Блистательные неудачники - Коэн Леонард - Страница 27

• Предыдущая
• 27/53
• Следующая

– Вы – горчичное зерно, которое взрастет и расти будет до тех пор, пока землю не покроют его побеги. Вас мало, но вы взялись за работу, угодную Господу. Он ниспошлет вам свое благоволение, и дети ваши заселят эту землю.

День погружался в сумерки. Солнце терялось в западных лесах. Светлячки перемигивались в потемках на лугу. Пришельцы их ловили, нанизывали на нитки мерцающими букетиками и клали на алтарь подле остатков Тела Господня. Потом они разбили палатки, разожгли сторожевые костры, выставили дозорных и легли отдыхать. Так в Монреале прошла первая месса. И вот теперь из убогой своей лачуги я ясно вижу огни большого города, появившегося, как было предначертано и предречено, тени его зданий покрыли эту землю, бесконечные гирлянды приглушенных огоньков вереницами светлячков метят центр Монреаля. Заснеженным вечером шестого марта мне от них становится немножко легче на душе. Вспоминается строка из еврейской каббалы (часть шестая «Бороды Макропрозопа»), где говорится о том, «что всякая работа делается ради того, чтобы ею прирастало Милосердие…». Придвинься ко мне поближе, труп Катерины Текаквиты, сейчас двадцать градусов мороза, и я не знаю, как мне тебя обнять. Ты пахнешь в этом холодильнике? Святая Анджела Меричи скончалась в 1540 году. Ее откопали в 1672-м (ты, Катерина Текаквита, была тогда шестилетней девчушкой), и тело ее издавало приятный запах, оно ив 1876 году оставалось нетленным. Святой Ян Непомусенский принял мученическую смерть в 1393 году в Праге за то, что отказался нарушить тайну исповеди. Его язык полностью сохранился. Спустя 332 года – в 1725 году – язык обследовали специалисты и пришли к выводу о том, что его форма, цвет и длина были точно такими же, как у языков живых людей, и, кроме того, он был мягок и гибок. Тело святой Катерины Болоньской (1413 – 1463) извлекли из земли три месяца спустя после похорон, оно издавало приятный, благоухающий аромат. Через четыре года после смерти Святого Миротворца из Сан-Северино – в 1721 году – его тело эксгумировали и увидели, что оно не тронуто гниением. Когда тело переносили, кто-то поскользнулся, труп упал с лестницы и от него оторвалась голова; из ран на шее хлынула свежая кровь! Святой Иоанн Вианнейский был похоронен в 1859 году. Когда в 1905 году его тело извлекли из могилы, оно было нетронутым. Нетронутым… этого достаточно для любовного приключения? Святого Франсуа Ксавье извлекли из гробницы четыре года спустя после похорон в 1552 году, и тело его еще не утратило свой естественный цвет. Естественного цвета хватит? Спустя девять месяцев после смерти в 1591 году святой Иоанн по прозвищу Крест выглядел вполне прилично. Когда ему отрезали пальцы, из ран потекла кровь. Почти триста лет спустя – в 1859 году – его тело еще не сгнило. И не собиралось гнить. Святой Иосиф Каласанктиус скончался в 1649 году (тогда же, когда за океаном ирокезы живьем сожгли Лалемана). Его внутренности вынули, но тело не было бальзамировано. Сердце и язык этого святого не тронуты гниением и по сей день, однако что стало с остальным – неизвестно.

В кухне моей квартиры в подвале было очень душно, таймер в плите иногда включался сам собой – механизм барахлил. Ф., это по твоей милости я должен коченеть в твоем чертовом морозильнике? Я бояться начинаю, когда запахи не чувствуются. Индейцы считали, что люди заболевают от несбывшихся желаний. Перед больным нередко сваливали в кучу горшки, шкуры, трубки, вампумы, рыболовные крючки, оружие «в надежде, что в числе этих предметов может быть то, чего ему недостает». Часто случалось, что человек сам придумывал себе исцеление, и его просьбам никогда не отказывали, «какими бы странными, нелепыми, отвратительными или гнусными они ни казались». О Господи, сделай так, чтобы я стал больным индейцем. Боже мой, дай мне превратиться в могавка, придумывающего собственное исцеление. Не обрекай мои грезы остаться невоплощенными. Я знаю такие подробности об интимных индейских забавах и утехах, которые сродни небесной психиатрии, мне бы хотелось их продать той части собственного разума, которая покупает решения. Если бы я их в Голливуд продал, Голливуду настал бы конец. Меня зло берет, и холодно мне теперь. Я готов со всем Голливудом покончить, если прямо сейчас же меня не исцелят призрачной любовью, причем не только не тронутой гниением, но еще и благоухающей. Я вообще со всем кино покончу, если мне немедленно не полегчает. Очень скоро я ваш ближайший кинотеатр разрушу. Я приведу на последний сеанс миллион слепых. Мне совсем не нравится мое нынешнее положение. Зачем мне комуто пальцы отрезать? А реакцию Вассермана у скелетов проверять не надо? Хочу быть единственным трупом трехсотлетнего ребенка, окоченевшее тело которого несут неуклюжие врачи, и моя молодая кровь фонтаном хлещет на бетон лестничного пролета. Хочу быть светом в морге. Какого черта я должен препарировать язык Ф.? Индейцы изобрели паровую баню. Вот где можно было душу отвести!

