Чужестранка. Дилогия - Гэблдон Диана - Страница 7

• Предыдущая
• 7/204
• Следующая

Три часа спустя мы уже знали, сколько там отверстий «зет» и «игрек» (пятьдесят девять, если вас это волнует, меня — нет), но имели не больше представления о назначении всего сооружения, чем десятки любителей и археологов-профессионалов, ползавших вокруг него целых пятьсот лет.

Недостатка в гипотезах нет, что и говорить. Жизнь среди ученых со всей очевидностью показала мне, что хорошо сформулированная гипотеза куда лучше, нежели плохо описанный факт.

Замок. Место захоронения. Астрономическая обсерватория. Место казни (в качестве плахи — так называемый «Камень крови», наполовину ушедший в землю). Рынок на открытом воздухе. Мне больше всего нравится последняя гипотеза: так и вижу перед собой мегалитических домохозяек, которые крутятся между проемами с корзинками на руках, критически обсуждая качество вновь доставленных на рынок чаш и мисок из красной глазурованной глины и недоверчиво прислушиваясь к похвалам своему товару, которые выкрикивают пекари, торговцы олениной и янтарными бусами.

Единственным убедительным возражением против этой гипотезы мне кажется наличие захоронений под алтарным камнем и кремированных останков в отверстиях «зет». Хоронить покойников на рыночной площади как-то негигиенично, разве что это злополучные останки торговцев, уличенных в обмане покупателей.

В миниатюрном хендже на холме следов захоронений не видно. Собственно говоря, «миниатюрны» здешние каменные столбы лишь по сравнению со Стоунхенджем, но сами по себе они достаточно массивны, а высотой в два моих роста.

Я слышала от другого гида в Стоунхендже, что такие сооружения — их именуют кромлехами — распространены повсеместно в Британии и в Европе вообще. Одни сохранились лучше, другие хуже, есть между ними разница в ориентации и расположении элементов, но назначение их не определено в равной степени. И происхождение тоже.

Пока я бродила между столбами, мистер Крук стоял, наблюдал за мной и загадочно улыбался; время от времени я останавливалась, чтобы прикоснуться к камню — осторожно, как будто мое прикосновение могло оказаться чувствительным для этих монументов.

На некоторых стоячих камнях были какие-то тусклые темноватые полосы и пятна. На других поблескивали включения слюды, весело отражавшие лучи утреннего солнца. И все они резко отличались от местного камня, от местных пород, образцы которых валялись и торчали из травы повсюду. Кто бы ни установил эти круги из каменных столбов и по какой бы причине это ни было сделано, создатели считали дело достаточно важным, чтобы вырубить, обработать и перевезти каменные блоки в соответствующее место и водрузить их во имя своей цели. Обработать — как? Перевезти — каким образом и с какого невообразимого расстояния?

— Мой муж придет в восторг, — сказала я мистеру Круку, остановившись поблагодарить его за то, что он показал мне это место и рассказал о растениях. — Я привезу его сюда попозже.

У начала спуска старик любезно предложил мне помочь и протянул руку. Я приняла ее: глянув вниз, я подумала, что, несмотря на возраст, этот сгорбленный травник держится на ногах покрепче моего.

Во второй половине дня я свернула на дорогу к деревне — надо было извлечь Фрэнка из дома викария. Я с наслаждением вдыхала воздух горной Шотландии, запахи вереска, шалфея и ракитника, крепко сдобренные дымком из труб и приправленные острым духом жареной селедки в тех местах, где я проходила мимо разбросанных в художественном беспорядке коттеджей. Деревня угнездилась на небольшом пологом склоне у подножия одного из утесов, которые вздымаются ввысь из шотландских торфяников. О послевоенном процветании свидетельствовала свежая окраска домов, и даже обиталище священника принарядилось: окна в старых покоробившихся рамах обведены были светлой желтой полосой.

Дом был выстроен по меньшей мере столетие назад. Дверь мне открыла экономка викария, высокая, вытянутая в струнку женщина с тремя нитками искусственного жемчуга вокруг шеи. Узнав, кто я такая, она приветливо поздоровалась и повела меня через узкую, длинную и темную прихожую, стены которой были увешаны гравированными портретами людей, мне неизвестных: то ли это были некие исторические личности, знаменитые в свое время, то ли близкие родственники нынешнего викария, то ли члены королевской семьи, — в сумраке лица их были вообще неразличимы.

