Царь-гора - Иртенина Наталья - Страница 8

• Предыдущая
• 8/22
• Следующая

«Надо же, – думал Шергин об убитом, – пастырем был дурным, жизнь прожил скверную, а умереть Господь дал мучеником за веру. В подвиге умер поп».

Широким жестом он раздвинул толпу и вошел внутрь ограды. Труп с дверей снимать, похоже, никто не решался. Шергин поднял со ступеней бьющуюся попадью и передал ее на руки скорбно вздыхавшему рядом мужику. Затем осторожно вытащил штыки из двери, поддерживая тело, и уложил его на крыльце.

– Уносите, – велел он толпе. Вперед выдвинулись двое добровольцев.

Возле самой двери, где был прикован мертвый священник, он заметил книгу малого размера, запятнанную кровью. Поднял ее, раскрыл – оказалось Евангелие. Он опустил книгу в карман шинели и перешагнул порог церкви.

Храм был очевидным образом осквернен, на иконах блестели дорожки комиссарских плевков. Возле аналоя ничком распластался дьякон с кровавым нимбом вокруг головы. Еще один покойник лежал в гробу, так и не отпетый, сжавшийся, будто в опасении, не считается ли теперь естественная смерть контрреволюционным деянием и не полагается ли по нынешним законам помирать со штыком в груди, с распоротым животом, с проломленной головой.

Шергин поднял глаза на Христа, сидящего справа от Царских врат.

«Ты этого хотел? – спросил он горько, догадываясь, что с таких вопросов начинается путь в безверие. – Для чего же Ты дал нам дойти до такого?»

Кто-то тронул его за плечо. Шергин запустил руку под шинель, хватая рукоять револьвера, и резко обернулся.

– Вам надо уходить, – сказал молодой парень с русым чубом, торчащим из-под шапки. – Вы нездешний. Могут донести в чеку.

Шергин кивнул.

– Где тут можно переждать время до следующего поезда?

Парень подумал, закатив глаза, и раздвинул в улыбке толстые губы.

– Пойдем. Есть одно место. Ни одна краснозадая сука туда не полезет.

Попутчик разлил по стаканам коньяк и поставил вторую опустевшую бутылку под стол. Несколько раз заглядывал проводник, узнавая, не надо ли чего. От чая оба отказались, а закусывали голой ветчиной и розовой икрой с ножа. Рядом на столе лежал целый, неразрезанный лимон.

– Так, значит, золотишком интересуетесь, Федор Михалыч? – попутчик под действием коньяка стал изображать хитрована и прищуривать на Федора глаз, будто высматривал его насквозь. – А позвольте спросить, с целью теоретической или, так сказать, прикладной?

– А вам на что знать? – Федор, подперши голову руками и набычившись, пыжился выглядеть не менее того проницательным и себе на уме. – Я, может, в карты продулся, а долг отдавать нечем. Долг чести, знаете. Старушка-мать дома плачет. Отец на паперти с протянутой рукой стоит. А все из-за меня, подлеца. А? Что вы на это скажете?

– А шкуру с вас, дорогой мой, за что хотели снять? – ласково грозил пальцем попутчик.

– Так это… несчастная любовь у нас… она меня любит вдрызг, а я ее ни капли. Вот такие «Ромео и Джульетта». Что вы на это возразите?

Евгений Петрович развел руками.

– На это у меня нет слов. Но имейте в виду, Федор Михалыч, – он поманил пальцем, оглянулся на дверь и понизил голос, – в Гражданскую войну там золото было.

– Где? – Федор округлил глаза.

– В Золотых горах.

– А почему сейчас нет?

– Этого я не говорил, – быстро сказал Евгений Петрович и напустил на себя загадочный, непроницаемый вид.

Федор поискал глазами, чего бы выпить, но все было выпито.

– Так есть или нет? – сглотнул он, стремительно вспотев.

– Говорю же, было, – сварливо ответил попутчик. – Что за непонятливость.

– Ну и где оно было? – хмыкнул Федор.

– А где было, там уже нет.

– Все-то у вас не пойми-разбери. Темните вы, сосед. А может, сказки сказываете? – разочарованно молвил Федор и спросил прямо: – Вы кто по профессии?

– Я? Рыбак. Рыбу я ловлю. – Евгений Петрович с широким размахом изобразил, как подсекает и вытягивает из воды крупную рыбину.

– Это вы сейчас какого кита поймали? – Федор отодвинулся, чтобы не получить по лицу рыбьим хвостом.

