Всё-всё-всё о Ёжике - Козлов Сергей Григорьевич - Страница 50

• Предыдущая
• 50/86
• Следующая

И Медвежонок стал думать дальше.

«Конечно, в деревьях солнца много. За лето деревья набирают столько солнца, что осенью оно выходит золотыми листьями. Ещё солнце у деревьев внутри. Положишь сучок в печку — он так и заполыхает».

— Это я знаю, — вслух сказал Медвежонок. — Это — огонь.

«Если ж набрать сухих листьев и поставить их в банку, — думал дальше Медвежонок, — будет очень красиво. Будто солнышко у тебя в углу. Но оно не греет. Что же придумать?»

Он остановился и стал глядеть на золотую реку.

На прибрежных кустах серебряными паутинками вздрагивала тишина.

«Нет, нельзя, чтобы всё это так пропало… Надо что-то придумать…»

— А что если, что если… Ур-ра! — завопил Медвежонок и побежал к Ёжику.

— Ёжик, — сказал Медвежонок, — бери два ведра, сито и туесок.

— Зачем? — спросил Ёжик.

— Потом расскажу. Бери!

Они схватили два ведра, сито, берестяной туесок и помчались к реке.

— Да зачем всё это? — по пути спрашивал Ёжик.

— Сам увидишь.

Солнце стояло высоко, река была золотая.

— Куда бы приладить сито? — оглядывался Медвежонок.

— Да зачем?

— Погоди. Ага. Вот сюда. — И Медвежонок прислонил сито к камню. — Теперь черпай воду и лей.

— Куда?

— В сито.

— Зачем?

— Увидишь.

И Медвежонок начал черпать воду из реки и лить в сито.

— Ты мне скажешь всё-таки, что ты делаешь?

— Скажу. Потом.

Вода проливалась сквозь сито и стекала обратно в реку.

— Да помогай, — сказал Медвежонок.

И Ёжик стал помогать.

Так они трудились полдня.

— Давай-давай, — подбадривал Ёжика Медвежонок. — Видишь, солнце стало заходить, теперь его особенно много.

— Где?

— В воде.

— Ну и что? — чуть не крикнул Ёжик.

— А то, — присел, умаявшись, Медвежонок. — Вода стечёт, а солнце останется. А мы его — в туесок.

— Солнце?

— Ага.

— Так здесь же ничего нет.

— Это кажется, — сказал Медвежонок. — Как же ничего нет, если в реке было столько солнца?

И он открыл туесок и аккуратно, чтобы не просыпать, пересыпал в него оставшееся в сите солнце.

— Ну вот, а теперь закроем крышечкой и — домой.

— Так там же ничего нет!

— Глупый, — только и сказал Медвежонок.

… Волоча ведро и сито, с туеском под мышкой, в сумерках они подошли к дому Ёжика.

Воздух был звонкий-звонкий, и палые листья хрумтели под ногами.

— Ну, открывай, — сказал Ёжик, когда вошли в дом.

— Нет, — сказал Медвежонок. — Не сейчас. Мы откроем его зимой, когда будет мести метель и свистеть вьюга. Откупорим, и запахнет рекой, рыжим солнцем; мы вспомним, как хорошо сегодня потрудились, и солнышко обогреет нас.

Медвежонок поглядел в круглые глаза Ёжика, придвинул табуретку и поставил туесок с солнышком в уголок.

По одной пыльной дорожке шли три муравья. Один волок соломинку, другой тащил сосновую иголку, а третий катил перед собой маленькую еловую шишку.

Стояла жара, трещали кузнечики, и пахло перегретой хвоей.

— Фу! — сказал Первый Муравей. — Жарко! — И сбросил с плеча соломинку.

Второй Муравей положил рядом с ней сосновую иголку и утёр лапкой вспотевший лоб.

Третий Муравей остановился, и еловая шишка, которую он катил перед собой, тоже остановилась.

Все трое уселись на пыльной обочине, развели костёр, повесили над огнём котелок с водой, и сладкий, горьковатый дымок пополз в небо.

— Не люблю работать по жаре, — сказал Первый Муравей. — С утра оно как-то сподручнее…

— Да, — поддержал Второй. — Утром как бы, работая, отдыхаешь.

— Это смотря какая работа… — сказал Третий.

— Конечно, тебе хорошо, — обозлился Первый Муравей. — Кати себе шишку да кати, а ты бы попробовал соломинку унести!

— Или сосновую иголку, — поддакнул Второй. — Она хоть и не велика, да тяжёлая!

