Едем на Вял-озеро - Козлов Вильям Федорович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/53
• Следующая

— Что я? Разве против?

— Почему же тогда все время сомневаешься?

— Человек я такой, — вздохнул Андрей. — Сомневающийся…

Андрей, хотя и был, как он сказал, человеком сомневающимся, во всех серьезных делах привык доверяться Ване. Конечно, сначала он пытался возражать, спорить, отговаривать, но всегда в конце концов победу одерживал Мельников. Его упорству и убежденности можно было только удивляться. Андрей тоже не был слабохарактерным, но с Ваней тягаться ему не под силу. Все те препятствия, которые Андрей подчас считал непреодолимыми, его друг запросто отметал. Даже наоборот, чем больше возникало трудностей, тем убежденнее и упорнее Ваня действовал.

И вот сейчас Андрей Пирожков чувствовал, что друг ему не верит. Если бы Ваня слышал, как он, Андрей, спорил с сестрой! Как убеждал ее поговорить как следует с этим Назаренко или Чепуренко.

— Если они нас не возьмут, то мы… — Андрей быстро-быстро замигал, веснушки его побледнели. — Мы тогда опять убежим!

— Вот это другой разговор, — сразу повеселел Мельников. — Давай пять!

Они торжественно пожали друг другу руки, как бы клятвенно скрепляя свой новый договор. Андрей перестал мигать и улыбнулся.

— Только уж в бочку ты меня больше ни за какие коврижки не упрячешь…

Ваня не обратил внимания на его слова.

— Ты родителям говорил про экспедицию?

— Раза два намекнул, но они пропустили мимо ушей.

— Вот что, Андрюха, давай немедленно начнем их подготавливать…

— Тебе хорошо, — сказал Андрей. — Скажешь, что зачисляют в экспедицию, и все, а мне как? Каждый шаг наш будет сестре известен!

Ваня с сожалением посмотрел на него.

— Это ведь здорово! — сказал он. — Раз твои родители знают, что в экспедиции ты будешь рядом с сестрой, да они сами станут просить ее, чтобы тебя взяла… Надо лишь немножко и умело подтолкнуть их… Этим ты и займись.

— Ладно, подтолкну, — сказал Андрей.

— Я повторяю: умело. Не в лоб сразу: пусть, мол, берет меня с собой — и баста… Загни что-нибудь про малокровие… Нет, этот номер не пройдет… Хилым тебя не назовешь… Ну, что надоело в городе, а там воздух, вода…

— А ты своим что скажешь?

— За меня не беспокойся, — уклончиво ответил Ваня.

Отец с матерью только что вернулись из кино. Смеясь, вспоминали эпизоды из «Брильянтовой руки». Ваня тоже включился в разговор. Этот фильм он еще неделю назад посмотрел. Отец был в хорошем настроении, да и мать тоже. Лучшего момента для серьезного разговора не придумаешь.

Книжки и тетради были разложены на столе. Сразу видно, что человек корпел над домашним заданием. Как говорится, не за страх, а за совесть. Родители любят, когда дети учат уроки. Многие даже помогают. Ваня к родительской помощи редко прибегал. Отец кипятился, выходил из себя, объясняя трудную задачку по геометрии, а мать в математике слабо разбиралась. По остальным предметам Ване консультации не требовались.

После ужина мать уложила спать младшую сестренку и, подождав, когда она заснула, включила телевизор. Отец на тахте листал «Неделю», изредка бросая взгляды на экран.

Хотя уроки были сделаны, Ваня еще немного посидел за столом, обдумывая, с чего лучше начать разговор, потом сложил учебники в портфель, взял дневник и хотел было попросить отца подписать, но, вспомнив про тройку по литературе и двойку по алгебре, снова спрятал в портфель: сегодня такой дневник лучше не показывать.

— Как успехи? — глядя в еженедельник, спросил отец.

— Скоро будут годовые оценки выводить, — ответил Ваня, усаживаясь рядом с отцом. Мать сидела в кресле, у окна.

— Какими же отметками ты нас в этом году порадуешь?

— Известно какими: тройками, — сказала мать.

— Четверки тоже будут, — заметил Ваня. — И одна пятерка.

— По пению, — усмехнулся отец.

— По физкультуре, — сказал Ваня.

— На прошлом родительском собрании я разговаривала с Ниной Васильевной, — сказала мама. — Она говорит, что ты мог бы гораздо лучше заниматься… По геометрии у тебя ведь дела хуже всех!

