Явление - ван Ковелер (Ковеларт) Дидье - Страница 21
- Предыдущая
- 21/41
- Следующая
– Знаете, Хуан Диего был исключительным человеком, – продолжает он. – Истинным посвященным, напускающим на себя вид этакого простачка. Вечным ребенком, временами наивным, но вооруженным верой и патриотическим чувством, которые раздвигали границы невозможного. Он видел, как кровоточила его земля, как тысячи его братьев становились жертвами бесчинств колонизаторов. Все его существо, вся его душа, горячо преданная родному народу, страдала и мучилась, что не мешало ему быть бесконечно благодарным испанцам, открывшим ему истинного Бога. Он рассказывал своему исповеднику, что ежедневно в своих молитвах просит Деву Марию ниспослать мир и взаимопонимание в сердца двух враждующих народов. История крестовых походов, которой его обучали на уроках закона божьего, завораживала его. Он видел себя облаченным в доспехи святого Людовика, объявившего войну неверным, и даже представлял себя на месте Жанны д'Арк, неграмотной, как и он, пастушки, которой тем не менее были явления святого архангела Михаила и святых Екатерины и Маргариты, призывавших ее освободить Францию от английского ига…
– Вы хотите сказать, что на сотворение собственного чуда Хуана Диего вдохновил подвиг Жанны д'Арк?
– О да… Я глубоко в этом убежден. Но не в том уничижающем значении, какое подразумеваете вы. За его чистоту, его молитвы и веру ему была ниспослана благодать Божия. Пресвятая Дева не является наугад первому встречному…
Вздор, Натали! Полный вздор! Я не имею ничего общего с этим святошей, падким до крестовых походов, с этим вдохновленным борцом, выступающим под знаменем Девы. Я никогда не просил Матерь Божью явиться мне и возложить на меня эту миссию! Я никогда ничего не просил для своих братьев по крови. Все было мне безразлично, слышишь? Участь живых больше не занимала меня, возможное уничтожение моего народа оставляло меня равнодушным, «патриотического чувства» у меня было не больше, чем священного идеала: я был лишь человеком, утратившим свою вторую половину, жившим молитвами и верой в загробную жизнь, дабы удерживать рядом с собой ту, которую потерял.
Хочешь знать правду? То, что со мной сотворила Дева, было небесным домогательством! Ничем иным! Она неустанно преследовала меня, не обращая никакого внимания на мою ничтожность, мои страдания, мою работу и мой долг добропорядочного христианина! Она использовала меня, а затем бросила на произвол судьбы. Так-то вот! Я верю в нее, я почитаю ее, я благоговею перед ней, я продолжаю служить ее делу, но это не мешает мне здраво смотреть на вещи!
Не знаю, может быть, другие в моем случае бесконечно рады тому, что им даровано бессмертие, что их боготворят, причисляют к лику блаженных и к лику святых, что к их помощи ежеминутно взывают миллионы людей: я так и не смог связаться с подобными мне «свидетелями», всякими там святыми Терезами, Жаннами д'Арк, Екатеринами Лабуре, Бернадеттами Лурдскими, Иосифами Копертинскими, Лучиями из Сиракуз… Могу лишь предположить, что все они более или менее счастливо переносят заточение, став узниками либо своей миссии, либо символа, либо славы. Но они страдали, я узнал это, собрав информацию о них в памяти верующих, не делающих различий между мной и ними; они пренебрегали опасностями, бросали вызов непостижимому, подвергались пыткам, на себе познали, что такое стигматы, поклонение и мученическая смерть, в любом случае на их долю выпало и плохое, и хорошее… Со мной же не случилось ничего, ровным счетом ничего! Я шел, увидел, рассказал и продолжал жить. Я даже не стал ее глашатаем, в полном смысле слова, а просто послужил вешалкой. Я ничем не рисковал, свидетельствуя о явлении мне Девы, меня не обвинили ни в ереси, ни в мошенничестве, ведь у меня было доказательство. И оно до сих пор не истлело! Никто не стремился навредить мне, никто не преследовал меня, не пытался заставить отречься от моих слов, напротив! Меня баловали, обучали грамоте, воспитывали, чтобы я мог доносить мой рассказ до страждущих. «Истинный посвященный», как же! Еще при жизни я стал прообразом установленного в 1979 году у входа в собор автомата, который за пять песо на пятнадцати языках на все лады восхваляет и разносит по свету историю явления Девы.
