Гильотина в подарок - Ковалев Анатолий Евгеньевич - Страница 84
- Предыдущая
- 84/86
- Следующая
Я женился довольно поздно. В двадцать семь лет. Ей было девятнадцать. Красивая, обаятельная француженка. Училась в Москве. Мои родители нас обеспечили всем. Не буду говорить, кем был мой отец. Сами догадываетесь. На дворе был махровый застой.
Я привык к разгульной жизни. Кати ходила с животом, а я бегал по девкам. Короче, плевал на все. Наверно, не любил. Она, бедная, страдала, ревела ночами и все такое.
Потом, когда уже дочка немного подросла, заявила: «Ты гуляешь, и я буду гулять!» Не знаю, то ли я извращенец какой, только это мне понравилось. Своих любовников в отместку мне она водила прямо в дом. Я прорубил в стене глазок и с удовольствием наблюдал за ее кувырканиями. Когда мужик уходил, я сам набрасывался на Кати. Не мог устоять.
Так мы жили, называя это свободной любовью, и совсем не думали о третьем существе, живущем с нами под одной крышей. Считали, что Патя маленькая, ничего не понимает. Какое заблуждение! У ребенка есть глаза, уши и мозг, впитывающий и обрабатывающий все увиденное и услышанное.
Однажды Кати уехала к отцу в Париж и оставила со мной девочку. Ей уже было десять. Ночью я привел в дом женщину. Патя уже спала. Во всяком случае, я так считал.
Мы выпили, стали кувыркаться и все такое. И в один прекрасный момент, когда я лежал на спине, а девица извивалась над моим пахом, я обратил внимание на глазок, который сам же выдолбил в стене. Я понял, что за нами наблюдают. Но это не остановило меня, а только возбудило.
На следующий день я никого не привел. Накупил всяких сладостей. Делал это бессознательно. Думал, порадую дочку. Только порадую. А теперь точно знаю: для соблазна все! Для соблазна! Животные мы, как ни поверни!
Ужинали при свечах. Говорили исключительно по-французски. «Папа, с какого глаза ресничка упала?» – «С правого». – «Загадывай желание!» – «Чтобы ты поскорее выросла и была красавицей из красавиц!» – «Я уже красавица!» – обиженно заявила она. – «Ну да! Ну да! – оправдывался я. – Конечно, красавица, только маленькая еще!» – «И вовсе не маленькая!» – задиралась Патя.
Демонстративно вышла из-за стола и отправилась в ванную. Принимала там душ. Позвала меня потереть спину. Обычно это делала Кати.
Она попросила, чтобы я потер без мочалки. «Мочалка колючая! Ну ее!» Я потер ей не только спину. Она извивалась, дрожала, как взрослая. Я не мог на это равнодушно смотреть. Тут же в ванной и взял ее.
Когда вернулась жена, наша жизнь превратилась в ад. Дочь начала устраивать сцены, ревновать меня к матери. Просто-напросто не давала нам с Катрин уединиться. Я перестал водить в дом других женщин, потому что Патя обещала облить соляной кислотой любую, с кем я лягу в постель. Вот такие детские фантазии.
Кати же продолжала совершенствоваться в искусстве секса. Дочь ей никак не препятствовала. Это меня задевало. Я стал исчезать из дома. Проводил время у подруг. Всякое мое возвращение из таких загулов сопровождалось истериками и драками – Патя набрасывалась на меня с кулаками, норовила выцарапать мне глаза. Точь-в-точь как ревнивая жена. А жену это лишь забавляло. «Так ему! Так ему, похотливому самцу!» – со смехом подначивала она.
Я видел, как дочка страдает. Но не мог же я, в самом деле, открыто начать жить с маленькой девочкой. Катрин, конечно, обо всем догадывалась. Но молчала.
Так продолжалось около двух лет. Я жил и с женой, и с дочерью, и уходил к подругам.
Мне стукнуло тридцать восемь, когда я впервые задумался над тем, как я живу и все такое. Тогда же я встретил Надю. Она уже была довольно известной балериной. Знакомство вышло нелепое. Мы с ней попали в дорожно-транспортное происшествие. Надо сказать, что Надя неаккуратно водила машину. Часто оказывалась в какой-нибудь неприятной ситуации. На этот раз резко, неожиданно затормозила, и я ткнулся бампером в ее багажник. Скорость была минимальная, поэтому ничего серьезного, но я в тот день был на взводе и вылез из своей тачки с единственной целью смешать неумеху с грязью.
