотали за спиной короля.
– Метель – лучше, чем дождь. Снег хотя бы не промачивает одежду. Стряхнул – и все.
– Я предпочитаю воевать под солнышком.
– Ага. Чтоб в глаза светило…
– Тише!
Армия, похоронив одного из элдорменов, немного отступила на юг. Датчане их не преследовали. Уэссекские воины и присоединившиеся к ним мерсийцы остановились неподалеку от монастыря святого Адельма, и, раскинув лагерь, стали ждать приказа выступать. Но король медлил.
Эльфред, как в бою, так и на отдыхе, чувствовал себя совершенно спокойно, можно даже сказать, привычно. Он ночевал вместе со своими людьми, на том же самом лапнике, ел ту же пищу из того же котелка. В бою его миновал вражеский меч, на теле осталось лишь несколько синяков – все благодаря отличной стальной кольчуге и толстому подкольчужнику. Он, как и все, ждал решения брата, и волновался лишь о жене, как любой мужчина волнуется за супругу, оставленную дома с маленьким ребенком. С каждым гонцом он отправлял ей известие о себе и требовал, чтоб жена сообщала ему в ответ, как у нее дела.
- Предыдущая
- 35/60
- Следующая