Андреевский кавалер - Козлов Вильям Федорович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/147
- Следующая
Мать ране утром, поднимая ее на работу – Тоня уже второй год работает телефонисткой на коммутаторе воинской базы, – ворчит: почему, мол, поздно вчера домой пришла?.. Ворчит она и на младшую сестренку Алену. Той еще нет семнадцати, а не пропустит ни одной вечеринки. За ней тоже ребята ухаживают. Тоня завидует сестре: всегда веселая, острая на язык, в компании парней своя, даже вместе с ними в чужие сады за яблоками лазила. Уже вступила в комсомол, подала документы в Климовское педагогическое училище – решила, как старший брат Митя, стать учительницей. И в самодеятельности она первая. Тоня тоже в хоре поет.
В бочажок с лету шлепнулся плоский серый жук с маленькой усатой головкой, по воде разбежались морщинки, отражение сначала расплылось, затем вытянулось дыней. Она встала с колен, отряхнула с чулок сучки и иголки, взяла с кочки корзинку. В ней десятка два крепких осенних боровиков, несколько толстоногих красноголовиков-подосиновиков. Другие грибы Тоня не брала – мать все равно выкинет. Сейчас был сезон белых и волнушек, Тоня сложила рупором ладони и несколько раз протяжно аукнула, тотчас раздались далекие ответные крики подружек. Она пошла в ту сторону и вдруг остановилась, в испуге схватившись за тонкий березовый ствол: навстречу ей из чащобы, высунув язык, неслось черное чудовище.
– Юсуп! – перевела она дух. – Как ты меня напугал!
Овчарка с ходу лизнула ее в щеку, сунулась носом в колени и, присев на задние лапы, уставилась, будто хотела сообщить что-то важное. Черная шерсть лоснилась, нижняя челюсть поседела, в густой холке тоже посверкивала седина.
– Ну что ты, Юсупушка? – осторожно погладила собаку Тоня. Та прижала стоячие уши, но от ласки не уклонилась. – Нет у меня ничего вкусненького…
– А я-то не пойму, куда он меня волоком тащит! – послышался веселый голос Ивана Васильевича Кузнецова.
Он раздвинул молодые елки и вышел на лесную полянку. В его густых русых волосах светилась растопыренная сосновая иголка, в руке фуражка, наполненная крепкими боровиками. Кузнецов вернулся в поселок на прежнюю должность. Несколько раз Тоня видела его в клубе, один раз он пригласил ее на танец, но баянист Петухов, заметив это, сдвинул мехи, поставил сверкающий перламутровыми кнопками инструмент на табуретку и пошел на волю с приятелями покурить.
– Можно я в твою корзинку высыплю? – приблизился он к девушке и, не дожидаясь ответа, вытряхнул из фуражки боровики.
– А вам?
– Называй меня на «ты», – улыбнулся он. – Все-таки мы старые знакомые…
– Тогда приходи к нам на жареные грибы, – вдруг, удивляясь себе, пригласила Тоня. – Я сама их приготовлю.
– А ты смелая, – глядя ей в глаза, произнес он. – Одна в глухом лесу.
– Там девочки! – кивнула она в сторону, откуда доносилось чуть слышное ауканье. – И потом, я хорошо оринтируюсь…
– Ориентируюсь, – поправил он. – А медведя не боишься?
– Я их никогда вблизи не видела.
– Вдруг недобрый человек на пути встретится?
– Что он мне сделает?
– Все-таки держись ближе к подружкам, – сказал он.
Тоня нагнулась, аккуратно срезала гриб-крепыш ножом. Если она поначалу и оробела, увидев в лесу Кузнецова, то сейчас почувствовала себя уверенно. Может, Иван Васильевич не случайно наткнулся в лесу на нее? Искал встречи? От этой мысли ей стало весело, захотелось смеяться, дурачиться. Она обхватила собаку, прижалась к морде щекой.
– Только тебе позволяет Юсуп такие вольности, – подивился Кузнецов.
– Он знает, что я его люблю, – стрельнула зеленоватыми глазами на командира девушка.
Иван Васильевич вдруг задумался, нахмурил лоб, что-то припоминая. Тоня наконец не выдержала и, бросив на него насмешливый взгляд, сказала:
– Как бабка Сова! Что-то колдуешь про себя?
– Вспоминаю стихи, – улыбнулся он. – Знаешь, я сам попробовал стихи сочинять.