Выслушав мои ругательства, девушка улыбнулась и протянула мне какую-то открытку. «Что это?» – не понял я. «У меня, к сожалению, нет с собой денег, – призналась она. – Это контрамарка на мой спектакль в Большом. Приходите. Там поговорим. А сейчас я опаздываю на репетицию». Она села в машину и поехала, а я как идиот помахал ей вслед открыткой. Я пришел на спектакль с огромным букетом цветов, потому что девушка не шла из головы несколько дней. Она приняла меня в своей гримуборной, хотя еле держалась на ногах. Я пригласил ее в ресторан. «Балерин очень выгодно водить в рестораны!» – засмеялась она, но не отказала.
Я стал бегать на ее спектакли, хотя раньше был равнодушен к балету, а сами балерины казались мне манерными дистрофичками.
Я влюбился. Впервые в жизни я не хотел никого видеть, слышать, осязать, кроме нее.
Кати довольно спокойно отнеслась к моему уходу. В последние годы она меня только терпела. А вот с Патей пришлось помучиться. Ее положили в больницу с нервным заболеванием.
При разводе я оставил им свою квартиру на Патриарших и загородный дом. Сам перебрался к Наде. Я сделал так, чтобы они обе ни в чем не нуждались. И чтобы ко мне не имели никаких претензий. И еще чтобы ни при каких обстоятельствах не возникали у меня на горизонте.
Я решил покончить с разгульной жизнью. И возраст, и любовь способствовали этому. Я хотел обыкновенного семейного счастья. И я его получил. Меня предостерегали родственники, что, женившись на балерине, приобрету массу проблем. Постоянные гастроли, навязчивые поклонники, да к тому же не захочет иметь детей, чтобы не повредить карьере.
Эти карканья не сбылись. Надя подарила мне ребенка. Ради нашего счастья она готова была пожертвовать карьерой. В конце концов ничем жертвовать не пришлось. Она вернулась в балет. Быстро восстановила форму. А у Сашеньки была нянька. Потом гувернантка. Вас, наверно, интересует, молодой человек, знала ли Надя о моей прошлой жизни? Конечно, знала. Рассказал все, как на исповеди, еще до свадьбы. Одно только утаил – о своих отношениях с дочерью рассказывать побоялся.
«Почему ты никогда не повидаешься с дочкой? – спрашивала Надя. – Думаешь, мне будет неприятно? Я как-нибудь переживу. Ведь ты ее не видел столько времени! Разве так можно?»
Что я мог ответить? Я любил Патю. И страдал без нее. И пытался себя уговорить, что моя любовь, мои страдания – это все-таки отцовские чувства. И в то же время опасался встречаться с ней.
Но свидеться пришлось. Кому-то угодно было все повернуть вспять, чтобы рухнуло мое счастье.
Это случилось примерно за неделю до трагедии. Патя пришла ко мне на работу. Секретарша доложила: «К вам красивая девушка». Да, мое желание сбылось, дочь стала красавицей из красавиц. «Здравствуй, папа!» Она стояла на пороге кабинета, не смея сделать шаг, наблюдая за моей реакцией.
Что я мог предпринять в этот момент? Выгнать ее?
Я растерялся. Я был рад, что наконец увидел ее. И сразу испугался. «Выпьем за встречу?» – предложила дочь. Она принесла с собой бутылку виски. И мы пили его неразбавленным, смеясь и плача от счастья.
«Как мама?» – спросил я. «Ай, – махнула она рукой. – Ездит в инвалидном кресле. Парализованы ноги».
В тот миг подумалось: «Катрин расплачивается за свои грехи!»
Патрисия пришла в самом конце рабочего дня. Надо было ехать домой. Сашка остался на попечении гувернантки. Надя уехала на гастроли по Европе. И любая моя задержка на работе выходила гувернантке боком, но она всегда меня дожидалась.
Я позвонил ей только в первом часу ночи – предупредить, что задержусь до утра. Она уже спала.
Вот так я сорвался впервые за шесть лет верной супружеской жизни. И, как алкоголика, некогда завязавшего, но случайно испробовавшего зелье, меня понесло.
Патя позвонила на следующей неделе. Я каждый день ждал ее звонка. Она сказала, что ужасно соскучилась и хочет меня видеть. Я объяснил, как добраться до моего загородного дома, но попросил приехать не раньше десяти вечера. Я рассчитывал до ее приезда спровадить гувернантку. Лишние свидетели мне были ни к чему. Достаточно двух оболтусов-охранников.
- Предыдущая
- 84/86
- Следующая