Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2) [СИ] (Прода от 28.01.2013) - Берг Николай - Страница 6

• Предыдущая
• 6/149
• Следующая

Ирина поежилась. Здоровяк, рассказывавший как раз о том, что на этих семинарах и деловых встречах и минуты свободной нет и вот он в Питере уже четвертый раз был, а толком даже и посмотреть ни на что не успел, только ели да пили, да еще дела вели, так что без разницы — что Париж, что Питер, все равно постоянно в гостиницах, принял это за проявление сочувствия и кивнул головой.

— Нет, какой там колхоз — отчетливо подумала Ирина — колхоз куда лучше. Тут у нас получилось убогое средневековье. В колхозе-то худо-бедно люди понимали, что делать надо, а тут кроме Мелании и пары соседок-старух никто с землицей и свинками дела толком не имел, горожанки же… Опять же фельдшерско-акушерский пункт в колхозе был. Техника была. Семенной фонд и прочие приусадебные огороды… А эти горожанки… Шить не умеют, одна умеет вязать, и то плохо. Ирина стала перебирать достоинства жительниц ее баронства и вспомнив про таланты Верки мысленно сплюнула и ощетинилась.

— Тут мне начальство звонит в самый неподходящий момент и требует, чтобы я все бросил и хоть на такси, хоть вертолетом — но успел подписать документы на поставки продукции по Свирским круизам! Дескать заболел наш представитель, а я в этом регионе единственный, кто успеть может — нельзя терять контракт, выбьют из бизнеса, потом не вернешься. Я уж было совсем на колоннаду Исаакиевского собора взобрался — меня на лестнице звонок застал. Все таки посмотрел сверху на Питер, правда в спешке, без удовольствия и тут же отправился нашего представителя заменять… — продолжал свою сагу здоровяк.

Ирина продолжила размышлять.

— Когда мы с Витькой вдвоем жили, еще куда ни шло. (Ирина покивала поощрительно головой и здоровяк обрадовался вниманию как ребенок). Но мы же полагали, что одни из человечества уцелели. В этом было что-то… Как Адам и Ева… И Верка, сука! — тут Ирина аж перекосилась от злости, испугалась, что не в тему, прислушалась. Оказалось, что очень удачно попала в масть — здоровяк как раз описывал свою встречу с сотрудником, который успел обратиться и активно напал на пришедшего в номер. На громадное счастье здоровяка весовые категории настолько были разные, что отделался здоровяк порванным в хлам пиджаком, а больного спеленал в одеяло — и когда понял, что это нежить — ужаснулся до ледяного пота.

— Знаете, я как пощупал ему пульс — а он холодный сам, и глаза такие, знаеете, так я вспотел в момент, только таким холодным потом пробило, что ледяшками буквально вспотел — доверительно рассказывал водитель.

Ира сочувственно улыбнулась и впервые за все время, пожалуй, отчетливо подумала о том, что все это время гнала от себя. О том, что нет у Витьки будущего. Жизни человеческой у него тоже не будет. Будет тягостное, жалкое выживание, тяжеленная работа впроголодь и впустую. И если она к нему вернется — то и у нее все будет плохо. Как ни корячились на зачистках — а жратвы на зиму не собрали, разве что вонючий вискас поможет протянуть ближайшую зиму. Свинки — хорошее подспорье, только и их кормить нечем, не коровы они, травой сыты не будут.

Боеприпасов больше не стало, а продвигаться дальше по дорогам — будут поселки еще больше, зомби еще гуще. Там патронов не хватит точно. Значит еще одна-две деревушки — и все, придется дубинами работать. Или топорами. Витька толковал как-то, что по зиме зомбаки будут вялые, можно патроны экономить. Положим зимой можно будет дубинами — топорами махать, ладно, хотя в избах с низкими потолками топором не размахнешься толком. А дальше что? А дальше — медленное угасание. И держится все на Витьке и на ней, Ирке. Вот сейчас она уехала — Витек дерьма ковшом хлебнет, Вера ему не помощь. И ведь не переубедишь балбеса, он все время любил повторять фразу какого-то напыщенного итальянца: "Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме! То-то этот тальянец не остался председателем колхоза в деревне, а дернул в императоры. Ирину не раз тянуло ляпнуть это в ответ на древнюю цитату, но сдерживалась, знала, что партнер обидится не на шутку…

— А я еще такой дурень был, что сначала уладил все по контрактам на круизы, все подписал. И пошел еще — представляете, какой идиот — все-таки коллегу проверить. Я же подумал, что он просто не в себе, напился сильно, бывало такое у наших, думал проспится и все будет в полном порядке. А он из одеяла сумел выпутаться — а может его горничная выпустила и опять на меня попер. Вот тут я и испугался — вчера-то не разгядел в сумерках, что да как, а тут на свету — вот и глянул, а потом еще и пульс… А внизу тоже шум — с визгом. И ни одного таксиста! Я звоню домой — жена криком кричит, дескать в Москве что-то ужасное творится, страшно ей за детей. Ну, представляете мое положение?