— Или, скажем, вчерашний день… — продолжал Первый Муравей. — Я цветок кашку тащил. Еле добрался к вечеру. Упарился!..

— А я, — сказал Второй Муравей, — вчера хворостинку волок. Думал — погибну. С утра ещё ничего шло, а как солнце пригрело… Ну никакой мочи нет!..

— Не знаю, — проворчал Третий Муравей. — Я вот уже целую неделю шишки катаю. Приспособился.

— Эка! Шишки!.. — опять рассердился Первый Муравей. — Я тебе говорю, ты бы попробовал соломинку утащить! — И он зло посмотрел на Третьего Муравья.

— Я весь прошлый год солому таскал, — сказал Третий Муравей, — а в этом мне шишки положены.

— Ему шишки положены! — передразнил Первый Муравей. — Ничего тебе не положено. Вот сейчас бери соломинку и тащи!

— А ты что же, шишку покатишь?

— Покачу!

— Нет уж! — сказал Третий Муравей. — Шишка — моя. Ты как считаешь? — обратился он ко Второму Муравью.

— Шишку должен катить я! — сказал Второй.

— Нет, я! — сказал Первый.

— Я!!

— Нет, я!!

Они вцепились друг в друга и покатились по пыльной дорожке…

Третий Муравей укрылся в тени травинки, заложил лапки за голову и стал смотреть в небо. Высоко-высоко плыли белые облака.

«Интересно, смог бы я утащить такое облако? — думал Третий Муравей. — Конечно, целиком его не ухватишь, а по кусочкам, пожалуй бы, смог…»

«Я!.. Нет, я!..» — кричали за поворотом дорожки муравьи. «Я! Нет, я!» — разносилось по всему лесу.

А Третьему Муравью было так грустно всё это слышать, что он решил забраться на самую верхушку сосны, поближе к белому облаку.

Он откатил с дороги и спрятал в траве свою шишку и, петляя между сучков, стал подниматься на сосну.

Чем выше он поднимался, тем прохладнее и веселее ему становилось.

На самой верхушке он перевёл дух, огляделся и закинул голову.

Прямо над ним плыло облако.

Муравей поудобнее устроился и стал смотреть, как оно проплывает.

«Само оно ходить не умеет, — думал он. — Кто-то его тащит. Наверное, есть такой… Небесный Муравей, который таскает облака…» — «А почему его не видно?» — спросил он сам у себя. И, подумав, ответил: «Потому что он голубого цвета!»

«Вот бы мне стать Небесным Муравьём, — думал он, сидя на сосне. — Днём бы я таскал облака, а ночью — звёзды. А в следующий год мне бы вышло таскать тучи и луну… А ещё на следующий — месяц и солнце… А потом — всё сначала! А пока надо катить шишку…»

И он спустился вниз, отыскал в траве свою шишку и покатил её к муравейнику.

Первых двух муравьёв и след простыл.

В дорожной пыли валялись соломинка и сосновая иголка.

На реке жила страшная чёрная Коряга. У неё была огромная голова, горбатое тельце и цепкие когтистые пальцы. С них клочьями свисала отвратительная скользкая тина. Все боялись Коряги, и она радовалась, что все бояться её.

Подошёл однажды к берегу реки Козлик. Посмотрел в воду, задрожал от страха и заплакал. А Коряга обрадовалась и пошевелила скрюченными когтистыми пальцами.

«Ах, какая я отвратительная! — думала она. — Отвратительнее меня нет на свете!»

И действительно: что могло быть отвратительнее старой чёрной Коряги?

Утки боялись нырять возле неё, плотвички проносились мимо, сом огибал стороной, и даже облака морщились, проплывая по реке в этом месте…

Но однажды Коряга очень удивилась, увидав неподалёку страшилище похлеще себя.

У страшилища были злые глаза на тоненьких ниточках, огромные усы и невообразимые клешни вместо лап. «Щёлк-щёлк!» — щёлкало страшилище клешнями и двигалось задом наперёд.

— Кто ты? — спросила Коряга.

— Я-то я, — сказало страшилище. — А кто ты?

— Как это — кто я? — возмутилась Коряга. — Я — Коряга!

— А я — Рррак! — прохрипело страшилище и злобно щёлкнуло.

«Он такой страшный, — подумала Коряга, — что нисколько меня не боится. Надо с ним дружить!»

— Дорогой Рак! — обратилась она к страшилищу. — Сейчас полдень. Не желаете ли поблаженствовать в тени? Возле меня лежит такая зловещая тень…

• Предыдущая
• 50/86
• Следующая