Дядя Катерины Текаквиты придумывал себе во сне исцеление. Вся деревня спешила выполнить его предметные указания. Ничего особенно необычного его исцеление собой не представляло, оно было одним из признанных средств от недугов во многих индейских селениях, о чем мы знаем от Сагара и уже упоминавшегося Лалемана. Дядя сказал:

– Пусть сюда придут все девушки деревни. Деревня торопливо подчинилась. Все девушки

собрались вокруг медвежьей шкуры, на которой он лежал, – труженицы полей, ловкие ткачихи, девчонки-лентяйки и девчонки-растрепы. «Toutes les filles d'vn bourg aupres d'vne malade, tant a sa priere» [55].

– Вы все собрались?

– Да.

– Да.

– Конечно.

– Ara.

– Да.

– Здесь.

– Да.

– Я тут.

– Да.

– Конечно.

– Здесь.

– Здесь.

– Да

– Присутствую.

– Да.

– Вроде, да.

– Да.

– Все, как будто.

– Да.

Дядя удовлетворенно улыбнулся. Потом он к каждой из них обратился с одной и той же просьбой: «On leur demand a toute, les vnes apres les autrs, celuy qu'elles veulent des ieunes hommes du bourg pour dormir auec elles la nuict prochaine» [56]. Я привожу эти цитаты из чувства долга, опасаясь, что горе мое иногда искажает факты, а мне бы не хотелось с ними расходиться, потому что факт – одна из возможностей, которую я не могу себе позволить обойти вниманием. Факт – грубая лопата, а ногти у меня посинели и кровоточат. Факт как блестящая новая монета, которую не хочется тратить, пока она не покроется царапинами в шкатулке для драгоценностей, и расставание с ней – последнее печальное подтверждение банкротства. Покинула меня удача.

– С каким молодым воином ты сегодня будешь спать?

Каждая девушка называла имя любовника на ту ночь.

– А ты, Катерина?

– С шипом.

– Интересно будет посмотреть, – захихикали остальные девушки.

О Господи, дай мне силы пройти через все это. У меня брюхо не варит. Мне холодно и противно. Я блюю в окно. Я говорю гадости о Голливуде, который так люблю. Вы можете себе представить того, кто на такое способен? Пещерный еврей из другого времени вопиет о милосердии, дрожит от страха и блюет в свое первое лунное затмение. Изблевался весь – ну и звуки! Ну и молитву я Тебе творю! Я и с тысячеголосым хором не знал бы, как ее надо правильно вознести, чтобы при ее звуках возникал образ лилии. Как мне с этакой лопатой, которой разве что снег можно разгребать, алтарь воздвигнуть? Мне хотелось засветить лампаду в маленькой придорожной часовенке, а я провалился в яму со змеями. Мне хотелось оснастить пластмассовых бабочек резиновыми моторчиками и прошептать: «Смотри, какая пластмассовая бабочка получилась», а вместо этого я дрожу в тени пикирующего археоптерикса.

Церемониймейстеры (les Maistres de la cеrеmonie) приглашали юношей, названных девушками, и вечером они рука об руку приходили в длинный дом. Подстилки были постланы. Из конца в конец хижины они лежали парами вдоль двух стен длинного дома «d'vn bout а l'autre de la Cabane» и стали девушки с юношами целоваться и сношаться и сосать и обнимать и стонать и раздевать друг друга скидывая с себя накидки из шкур и обжимать друг друга и покусывать соски и щекотать члены орлиными перьями и вертеться в поисках щелей и отверстий и лизать извивы тел и хохотать, когда соитие других казалось им забавным, или замирать и хлопать в ладоши, когда два тела со стонами сливались в трансе оргазма. Стоявшие по краям длинного дома два индейца-начальника пели в такт рокота погремушек из черепаховых панцирей, «deux Capitaines aux deux bouts du logis chantent de leur Tortue». К полуночи дяде стало лучше, он поднялся со шкуры, на которой лежал, и медленно, еле волоча ноги, побрел вдоль длинного дома, останавливаясь то тут, то там, чтобы отдохнуть, положив голову на чью-то голую задницу или запустив пальцы в сочащуюся щель, совал нос между сношавшимися, чтобы лучше видеть все детали процесса, подмечать необычное и острить о причудливом. Так он неуклюже перебирался от одного зрелища к другому, как фанат кино по 42-й улице, дергал кого-то за член или тряс его мелкой дрожью, зажав между большим и указательным пальцами, шлепал кого-то по расслабленному смуглому бедру. Каждое совокупление повторяло другое, и каждое чем-то отличалось от остальных – именно в этом и состояла тайна исцеления старика. Все его женщины возвращались к нему, все его реликтовые соития, все его оперенные щели и лоснящиеся округлости, когда он перебирался от одной пары к другой, от одной томительной позы любви к другой, от одного качающего любовь насоса к другому, от одного всхлипа-хлюпа к другом от объятья к объятию – и вдруг до него доще ' смысл величайшей молитвы из всех, что он зна первой молитвы, которой проявил себя Маниту, Са' мой важной и самой верной священной формулы Ковыляя дальше в потемках длинного дома, он стал петь это заклинание:

• Предыдущая
• 27/53
• Следующая