Ирка заела сладкое вино бутербродиком и кивнула, думая о том времени, когда ее папка еще был нормальным крепким, веселым мужиком и часто по осени притаскивал "с рыбалки" гусей и уток. Те перед отлетом жрали в три горла, готовясь к тяжелому пути и накапливали в печени жир — как верблюд в горбе. И не знала она, что ест эту самую фуа-гру… тут правда вкус немного другой, навалено специй как из мешка, но основа-то та же…

— Я очень расстроился! Представляете — машину угнал! Увидел стоящую таратайку с водителем, подошел, спрашиваю его — а он возится и скулит. И глаза эти, как у коллеги! Как на меня нашло — я дверь открыл, выпустил его. Он — за мной. А я вокруг машины оббежал — и перед носом его дверь захлопнул. Они же медленные, пока не поедят. Ключи в замке были, двигатель работал, рванул с песнями.

— И проскочили? — спросила Ирина, чтоб все-таки поддерживать беседу не только многозначительными взглядами, улыбками и кивками.

— Километров пятнадцать! А потом бензин кончился. Видимо датчик в машине был неисправный. Я пока разобрался — чуть с ума не сошел. Стоит на половине бака индикатор и все тут. Однако, я немного одумался. Не дело так опрокидью кидаться — я же в гостинице все свое добро оставил. При себе только ай-под, да бумажник. Пока шел обратно — думал, что дальше делать.

— Ну и как по-твоему дело провернется? — спрашиваю я Енота.

— Не берусь судить.

— Но ты же опытный человек?

— Да понимаешь, тут начинается малознакомая мне местность. Диверсионные действия — это не психология и коллективное бессознательное или там еще какой фрейдизм. Совсем иное. Арифметика и физкультура. И иногда алгебра. Загорцев так давно написал и совершенно прав в этом. По канонам невозможно вписать в прогноз акции разумного морфа и его бестию. Это все равно, как если бы мы применили боевого африканского слона и отделение медведей на велосипедах. Сработает блондинка как предполагается — нам и чесаться не понадобится. Пойдет нас драть — вообще все к черту. Так что не знаю. Ты запомни — твое дело — чуть что стало подозрительным — подай ключевое слово, мы твоим питомцам вынесем мозги в момент.

— Какое ключевое слово? — растерянно спрашиваю я.

— Такое, что нейтрально для окружающих, а для нужных людей имеет силу приказа. "Момент истины" — читал?

— Читал, еще в детстве.

— Тогда сам должен помнить. Сказал человек вроде нейтральное "не могу понять", а для сотрудников это означает "внимание!" а совсем мирное "будьте любезны" — вообще приказ "к бою! Вот ты и придумай коротенькое нейтральное слово, не слишком употребляемое, да еще и постарайся, чтоб не забыть его по ходу дела. Понятно?

— Ну коротенькое зачем, понятно. Длинное могу не успеть договорить. Нейтральное — тоже ясно, чтоб не встревожить и так обозлившихся морфов. Забыть нельзя — тоже понятно. А с чего не слишком употребляемое?

Енот ухмыляется: "Зашел я к знакомым. А там у них песик такой нехилый. Мастино Наполитано порода называется. И совершенно индифферентный. Сели чай пить, этот лошадь рядом со мной уселся. Знакомец болтает о чем-то. Увлекся — не заткнуть. Тут вдруг песик, не говоря дурного слова, меня за локоть своей пастью — ням! Нет, не укусил, просто ВЗЯЛ. Такие знаешь зубастые тиски, не пошевелиться. Ощущения сильные, да. Знакомец сконфузился, песику значит: "Фу!. Песик меня отпустил, сидит смотрит. Я интересуюсь — что это было? Знакомец сконфузился еще больше и говорит, что песик этот хорошо дрессированный и никого сам не обидит. Надо произнести ключевое слово, чтобы он или обезвредил — вот как меня, либо рвать стал в клочья. Говоришь, дескать, условное слово «короче» — песик сразу человека обездвиживает.

• Предыдущая
• 6/149
• Следующая