Выбери любимый жанр

«Черная смерть». Спецназовец из будущего - Конторович Александр Сергеевич - Страница 60

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

ГЛАВА 35

За окном пела птица. Соловей? А поют они сейчас?

Это было настолько неожиданно; что я даже и не обратил внимания на окружающую обстановку. Лежал и слушал. Так странно было слышать пение маленькой птички. В ушах еще стоял звон, и все тело болело от синяков и ушибов. Мне казалось, что я уже навсегда утратил способность не то чтобы восхищаться, но даже и замечать эти маленькие чудеса природы. А вот, поди ж ты… Лежу и слушаю.

Пернатый певец издал еще несколько переливистых рулад и замолчал. И сразу же я услышал далекий гул. Выстрелы? Взрывы? Не понять — далеко…

А кстати, где я?

Брезентовый потолок… такие же стены… палатка? Да, старая армейская, сейчас таких и не используют уже. Разве что на складах остались… Да и то, там уже более современные есть. А эта… уж больно она потрепана… вон, даже дыры есть. Хоть и зашиты (причем в спешке и неаккуратно), но отсюда я их вижу.

Так… Палатка, несколько кроватей. ПМП? Мой взгляд упал на табуретку около кровати. На ней лежал комбинезон черного цвета Это что? Чье и откуда?

За пологом палатки слышался негромкий разговор. Слов я разобрать не мог (в ушах еще звенело), но понять, что звучали два голоса — мужской и женский, сумел. Медсестра? А второй кто?

Ладно, сейчас посмотрим… Я откинул одеяло, собираясь встать.

Со звоном покатилась по полу жестяная кружка. Она лежала на одеяле у меня в ногах, и я ее попросту не видел.

Разговор тут же прекратился, и в палатку заглянули двое. Точно — медсестра! И прехорошенькая. Странно, мне знакомо ее лицо…

Вторым был невысокий солдат, одетый в военную форму времен войны. Опа, и петлицы есть! А погон нету… почему?

— Гля, Маришка, фриц очнулся! Ну, давай, беги до главврача, чегой-то он им интересовался давеча… Э-э, ты сиди там!

Но и без него понятно, что вставать мне еще рановато. Стены палатки зашатались у меня перед глазами, пол угрожающе накренился. Я снова опустился на кровать, пережидая качку.

— Во, вот так и лежи! — солдат удовлетворенно осклабился. — Куда бечь-то собрался?

— До ветру… — прохрипел я и даже не узнал своего голоса.

— Это уж сестру обожди, она тебе все и устроит… Погодь! Так ты по-нашему говорить могешь?

— Могу. Только я не немец.

— Эк! А одежка на тебе чья? А танк откеля?

Какой еще, на хрен, танк? Одежка? Это комбез, что ли?

На улице послышались быстрые шаги, и в палатку ворвалась медсестра.

— Маришка, энтот фриц до ветру хочет! А ноги не держат его совсем.

— Ладно, Петь, это уж моя забота. А ты давай делом своим занимайся — охраняй! Я уж тут сама как-нибудь справлюсь…

Через несколько минут я лежал на кровати уже в более собранном состоянии, нежели до этого. Так… что мы имеем? Старая палатка, солдат в форме доисторического образца, фриц… ага, еще и комбез этот. Бред какой-то… стрельба в отдалении… война? Снова-здорово сорок первый?

Полог палатки распахнулся, и внутрь вошел пожилой дядька в белом халате. Медсестра вскочила с табуретки и метнулась к нему навстречу.

— Как он?

— Вставать хотел. Только на ногах не стоит, качает его.

— Рано ему еще это делать, — дядька присел на табуретку. — Вы меня не узнаете?

— Нет… не помню…

— Хорошо. Как вас зовут, помните?

— А как меня зовут? В смысле — здесь! Как меня здесь зовут?

— …

Главврач (надо полагать, это был именно он) поднял с табурета комбинезон.

— Можете прочитать, что здесь написано?

— Попробую…

Где тут, интересно знать, надпись? Что-то не вижу… На клапане кармана? Нет. Внутри? Может быть… Ага!

— Вилли Леман.

— Это ваше имя?

— Нет…

— Но этот комбинезон был на вас надет!

— Ну и что? Я ваш халат надену — стану главврачом?

— Так… А с чего вы взяли, что я главврач?

— Ну… часовой говорил, что вы мной интересовались…

— Так и сказал?