Тоня в школе легко заучивала наизусть заданные учительницей на дом стихотворения. Алена не раз уговаривала ее прочесть что-нибудь в клубе со сцены, но Тоня не соглашалась.
Тоня долго молчала, осмысливая услышанное, стихи ей понравились.
– Это ты сочинил про Варю и… меня? – не подымая глаз от земли, спросила она.
– Если бы я! – усмехнулся он, – Это стихи Федора Ивановича Тютчева.
– Ты все еще любишь ее? – помолчав, спросила она. И вдруг почувствовала, как сильные руки взяли ее за плечи, властно повернули – она совсем близко увидела крупные светлые глаза.
– Я другую люблю, Тоня! Глазастую, добрую, нежную…
– Кого же? – пролепетала она, чувствуя непривычную слабость в коленях.
– А ты подумай, Тоня, – мягко говорил он. – Помнишь осень, речку, мокрое белье?.. Ты сказала, что любишь…
– Я сказала, что люблю Юсупа, – прошептала она.
– У тебя были удивительные зеленые глаза. Ты знаешь, что у тебя очень красивые глаза?
У нее бешено заколотилось сердце, перехватило дыхание, все поплыло перед глазами: он ее поцеловал. Она не помнила, сам он ее отпустил или она вырвалась. Юсуп громко лаял, стараясь лизнуть в лицо.
– А кто обещал за меня замуж выйти и любить до гробовой доски? – как сквозь сон доносился его глуховатый голос. – Кто обещал кормить оладьями со сметаной и пришивать пуговицы к гимнастерке?
– Еще вспомни про серые щи… с ребрышками, – смущенно улыбнулась она. Конечно, она все помнила, удивлялась другому – как он все запомнил? Ведь столько лет с тех пор прошло!
– Помнишь, ты обещала стать красивой? Ты самая красивая на свете, Тоня!
2
– Юсуп, милый, ты очень любишь своего хозяина? – заглядывая собаке в глаза, спрашивала Тоня.
Овчарка смотрела на нее умными глазами, кивала, улыбаясь, показывая белые клыки. Во дворе, нежно позванивая стременами, щипали вдоль изгороди траву две лошади под седлами. Одна была гнедой масти, вторая – вороной. Усыпанную красными ягодами рябину, что росла у сарая, облепили черные дрозды. Из сада иногда доносился глухой шелест и.стук – это с приземистых корявых яблонь сами по себе падали перезревшие плоды.
– Хороший он, Юсупушка? – допытывалась девушка. – Добрый? Ласковый?
Лицо ее порозовело, она то и дело оглядывалась в сторону крыльца. В горнице Иван Кузнецов и его приятель – красный командир Григорий Елисеевич Дерюгин – разговаривали с родителями… Короче говоря, сейчас там решалась судьба Тони Абросимовой. Под вечер на конях прискакали из военного городка Кузнецов и Дерюгин; увидев их, Тоня все поняла, залилась краской и спряталась на сеновале. Несколько раз выбегала на крыльцо Аленка и звала ее – Тоня не отзывалась. «Господи, что-то там, за большим столом в комнате, где сидят отец, мать и гости?» Отец в новой косоворотке с вышивкой на рукавах, в суконных штанах, а мать в праздничном платье и шелковой косынке. Они знали, что сегодня придут сватать Тоню, – Иван Васильевич еще вчера предупредил ее. Разговор с отцом был короткий:
– Такой человек за тебя посватался! Парень он толковый, все его уважают, сам председатель поселкового первый с ним здоровается. И нос ни перед кем не задирает, хоть и служба у него оё-ёй какая сурьезная! В общем, повезло тебе, дочка. Иди за него и радуйся…
Мать не разделяла оптимизма мужа. После обеда собирали яблоки в саду. Алена залезала на деревья и трясла ветви, крупные яблоки падали на землю, раскатывались во все стороны. Те, что было не достать, Тоня сбивала жердью.
– Гляди, девка, тебе жить, – сказала мать. – Спору нет, мужчина видный из себя, красивый, а глаз у него, хоть и светлый – суровый. Я вот гляжу на вас и все вижу, что у вас на душе, а Иван будто и открытый, а в душу к нему не заглянешь. И глаз у него, говорю, острый, в других все замечает, а себя не открывает.
- Предыдущая
- 38/147
- Следующая
