Английский детектив. Лучшее - Флеминг Ян - Страница 39

• Предыдущая
• 39/156
• Следующая

Майкл Бруэр уже взял себя в руки. К нему вернулось его спокойствие. Он задумчиво почесал подбородок.

— Предположим, то, что вы говорите, правда. Позвольте узнать, что вас натолкнуло на подобные мысли?

— Две вещи, — твердо ответила Харриет. — Во-первых, эти журналы. — Она указала на стол.

— А что с ними?

— Подбросить журналы — хорошая мысль. Я думаю, что вы собирали их для себя, а потом, ближе к концу, подложили их в комнату брата, когда Дикки был слишком болен, чтобы замечать, что происходит вокруг. Вы их спрятали, но не слишком тщательно. Специально, чтобы доктор Харт нашел их. Так же, как я нашла их вчера.

— Вы этого не докажете.

— Думаю, что докажу. По крайней мере, косвенные улики у меня есть.

— Интересно.

— Видите этот журнал? — Она снова показала на стол. — Он вышел всего две недели назад.

— Но…

— А тогда Дикки уже не вставал с кровати, потому что был слишком слаб. И уж тем более не мог выйти на улицу и покупать журналы.

— Понятно. — Майкл Бруэр уныло кивнул, признавая свою небрежность. — Вы упомянули о двух вещах… — Он уже почти окончательно потерял уверенность в себе.

— А второе — это наркотики.

— Наркотики?

— С наркотиками это уже был перегиб. Согласна, мы теперь знаем (после всех публичных кампаний этого невозможно не знать), что главные жертвы СПИДа — это неразборчивые в связях гомосексуалисты и наркоманы, которые колются чужими иглами. Чего-то одного было вполне достаточно, чтобы люди начали задумываться о причинах его болезни. Но делать из него и гомосексуалиста, и наркомана — это уже чересчур. Это тоже натолкнуло меня на мысль, что вы имеете доступ к наркотикам.

Майкл Бруэр покаянно склонил голову.

— Да, согласен. Это был перебор.

— Вы понимаете, — сказала Харриет, — что эти ваши слова фактически равносильны признанию в том, что вы действительно убили моего брата?

— Да. — Он мрачно усмехнулся. — Да, я это понимаю. — Он медленно ослабил узел на галстуке. — Но и вы должны понять, почему я не боюсь в этом признаться вам.

— Признаться в том, что вы убили Дикки?

— Да. Это я его убил. И я думаю, что о моей тайне не узнает больше никто, потому что вряд ли вы сможете покинуть этот дом живой.

Тут он резко сорвал с шеи галстук, конец которого взвился в воздух, как кнут.

— Вы и меня хотите убить?

— Вы не оставили мне выбора. Ваш брат тоже не оставил мне выбора. Боюсь, мне пришлось его убить, хоть я этого и не хотел. Но я защищался. В этом деле, знаете ли, не бывает перемирий.

— Я знаю, — ответила Харриет. — В конце концов, я ведь работаю в Министерстве иностранных дел.

Майкл Бруэр снисходительно улыбнулся и начал делать из галстука петлю.

— Вы же знаете, как важно выиграть время. Если даже не сработает, все равно стоит попытаться.

— Если вы меня задушите, — заметила Харриет, — замести следы вам будет труднее, чем в прошлый раз. В первый раз вы были куда изобретательнее. Теперь вам еще придется ломать голову над тем, как избавиться от тела.

— Чего не сделаешь, когда нужда заставит, дорогая моя. — Майкл Бруэр медленно двинулся к ней. — Я ценю вашу заботу, но не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю.

— Более того, — храбро продолжила Харриет, — я не думаю, что даже доктор Харт подпишет свидетельство о моей смерти, если удушение там будет названо «естественной смертью».

— ЧЕРТА С ДВА ОН ЭТО ПОДПИШЕТ!

Новый голос застал врасплох обоих. Дверь ванной отлетела в сторону, и в комнату ворвался доктор Харт.

Майкл Бруэр разинул рот от удивления. Рот его захлопнулся с громким щелчком, когда кулак доктора Харта врезался в его подбородок. Еле устояв на ногах, убийца попятился и не стал сопротивляться, когда доктор воткнул ему в запястье иглу шприца.

— Пусть отдохнет, пока приедет полиция.

— Боже мой, — пробормотала Харриет.

Доктор Харт несколько смутился.

— Простите меня. Я вообще-то человек спокойный, но, боюсь, когда дело касается наркотиков, я просто свирепею. Когда я ударил его, я бил всех торговцев наркотиками. Когда я думаю о тех несчастных молодых людях, которые проходят через мой кабинет…

— Да. Вы точно все записали?

— Конечно. — Он сходил в ванную и вернулся с кассетным магнитофоном. Немного отмотав пленку, он нажал кнопку «play». Признание Майкла Бруэра повторилось.

Харриет с сожалением осмотрела комнату.

— Никогда не прошу себе, — сказала она, — что не сошлась с Дикки ближе. Но по крайней мере теперь я буду знать, что он был таким, каким я его помнила.

— Да. — Доктор Харт посмотрел на нее. — Спасибо, что обратились ко мне за помощью.

— Мне больше не к кому было обратиться.

— Теперь я хотя бы знаю, что сделал хоть что-то. Я говорил вам, что вы вчера заставили меня почувствовать…

— Да.

— Что ж, по крайней мере сегодня утром я уже не чувствую себя старым невежественным дураком. — Он устало улыбнулся. — Во всяком случае, ощущение это стало чуточку меньше.

Подобно многим практичным и лишенным воображения людям, мистер Колдер верил в плохие приметы. Например, он никогда не садился на поезд, отправляющийся без одной минуты час, с подозрением относился к числу двадцать девять и отказывался вскрывать любые конверты и пакеты, на которых почтовая марка была наклеена вверх ногами. И надо сказать, что однажды это спасло ему жизнь, когда он не захотел вскрывать совершенно безобидный с виду пакет с логотипом его любимого в прошлом книжного магазина. Как выяснилось позже, на этот раз конверт содержал в себе три унции тритолуола и контактный запал. Когда об этом узнал мистер Беренс, он скептически хмыкнул, но согласился, что его другу повезло.

Еще мистер Колдер верил в совпадения. Говоря точнее, он верил в особый закон совпадений. Если вы в течение двенадцати часов дважды слышали новое имя или до сих пор неизвестный вам факт, то до окончания следующих двенадцати часов вы обязательно услышите его еще раз. И никакие убеждения, никакая логика не могли поколебать его веру. Если бы его попросили привести пример, он рассказал бы о случае, произошедшем с преподобным Фрэнсисом Осбалдестоном.

Впервые мистер Колдер услышал это имя в одиннадцать часов вечера на встрече ветеранов пехотного полка, в составе которого он воевал памятные восемь месяцев 1942 года в Ливийской пустыне. Он приходил на эти встречи раз в три года, но не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о войне. Его больше интересовали произошедшие с тех пор перемены. Ему доставляло удовольствие видеть, что капрал транспортной роты, чьи запачканные маслом джинсы ему до сих пор прекрасно помнились, стал процветающим владельцем гаража; что канцелярский писарь, который приторговывал местами в расписании увольнительных, развив свой талант, стал сначала помощником букмекера, а потом и букмекером; и что богоподобный старший роты поднялся не выше консьержа в многоквартирном доме в Патни, а потому своего бывшего писаря при встрече в обычной жизни ему приходится называть «сэр».

• Предыдущая
• 39/156
• Следующая