— Сказал, что главврач мной интересовался. Медсестра убежала, а потом и вы пришли. Вот я и подумал, что вы и есть главврач.

— Разумно. И логично. А зачем я вами интересовался, можете предположить? Ранений у вас нет, случай в принципе рядовой…

— Мне знакомо лицо медсестры, да и ваше… тоже видел где-то…

— Вспомнить можете?

— Нет…

— А так?

И главврач прикрыл ладонями лоб и нижнюю часть лица.

…Топот ног, сдавленное дыхание где-то сбоку… Горящая палатка, истошный женский крик.

— Туда давайте!

Фигуры штрафников замелькали у меня перед глазами. Сорвали горящую палатку, начали таскать оттуда раненых. Вынесли из огня совсем молоденькую девчушку, положили на траву и снова к пожару, там еще есть люди. Кто-то пронзительно кричит из-за пелены дыма…

— Старшина! Дом горит!

— Туши!

— Нечем! Воды нет! А так туда не войти — спечемся на хрен!

Взгляд по сторонам. Что тут есть подходящего? Ага!

— Вон, кухню видишь? Чай в ней или суп — один хрен, все не горит! Вот к ней и давай!

— Понял! — и еще десяток бойцов срываются к кухне.

Помню, как, обжигая руки, мы раскидывали горящие бревна и доски, вытаскивая из-под развалин дома оглушенных врачей и раненых — тут была операционная… Мужик в рваном, когда-то белом халате, на вороте гимнастерки петлицы — три шпалы, подполковник. Весь в саже, и только пронзительно-голубые глаза выделялись на закопченном лице…

Взглянув в эти глаза сейчас, я кивнул головой.

— Да, товарищ подполковник, я вспомнил. Вы были главврачом в госпитале. Тогда еще был налет, немцы бомбили деревню, и госпиталю здорово досталось. Мы тушили пожар. Вас вытащили из операционной. И девушку помню. Имени только не знаю. Помню, как ее из горящей палатки выносили. У нее еще одна нога в сапоге была, а вторая — так…

— А свое имя помните?

— Боец Леонов, Александр Павлович. 82-я отдельная армейская штрафная рота.

— А говорил — не помню!

Со стороны входа в палатку раздался восхищенный вздох. Медсестра, прижав к груди руки, смотрела на главврача.

— Пал Петрович! Как вы вот так?!

— Вот так! Удивлены? — посмотрел на меня подполковник смеющимися глазами.

— Да уж…

— Ничего удивительного. Я вас запомнил. Тогда, в деревне, вы были первым, кого я увидел, придя в себя. Лицо у меня было все в саже, я потом его долго отмывал. А вот глаза… Они у меня приметные. Если и запоминает кто, так именно их. Так сказать — якорь!

— Надо же… никогда бы не подумал…

— Э-э-э, батенька, я же по основному профилю именно что памятью и занимался в свое время… да… пришлось, знаете ли… Вот и помню, что да как в таких случаях говорить. Вас-то я сразу узнал. Да только, назови я ваше имя, вы, вполне возможно, что и не вспомнили бы ничего.

— Почему так?

— Человек должен самвсе вспомнить, иначе мозг не разбудить! Извне это почти невозможно, только изнутри. Замыкается человек в себе, и мозг спит. Вы вот во сне много ли сделать можете?

— Не знаю. Наверное, немного.

— Почти ничего. В смысле — ничего сознательного. Да… Ладно, отдыхайте, вам еще дня два лежать надо.

Уже у выхода подполковник обернулся.

— Как, вы говорите, называется ваша часть?

— 82-я отдельная армейская штрафная рота.

— Думаю, что здесь вы ошибаетесь…

— Почему же? Я хорошо помню…

— Ваш командир говорил мне, что за дот он написал на вас представление. Об освобождении из штрафной роты. Так что… сами понимаете…

— Мой командир? Капитан Романов? Вы его видели?

— А что ж тут такого необычного? Ваша рота отсюда в двух километрах стоит. Видимся иногда…

Назавтра главврач зашел снова. Мне несколько получшело, голова уже не гудела как церковный колокол.

— Поправляетесь?

— Вашими стараниями…

— Да у вас и организм крепкий. Тренированный. Такие нагрузки должен переносить.

— А с чего вы взяли, что тренированный?

— Голубчик, я же врач! Уж и не знаю, кем вы там до штрафной роты были, но уж реакции тренированного спортсмена от реакций тракториста я всегда отличить сумею! А где тело здоровое, там и ум соответствующий.