— Что же это ты, а? — отец отложил «Неделю» в сторону и, слегка нахмурив брови, посмотрел на сына.

Отец у Вани высокий и широкоплечий. Руки большие, сильные. Волосы зачесаны назад, на лбу глубокая поперечная складка. Когда отец сердито хмурит широкие светлые брови, на переносице обозначается еще одна складка. Если на широком, с выпуклыми скулами лице отца появляются две складки, дела плохи.

— Хуже всех дела по геометрии у Толика Григорьева, — сказал Ваня. — У него три двойки подряд.

— С каких это пор мой сын стал равняться на худших?

Да, зря, пожалуй, Толика приплел… Толик Григорьев живет в этом же доме, на другой лестнице, и частенько заходит к ним. Отец у Григорьева военный, капитан. В комендатуре работает. Где бы он ни увидел сына, обязательно остановится и, мрачно глядя на него, скажет. «Иди, учи!». Он даже Первого мая, увидев Толика в сквере, напротив дома, скомандовал: «Иди, учи!». И бедный Толик поплелся домой, учить. Его так и звали во дворе: «Иди, учи!» — Подтянусь я по математике, — пообещал Ваня, мучительно думая, как бы поудачнее перевести разговор на другое.

— Мне надоело каждый раз краснеть на родительском собрании, — продолжала мама. — Другие мамы радуются за своих детей, а я сижу как на иголках… Ладно был бы какой-нибудь тупица, так нет ведь, все учителя в один голос говорят, что парень способный, но голова занята чем угодно, только не учебой.

Мама продолжала бы и дальше — отчитывать сына за школьные дела она любила, — но тут на экране появился подтянутый, во фраке Муслим Магомаев — и она замолчала.

— Насколько я помню, тупиц в нашем роду не было, — сказал отец. — Возьми Нину, твою сестренку — одни пятерки, да и я…

Тут Магомаев запел, и мама как нельзя кстати попросила:

— Помолчи, пожалуйста.

Отец замолчал, но его Муслим Магомаев совершенно не волновал, и он снова принялся листать еженедельник. Пока Магомаев пел, Ваня тщательно все обдумал и, когда певец, эффектно закончив арию, словно призрак, растаял на мерцающем экране, он начал издалека:

— Нина Васильевна вчера задала нам сочинение на вольную тему, так вот я хочу написать про тебя, папа… Помнишь, ты рассказывал, как во время войны в мои годы уже вовсю работал на Уральском металлургическом заводе? Сначала убирал мусор в цехе, потом тебя допустили к мартеновской печи уголь кидать…

— На долю моего поколения столько выпало… — оживился отец и даже газету отложил. Складка с переносицы исчезла. — Такие вот сопляки, как ты, автоматы собирали, самолеты, снаряды и патроны делали… В тринадцать лет я уже стоял у прокатного стана. А ты знаешь, что такое блюминг? Не знаешь? А я в твои годы весь его облазил вдоль и поперек! Да что говорить, у меня настоящего детства-то и не было. Не цените вы, разбойники, хорошей жизни, которую завоевали вам деды и отцы… Все вам дано. Все для вас. Одеты, обуты, сыты, разные там кружки, спортплощадки, викторины…

— Какие еще викторины? — удивился Ваня.

— Учитесь, живите и радуйтесь, — продолжал отец. — А нам, знаешь, когда пришлось сесть за парты? Года через три-четыре после войны. Мы сами для себя школы, техникумы, институты построили. Шутка ли сказать — всего лишь пять лет назад я заочно закончил техникум!

— А он геометрию и алгебру не может одолеть! — ввернула мама.

— Ты прав, папа, — со вздохом согласился Ваня. — Изнежила нас беспечная жизнь, избаловала. Живем на всем готовом, как говорила наша бабушка, катаемся, будто сыр в масле. Не испытываем мы никаких трудностей…

— Гляди, как заговорил! — удивился отец. — С чего бы это ты вдруг стал такой сознательный?

— А кто виноват? — перешел в наступление Ваня. — Вы виноваты! Родители, школа! Не создаете своим детям никаких трудностей… В магазин сбегать, за квартиру заплатить, ну, еще притащить из овощного пять килограммов картошки — вот и все наши трудности. А ведь мы способны и на большее.

• Предыдущая
• 14/53
• Следующая