В отличие от прихожей кабинет являл собой истинное царство света благодаря огромным, почти от пола до потолка, окнам в одной из стен. Мольберт возле камина, на котором стоял неоконченный этюд маслом, изображающий черные скалы на фоне вечернего неба, объяснял происхождение этих окон, пробитых явно намного позже, чем был выстроен дом.

Фрэнк и коротенький, толстенький викарий в высоком клерикальном воротнике самозабвенно углубились в изучение целой груды каких-то старых бумаг на столе возле дальней стены. Фрэнк еле кивнул, увидев меня, но священник оторвался от своего увлекательного занятия и поспешил протянуть руку, сияя радушием.

— Миссис Рэндолл! — обратился он ко мне, раскачивая мою руку с самым сердечным выражением лица. — Как приятно снова видеть вас. Вы пришли как раз вовремя, чтобы услышать новости.

— Новости?

Я бросила беглый взгляд на стол с бумагами. Судя по тому, какие они были замызганные, а также по характеру букв, новости относились где-то к 1750 году. Отнюдь не свежие газетные сообщения.

— Да, вот именно! Мы обнаружили имя предка вашего супруга, вы, наверное, помните это имя, его звали Джек Рэндолл, так вот мы его нашли в армейских списках того времени.

Викарий наклонился ко мне поближе и заговорил, скривив рот на сторону, ни дать ни взять — гангстер из американского фильма.

— Я, представьте себе, позаимствовал подлинные документы из архива местного исторического общества. Прошу вас, не проговоритесь никому об этом.

Я охотно пообещала ему не выдавать эту ужасную тайну и поискала глазами стул поудобнее, сидя на котором я могла бы воспринять последние сведения двухсотлетней давности. Глубокое кресло у окна показалось мне подходящим, но когда я хотела пододвинуть его к столу, то обнаружила, что оно уже занято. Маленький мальчик с копной блестящих черных волос крепко спал в кресле, свернувшись клубочком.

— Роджер!

Викарий подошел помочь мне и был удивлен не меньше моего. Мальчик, внезапно разбуженный, вскочил и широко раскрыл темно-карие глаза.

— Как ты сюда попал, разбойник этакий! — с притворным негодованием воскликнул священник. — Ах вот оно что! Заснул за своими комиксами!

Он сгреб пестро раскрашенные листки и вручил их мальчугану.

— Беги сейчас же к себе, у меня дела с мистером и миссис Рэндолл. Подожди, я забыл тебя представить. Миссис Рэндолл, это мой сын Роджер.

Я, признаться, была удивлена. Достопочтенный мистер Уэйкфилд как бы являл для меня законченный образец закоренелого старого холостяка. Но я тепло пожала вежливо протянутую мне руку и удержалась от невольного желания вытереть свою о платье — ладошка мальчика была влажной от пота.

Достопочтенный Уэйкфилд проводил Роджера любящим взглядом.

— На самом деле это сын моей племянницы, — сказал он, когда ребенок скрылся за дверью. — Отец убит на Ла-Манше, мать погибла во время бомбежки. А я взял ребенка к себе.

— Это очень великодушно, — пробормотала я, тотчас вспомнив дядю Лэма.

Дядя тоже погиб во время бомбежки. Бомба попала в аудиторию Британского музея как раз во время его лекции. Зная его так, как знала я, полагаю, можно считать, что он был бы счастлив осознать перед смертью: крыло, где хранились персидские древности, уцелело.

— Ничуть не бывало, вот уж нисколько! — замахал руками викарий. — Я очень рад, что в доме поселилось юное существо. Но садитесь, прошу вас!

Фрэнк заговорил прежде, чем я поставила на пол свою сумку.

— Это просто необыкновенная удача, Клэр, — с восторгом заявил он, перелистывая при помощи указательного пальца пачку листов с загнутыми уголками. — Викарий обнаружил целые серии военных донесений, в которых упоминается имя Джека Рэндолла.

• Предыдущая
• 7/204
• Следующая