– Нет, – покачал головой попутчик, – не кита. Так, карася.

– Все равно темните, – выдохнул Федор. – Что я, рыбаков по телевизору не видел? Не похожи вы на них.

Евгений Петрович наклонился к нему через стол, обдав коньячным духом.

– Достоверно известно, во время Гражданской из тамошних гор вывозили золото для Советов.

Федор, не сводя глаз с попутчика, нашарил рукой лимон и с хрустом откусил. Медленно прожевал, не поморщившись, положил лимон обратно и спросил с профессиональным интересом:

– Факты?

Евгений Петрович откинулся на спинку дивана и со скучной бесстрастностью английского джентльмена задал встречный вопрос:

– Вы, конечно же, не слышали о Золотой Орде? Да и где вам было слышать об этом.

– Имбецилом меня считаете? – обиделся Федор. – Ее в школе, между прочим, проходят.

– Нет, милый мой, эту Золотую Орду ни в школе, ни в аспирантуре не проходят. О ней вообще никто до сих пор не знает, кроме… кроме немногих.

– А вы, значит, немногий? – иронично спросил Федор. – Поймали золотую рыбку, и она открыла вам страшный секрет?

– Вообразите себе, примерно так и было, – добродушно ответил Евгений Петрович.

– Расскажите, – попросил Федор, глядя по-детски чистыми и доверчивыми глазами.

Но попутчик не торопился утолять его любопытство.

– Что это мы сидим тут, как раки-отшельники, – сказал он, оглядев убранство стола. – Предлагаю выйти в свет, позавтракать как подобает приличным людям. Согласны?

Федор охотно поддержал предложение и даже сделал движение к двери, но Евгений Петрович саркастически осведомился:

– Куда вы, юноша, в таком виде? Кто вас учил манерам? Повяжите хоть галстук.

Федора манерам никто и никогда не учил, он привык заходить в рестораны и прочие кабаки по-простому, в чем был, не смущаясь и линялыми джинсами, галстуки же не переносил вовсе. Но перед попутчиком, который был явно не так прост, как воображалось с первого взгляда, ему хотелось выглядеть серьезнее.

– Знаете, Евгений Петрович, скажу вам честно, – он приложил руку к сердцу, – светская жизнь меня так утомила, что я решил бежать от нее на край земли. И представьте, не взял с собой ни одного галстука, не говоря уже о фраке или смокинге.

– В таком случае, – ответил попутчик, облачаясь в светлую пиджачную пару, – мне придется выдавать вас за племянника из провинции. Не думаете же вы, что по вашей милости я должен оставаться без внимания прекрасных дам?

– Вы полагаете, в этом поезде обретаются прекрасные дамы? – с сомнением спросил Федор. – Разве какие-нибудь декабристки, преданно следующие за своими мужьями в захолустные гарнизоны.

– Не нужно так мрачно смотреть на вещи, Федор Михалыч, пока еще не Достоевский, – в приподнятом настроении молвил попутчик, критично разглядывая себя в зеркале. – Гм… Как же портит меня эта проклятая борода.

– Сбрейте, – предложил Федор, и тут ему на ум пришло новое соображение. – Или она нужна для маскировки? Кто вы, Евгений Петрович?

– Я уже сказал вам. Я рыбак, – никак не интонируя, ответил попутчик. – Идемте же.

В вагоне-ресторане посетителей в этот час оказалось немного. Прекрасных дам среди них не обнаружилось вовсе, однако Евгений Петрович не спешил разочаровываться.

– Подождем до обеденного времени, – подмигнул он Федору. – Я просто уверен, они здесь есть. Нынче ночью при посадке мне привиделось в одном окне прелестное создание.

– Вам привиделось, – кивнул Федор. – А вы, однако, бабник. И в этом, думаю, ваша слабость.

– Не вздумайте ею воспользоваться, – сухо посоветовал попутчик, изучая меню. – Да и потом, кто бы говорил. Шкуру-то хотели не с меня содрать.

Не зная, чем парировать, Федор подозвал официанта.

Они сделали заказ. Пока их обслуживали, Евгений Петрович не спешил начинать застольную беседу, оглядываясь на редких клиентов ресторана. У Федора создалось впечатление, что он оценивает людей по каким-то одному ему известным критериям, отыскивая нужный человеческий сорт. Определенно это был изучающий взгляд торгового агента – Федор утвердился в изначальном предположении. Все же остальное, очевидно, просто мишура от скуки жизни.

• Предыдущая
• 8/22
• Следующая