И мне поклоняются! В мою честь служат мессы! Мне приписывают способность творить чудеса! Ватиканские интриганы, руководствуясь политическими интересами, намереваются причислить меня к лику святых, дабы навеки обратить легенду, построенную на шумихе вокруг моего имени, в прибыльный бизнес! Свое земное существование я посвятил Деве, но она не нуждается более в моих услугах, более не является мне, бросает на растерзание моим неистовыми почитателям, отвернувшимся от нее и ставшим боготворить меня. Довольно! У меня больше нет сил проводить свое загробное существование в выслушивании жалоб старух на варикозное расширение вен, стариков – на подагру, нищенскую пенсию и немощь в постели, молитв молодых с просьбой подарить им ребенка или прервать беременность, инвалидов – вернуть назад ноги; прошений депутатов о месте в парламенте, футбольных болельщиков – о голе, обманутых мужей вернуть жен, а жен – мужей, безработных – о работе, неизлечимых больных – о чудодейственном лекарстве, побитых женщин – о мире, а солдат – о войне. Мне все это осточертело! Я ничем не могу помочь вам, даже не могу передать ваши просьбы Пресвятой Деве! Обращайтесь к ней напрямую или же требуйте невозможного от самих себя. Иногда это срабатывает, уж кто-кто, а я точно знаю! Сам я не свершил ни единого чуда, зато видел, как они происходили у меня на глазах, на бегущих дорожках собора. Так что оставьте меня в покое, сами решайте свои проблемы, живите своей жизнью и готовьтесь к смерти. Или же молитесь за меня. За то, чтобы мою тильму уничтожили, чтобы обо мне забыли, мою память очернили… Сжальтесь надо мной… Я был никем. Позвольте мне вновь впасть в безвестность.
Ты хочешь знать правду, Натали, ты хочешь знать, что же в действительности произошло в том далеком 1531 году? Хочешь, я расскажу тебе о моих встречах с Девой так, как никогда раньше этого не делал – из уважения, из скромности, из боязни опорочить ее?
В субботу, 9 декабря, я на рассвете покидаю свое скромное жилище и направляюсь на урок закона божьего в Тлатилолко. Стоит мне дойти до холма Тепейяк, как вдруг до моего слуха доносится пение птиц, как если бы лето было в разгаре. Я останавливаюсь, и пение тотчас смолкает. И тогда с вершины холма раздается очень нежный звенящий голос, называющий меня по имени: «Хуанцин, Хуан Диегоцин…» На том самом месте, где мы когда-то справили наш Праздник последнего наслаждения, я узнаю интонации, манеру говорить моей Марии-Лучии. Обезумев от счастья, я взбегаю на наш холм, ожидая увидеть призрак моей жены, но вместо этого сталкиваюсь нос к носу с незнакомкой, от которой исходит такое сильное сияние, как если бы солнце всходило у нее за спиной, хотя она не стояла против него. Это совсем юная девушка ослепительной красоты, но красоты, источающей уверенность в себе, отмеченной печатью умиротворенности и не по годам большого жизненного опыта. Она обращается ко мне на моем родном наречии науатль, точь-в-точь как говорила моя усопшая женушка.
Она объявляет мне: «Я непорочная Дева Мария, мать истинного Бога, который всех нас держит в сердце своем». Я приветствую ее и сообщаю, что как раз направляюсь на урок закона божьего. Просто я хотел внести ясность в ситуацию: в те времена почти все молодые индейцы были либо убиты в столкновениях с испанскими завоевателями, либо в качестве устрашающего примера публично изуродованы все теми же испанцами, либо умерли от завезенной из Испании оспы, поэтому индейские девушки остались без кавалеров. Меня часто пытались соблазнить, и меня эти приставания раздражали, правда, еще ни одна юная прелестница не додумалась выдавать себя за Деву Марию. Она покачивает головой и молвит: «Нет, милый Хуан Диегоцин, сегодня ты не пойдешь на урок закона божьего, тебя ждут дела поважнее».
Я же отвечаю, что она обозналась, желаю ей удачи и лучшего выбора и с занятым видом отворачиваюсь.
- Предыдущая
- 21/41
- Следующая
